Варяжский меч - Андрей Максимушкин

Это поколение потеряно для Божьего слова, но не потеряно для Церкви. Они только называются христианами, продолжают носить требы идолам, участвовать в бесовских обрядах и игрищах. И грешить продолжают, как и прежде. Ничего, и эти полуязычники могут еще послужить святому делу, а их дети и внуки с младенчества впитают любовь и мудрость веры Христовой, душой и телом будут принадлежать Церкви. Свободные от демонов преисподней, они с радостью понесут свет веры другим, пока еще прозябающим в неверии народам.

От размышлений о будущем этой земли епископа оторвал отец Рейнольд. Священник с поклоном вошел в комнату и остановился у порога, смиренно ожидая, когда епископ разрешит ему говорить. Выждав для порядка, Вагер кивнул вошедшему и прошел к массивному, богато украшенному резьбой и драгоценными инкрустациями креслу на возвышении. В свое время это кресло и серебряный крест в двадцать фунтов весом ему подарил отец нынешнего императора Оттон Великий в честь успеха миссии по крещению ободритов и строительства первой церкви в твердыне безбожников Велиграде.

— Ваше святейшество, — еще раз поклонился Рейнольд, осеняя себя крестным знамением, — из сборщиков десятины, отправленных в земли славянского маркграфа Белуна, вернулись только отец Иохим и купец Даур.

— Может, еще время не вышло? Маркграф ободритов крест целовал, что наведет порядок на дорогах.

— Все сроки вышли. Господь забрал их в лучший мир.

— Сроки вышли, — бесцветным, чуть усталым голосом повторил епископ.

Как ему надоели эти вечные неприятности со славянами! Проклятое племя! Гордые, беспокойные, кичащиеся своей силой и древностью родов, исподволь точащие зубы на власть императора и Церкви. И добро бы они по лесам да болотам прятались. Нет, бесовство даже в Альтенбург проникает. Только два дня назад в Нижнем городе поймали идолопоклонника. Соседи донесли, что у него дома адские кумиры стоят. Услышав такую новость, епископ искренне возмутился.

Если в отношении язычников он предпочитал действовать мягко, ненавязчиво, добрым словом и делом подталкивать их заскорузлые души к свету, то с отпавшими от святой церкви, с отрекшимися от веры разговор был другой. Вагер прекрасно помнил, и ныне убиенный безбожными пруссами архиепископ Адальберт всегда его учил следовать заветам святого Мефодия: село, в котором произошло языческое жертвоприношение или хотя бы была принесена присяга языческими божками, должно быть целиком продано в рабство.

Иначе поступать нельзя, нельзя проявлять слабость, надо жестко карать отступников, дабы не давать повода усомниться маловерам и слабым духом. Люди должны видеть и верить — Церковь милостива к своей пастве, но беспощадна к двоеверцам. С благословления епископа двор идолопоклонника предали разграблению, его семью обратили рабами, а самого повесили на городской площади.

— Ваше святейшество, что прикажете делать? — тихо спросил Рейнольд, его глаза светились мольбой и тайной надеждой.

— Мы сами пойдем к маркграфу Белуну и проведем расследование, — улыбнулся Вагер.

«Что так беспокоит брата Рейнольда?» — думал епископ. От него не укрылись ни умоляющий взгляд, ни горечь, звучавшая в голосе клирика. Ах да! Родной брат Рейнольда Клаус не вернулся из марки полуязычников. Да будет земля ему пухом. Тем более надо брать Рейнольда с собой, он землю рыть будет, но убийц брата найдет. А затем, когда свершится правосудие, отца Рейнольда надо включить в святую миссию, что пойдет к пруссам вместе с рыцарями Белуна. Силы, благочестия, веры и желания нести крест язычникам у него хватит. Один из самых достойных священнослужителей Альтенбургской церкви.

— Едем через две седмицы, берем рыцарей барона Хельмштока и две сотни копейщиков, — добавил епископ.

На круглом лице отца Рейнольда отразилось понимание.

— Я оправдаю ваше доверие, — клирик согнулся в поясном поклоне.

— Можешь идти, брат Рейнольд. Благослови тебя Господь!

Священник еще раз поклонился и, шепча про себя молитву, поспешил покинуть помещение. Оставшись в полном одиночестве, епископ подпер голову кулаком и задумался, а не зря ли он доверял этому славянскому вождю? Не хитрит ли Белун, заявляя о желании нести крест пруссам? Ведь он в своей земле даже и не пытался языческое бесовство вывести. В Велиграде прямо у графского дворца языческое капище высится. Большое каменное здание с резными изображениями демонов на стенах, а внутри идолы стоят, и сатанинский огонь горит неугасимо. Сколько епископ требовал извести бесовское капище — бесполезно. Не похож маркграф на раскаявшегося язычника, не похож, но тогда зачем он войско собирает? Может, хочет от империи отколоться? С него станется, и разбои на земле Белуна участились. Так за размышлениями епископ незаметно провалился в сон.

На улице послышался шум. Пронзительно завизжала женщина. Вагер открыл глаза, до его слуха донеслись приглушенный топот множества ног, звон железа, отрывистые команды на славянском языке. «Что там стряслось?!» — недовольно поморщился Вагер, поднимаясь с кресла. На лестнице послышались быстрые шаги, короткий возмущенный возглас. Затем в комнату вбежал послушник, совсем еще мальчик, на его безбородом полудетском лице застыла маска ужаса:

— Язычники в городе! Их много!

Епископ попытался подняться на ноги, но тут его пронзила страшная боль в сердце.

— Господь! Не… — только смог вымолвить Вагер, падая на пол. Послушник застыл на месте как вкопанный и, не отрываясь, смотрел на искаженное предсмертной гримасой лицо умершего от сердечного приступа князя Церкви. Так их и нашли ворвавшиеся в Старград русы.

Корабли приближались к берегу. Четкий барабанный ритм, отдававшийся в ушах гребцов, подстегивал, заставлял вкладывать все силы в каждый гребок. Люди слились с кораблем, превратились в одно многорукое и многоголовое существо. Единство духа слаженной корабельной команды. От носа ладьи разбегались широкие пенные валы, за кормой тянулись буруны. «Сирин» летел, как огромная деревянная птица, как живое существо, перебиравшее по воде своими ногами-веслами. Да он и был живым, любой моряк вам скажет.

Пять кораблей русов вошли в морской заливчик, на берегу которого стоял Старград, и, выстроившись линией, рванули к берегу. На берегу еще никто ничего не понял. Город слишком давно не подвергался набегам норманнов или варягов. Люди забыли, что и на берегу они не всегда могут считать себя в безопасности от свирепости морских разбойников. Только несколько моряков, сгрудившихся на корме астурийского нефа, громко спорили: что означает фигура в виде распростершей крылья птицы с женским лицом на носу второго справа корабля. Нет, не видели они стремительной высадки на берег варяжских дружин, иначе давно уже бежали бы со всех ног к спасительным городским стенам.

За сотню шагов от берега кормщики скомандовали убрать весла. Дальше лодьи шли накатом, постепенно гася скорость. Воины готовились к схватке, в последний раз проверяли, не натирает ли кольчуга, подтягивали подбородочные ремни шлемов, снимали с бортов щиты, разбирали сложенное у мачты оружие. Десятники строили своих людей на носовой палубе. Без лишней суеты и путаницы к тому моменту, когда корабль подошел к берегу, дружинники уже были готовы к бою. Князь Славомир занял почетное место — на самом носу. Рядом с ним держались ближние бояре и самые лучшие бойцы. Острие клина, готовое разрубить вражеский строй, как топор морскую пену.

Подчиняясь веслу кормщика, «Сирин» скользнул между причалами и ткнулся носом в прибрежную гальку. Легкий толчок — корабль со скрипом прополз полшага по дну и остановился. В этот момент князь уже перепрыгивал через борт прямо в набегавшие на берег волны. За ним на берег хлынула вся сотня. Только один десяток немного задержался, в их обязанности входило заякорить корабль, чтоб его не унесло в море, пока люди сражаются на берегу.

Дружина ободритов, не задерживаясь ни на мгновение, на ходу построилась атакующим клином. Два десятка бойцов сразу же разошлись в стороны, разгоняя мешавшихся зевак и освобождая место на пристанях. Попытавшийся было заступить русам дорогу стражник согнулся пополам, получив удар рукоятью меча в живот. Два его товарища были моментально обезоружены и сбиты с ног, понятное саксам дружеское предупреждение: не мешать.

Все пять кораблей пристали к берегу почти одновременно. Выплеснувшиеся с них на берег дружинники, не задерживаясь на берегу, пятью железными потоками побежали к городской стене. На мирных горожан, торговых гостей и моряков внимания не обращали. Разве что отодвигали щитом с дороги, если у тех не хватало ума самим отступить в сторону.

Длиннобородый купец в меховой шапке и длиннополой суконной, расшитой золотом хламиде долго и нудно выговаривал приказчику за нерасторопность. Почтенный торговец считал ниже своего достоинства уйти с середины дороги, наоборот, по его мнению, все остальные должны были проявлять почтение и не мешать ему учить своего человека уму-разуму. Шедшие по улочке горожане действительно обходили упершего руки в бока старого Хоки, а ораву бегущих вооруженных людей купец даже и не заметил. Не успел он удивиться, куда это приказчик рванул, даже не дослушав поучение, как его чувствительно огрели щитом по спине и отшвырнули с дороги прямо в глубокую, зловонную лужу.