Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж

Это действительно были римляне – отряд конницы числом примерно в восемьсот человек. Цезарь приказал им идти впереди его армии; не зажигать костров, чтобы не выдать своего присутствия; не давать уйти ни одному встречному, чтобы никто не смог предупредить противника; и спрашивать всех пленников, где находится Амбиорикс. Проникнув в глубь страны эбуронов и оставшись необнаруженными, они смогли незаметно приблизиться к его дому под прикрытием окружающего леса. Некоторые воины отряда уже сражались со слугами Амбиорикса у входа во двор, а другие разворачивались так, чтобы полностью окружить дом.

Нельзя было терять ни мгновения. У Амбиорикса оказалось не больше двухсот человек домочадцев, включая женщин и детей. Один из этих людей, вместо того чтобы присоединиться к тем, кто сражался у ворот, побежал в конюшню и вывел оттуда ближайшего к выходу коня. «Скорее! Сюда!» Амбиорикс прыгнул на лошадь и торопясь ускакал через маленькую боковую калитку. С непокрытой головой, ухватившись за гриву невзнузданного коня и отчаянно погоняя его плоской стороной меча, он исчез в лесу. Пощады не было никому, все его домашние – мужчины, женщины и дети – погибли. Лишившись своих сторонников, Амбиорикс велел передать народу своего племени, чтобы они не ждали ничьей помощи, а справлялись с бедой сами.

Подчинив своей власти все соседние племена и этим лишив эбуронов убежища, Цезарь теперь шел истребить их народ и само их имя. Он подвел свою армию к тому месту, где раньше был лагерь Сабина и до сих пор стояли его сохранившиеся стены. Цезарь вел в составе своей армии один из своих новых легионов, четырнадцатый, еще не настолько обученный, чтобы на него можно было положиться в бою. Этот легион он оставил в лагере под командованием Квинта Цицерона, которому велел не выпускать за стены этих неопытных солдат. Остальную свою армию Цезарь разделил на три колонны, заверил Цицерона, что вернется через неделю, и отправился вперед показать галлам, как ужасен он может быть, когда разгневан.

Цезарь отмечал свой путь огнем и кровью, но долины Арденнского края трудно обыскивать, если не разделиться на маленькие отряды. Поэтому Цезарь думал о том, как ему уберечь своих людей от засад, и решил переложить часть работы на галлов. Он предложил всем желающим из соседних племен присоединиться к армии и получить долю в добыче.

В Галлии всегда есть наследственная вражда. Ни восхищение делами эбуронов, ни дружеское отношение к ним – ничто не могло спасти эбуронов теперь. Получив разрешение сражаться и грабить, как и сколько хочется, соседние племена взяли их в тесное кольцо. За людьми гнались по лесистым долинам, как за волками на охоте. Одни укрылись в болотах Нижнего Рейна и были там перерезаны. Другие попытались спрятаться на песчаных островках в устье этой реки – их выследили и убили. Вся страна эбуронов наполнилась обугленными остатками хижин, вытоптанными посевами и мертвыми телами зарубленных мужчин, женщин и детей, оставленных гнить где лежали.

В этой пустыне, проносясь из конца в конец дикого края, Цезарь искал Амбиорикса. Иногда галл всего на день опережал своего преследователя. Часто люди видели, как он проскакал мимо – с покрасневшими глазами, в лохмотьях, наклонившись над гривой своего коня, словно уже не в силах сидеть прямо, светлые волосы и борода от грязи казались потемневшими. Некоторые, когда их спрашивали, даже говорили: «Он здесь. Он у нас», – оглядывались вокруг и видели, что он исчез. Иногда Амбиорикс был один, но чаще с ним были еще четыре всадники – слуги, которые остались у него от дней его величия, единственные люди во всей Галлии, кому он решался доверить свою жизнь.

Так Цезарь, отложив завоевание Британии, осуществлял свою месть. А Квинт Цицерон с четырнадцатым легионом в это время находились в неуютном месте – были заперты в несчастливом лагере погибшего Сабина. И возможно, по какой-то причине, имевшей отношение к этому месту, произошло нечто странное: перед одним из наших солдат предстало видение.

В военных лагерях всегда есть прорицатели. Все, конечно, хорошо знают, что сны и знамения могут предвещать будущее. Любой солдат должен рисковать своей жизнью почти каждый день и потому очень чувствителен к таким предупреждениям потусторонних сил. Наш лагерь был наводнен лжепрорицателями, игравшими на доверчивости невежд. Цезарь не обращал на них внимания, если они держали свои пророчества в границах допустимого, то есть не предсказывали поражение и не сеяли страх в войсках. Но среди обманов презренных плутов время от времени случалось настоящее знамение, которое всегда было трудно отличить от лжи, пока предсказанное событие не происходило на самом деле. Например, иногда тот или иной из наших солдат заявлял, что обладает даром видеть будущее. С такими людьми трудно иметь дело, потому что они искренне верят в то, что говорят. В данном случае один из солдат заявил, что пережил видение, которое предвещало поражение и смерть Цезаря.

Цицерон сразу же узнал об этом. В отличие от Цезаря он не всегда относился к подобным случаям с недоверием. Скорее он даже имел склонность собирать рассказы о чудесах и предзнаменованиях. Но в этом случае Цицерон был в достаточной степени солдатом, чтобы понять, как не вовремя прозвучало подобное пророчество. Четырнадцатый легион состоял из неопытных солдат, чей боевой дух был нетвердым. Цезарь оставил их одних в этом обещавшем беду месте. Ветераны из наших старых легионов не смогли бы даже представить себе, что Цезарь потерпел поражение, но солдаты четырнадцатого очень легко могли поддаться панике. Поэтому Цицерон решил лично расспросить солдата, желая высмеять его предсказание, но солдатский рассказ показался ему необычным и любопытным.

Сначала казалось, что видение солдата было просто связано со смертью Сабина. Солдат рассказывал, что он видел себя в рядах потерпевшего поражение легиона. Он не помнил ни свое место в строю, ни того, кто был вместе с ним, ни каких-либо подробностей о мертвых, раненых или находившихся в отчаянии людях. Он только знал, что до этого они очень долго сражались, но теперь им был отрезан путь к отступлению и их командующий вместе с офицерами поехал договариваться о сдаче. По его словам, он смотрел на них и понимал, что они не вернутся, армия останется без начальников и поэтому погибнет.

Услышав этот вздор, Цицерон почти гневно заявил, что желает знать, как солдат смеет связывать это со смертью Цезаря, когда всем известно, что таким был конец Сабина. Ответ изумил его. Солдат объяснил, что в его видении главный начальник ехал на коне по равнине, и его плащ был красным.

Это делало весь рассказ очень странным. Ни один простой легат, такой, каким был Сабин, не носил красного плаща. Кроме того, удивляло упоминание о равнине. Солдат описал ее так: песчаные холмы, поросшие жесткой травой и кустарником, деревьев нет, вдали невысокие горы. Невозможно было представить ничего менее похожего на покрытые лесом овраги Арденн. Цицерон с некоторым облегчением указал на это, высмеял рассказ солдата и заставил его молчать, пригрозив, что велит выпороть его плетью. Но сам Цицерон посчитал этот рассказ очень странным. Через несколько месяцев, когда до нас добрались новости с Востока, он снова послал за этим человеком, но его уже не было в живых. Поэтому если и были какие-то подробности, которые солдат побоялся добавить к своему рассказу, то они навсегда останутся неизвестными. Но Цицерон считал – и, вероятно, был прав, – что этот человек действительно имел дар ясновидения. Ведь, как мы узнали гораздо позже, именно то, о чем он говорил, произошло с Марком Крассом.

Пока Цезарь готовился уничтожить эбуронов, Марк Красс на другом конце мира перешел Евфрат и повел свои войска вперед за славой – на жаркую и сухую парфянскую равнину. У него было семь легионов, четыре тысячи конников и столько же легковооруженных пехотинцев. Возле места, которое называется Kappa, он встретил войско парфян, числом чуть больше трети его собственной армии. Тут он обнаружил то, о чем, возможно, успел узнать от Помпея: парфяне-конники – знатные люди, которые имеют тяжелое вооружение – мощные копья и обитые металлом щиты, остальные же воины – лучники. Он построил свою пехоту четырехугольником, чего вполне хватило для отражения атак. Но этот строй сделал пехотинцев огромной мишенью для парфянских лучников, которые выпускали целый дождь стрел и делали это без остановки, поскольку привезли на верблюдах большие запасы боеприпасов.

Видя, что его легионеры погибают в этой бойне, не сходя с места, Красс вызвал своего сына, молодого Публия и поручил ему во главе его конников атаковать легковооруженных стрелков из лука и обратить их в бегство. Выполняя этот приказ, Публий повел на противника свою тысячу конников из Галлии, еще несколько сот конников, которые были под его командованием, а также пятьсот лучников и восемь когорт легионеров, которые должны были стать поддержкой для конников в случае необходимости. Парфянские лучники не проявили желания подпустить Публия близко: они стали быстро отступать, время от времени поворачиваясь назад и стреляя над крупами своих лошадей. Стреляли они с умением, которое дается долгой тренировкой, и очень результативно. Публий погнался за ними: если бы он отошел назад, парфяне вернулись бы. Но его конница могла победить лучников только в ближнем бою.