Баллада о Чертике - Збигнев Бжозовский

Мы стоим на мосту, сколупываем засохшие комочки смолы с перил, смотрим: со стороны леса идут Карчмареки с двоюродным братом, который недавно к ним приехал.

Хотя трудно сказать: идут — больше похоже, Карчмареки этого двоюродного брата ведут. Он, самый маленький, посередке; чего-то они ему говорят. Подходят. Весек спрашивает:

— Где были?

— Да там! — махнул куда-то за спину Карчмарек-младший.

Брат их, малышонок этот, стоит как вкопанный и дрожит. А глаза будто ничего не видят.

— Что это с ним?

Старший Карчмарек показывает на младшего:

— Это все он: «Возьмем его, возьмем, что нам, жалко?» А я говорил…

— Ты сам согласился, — защищается младший.

— Может, ему по шее дать? — предлагает Весек.

Карчмареки пожимают плечами. Возможно, они уже пробовали, да не помогло.

Солнце садится, Карчмарекам боязно идти домой, за этого братца три шкуры могут содрать.

— Ну скажи что-нибудь… — просит старший Карчмарек.

Малыш молчит.

— Чего захочешь, дадим, правда-правда, только скажи, хоть одно словечко, какое-нибудь.

Тот все дрожит. Карчмарек-младший рассказывает, как было дело. Пошли сразу после обеда. Знали, что в лесу будут откапывать. Карчмареки даже подумали: а вдруг знакомых? Добрались наконец до этой поляны, а тут на них какой-то мужик: «Вас только не хватало! Марш домой!»

Они чуть не повернули назад, да обидно стало, что такой путь прошагали зазря. Обогнули поляну, зашли с другой стороны. Оттуда было хуже видно, потому что и дальше, и немного кусты загораживали. Трупов вытащили уже порядком, женщины плакали, но не особенно. Те, что вытаскивали, были в противогазах…

Да, в военных таких, с резиновым хоботом. И в перчатках. Карчмареки подползли поближе, двоюродный брат был сзади, они думали, там одни только кости, — все, что вытащили, было закрыто брезентом.

Люди в противогазах как раз вытягивали из ямы женщину. Волосы длинные, значит, женщина. Лицо у нее было — черное только. И без глаз. Тут сзади что-то шмякнулось. Карчмареки оглянулись: двоюродный брат лежит.

— Если б не я, — говорит старший Карчмарек, — ты бы удрал, не стал откачивать.

— Никуда б я не удрал.

— Нечего было вообще его брать!

— Откуда я мог знать, что он такой.

— Ты, — толкает малыша Весек, — скажи чего-нибудь.

У старшего Карчмарека уже руки опускаются, но он ведь не просто старший — он здесь самый старший. Задирает малышу подбородок. Говорит спокойно:

— Ну, уже все прошло… Ты что, никогда мертвецов не видал?..

Лес и вправду далеко на горизонте, полоска пальца в два шириной. Бревна, из которых мост, пахнут смолою. Лето.

Что же делать? Как его, такого, вести? Карчмареки еще храбрятся, но, похоже, вот-вот заревут. А если попробовать водой обрызгать или хоть у берега с ним побродить, вдруг поможет?

И мы спускаемся с ним вниз, цепляясь за кусты бузины, которая растет на откосе. Вода темная. Очень тихо. На западе облако — кажется, что кровавое, но спокойное. Плюхнулись в воду лягушки. Пескарь светлой змейкой метнулся от берега. Наши лица приближаются к неподвижной воде. Отражаются в ней.

Малыш вдруг завопил, вырвался и бросился бежать. Мы за ним. Догнали только возле рыночной площади. Он тяжело дышал. Но уже его отпустило.

— Потому что вы меня пугали! — сказал он Карчмарекам.

— Когда, когда?! — кричали братья. — И не думали!

Мы шли, дымя теплой пылью сточных канав. Втолковывали малышу:

— Никому ничего не говори. Ничего не случилось.

Он кивал головой. Было ему лет семь. Здесь, на улицах, лето было еще взаправдашней, чем около моста, и ничего плохого произойти не могло. Перед домами стояли люди, разговаривали, курили.

Здесь даже в прошлые годы в такие летние вечера часовой перед виллой гестапо сидел на стуле, ослабив ремешок каски.

Муха

Директор вошел и шепнул учительнице на ухо. Учительница дала задание и вышла. Мы сидели по трое за партой. Учебников было мало. Все поставлены в ряд, корешками к доске.

Дверь учительница оставила открытой. С директором в коридоре стояли ветеринар с женой. Оба в темном, серьезные. Что-то говорили, а учительница кивала головой. Кроме них, в коридоре никого не было. Пусто и солнечно. Где-то хором декламировали стихотворение.

— Стрелецки-и-ий, — вполголоса позвал Лясота.

— Чего?

— Стреле-е-ец, застрелись.

— Сам… сам застрелись, — выпалил Стрелецкий.

Дух укусил Епископа.

Вернулась учительница.

— Послушайте! — сказала она.

Мы приготовились слушать.

— Завтра в класс придет новенький. Фамилия его — Муха. Он много пережил в войну. Отец погиб, остальных родственников, всю семью… никого у него нет. Его взяли к себе ветеринар с женой, им хочется, чтобы он обо всем забыл и чувствовал себя хорошо. И чтобы в школе никто его не дразнил. Вы любите донимать новеньких, но я надеюсь…

Подняла руку Каська Янышек:

— А Топольский хвалится, что его дядя с тетей были в подпольной организации. А я знаю, что их просто так расстреляли, как заложников.

— Скажи лучше, что тебе завидно…

— Ни вот столечко. Папа, пока его не увезли в Освенцим, был вместе с Топольскими. Папа вернулся, папа рассказывал.

— Ребята, — сказала учительница, — некрасиво ссориться. Покажите задание.

После уроков нас уже поджидал Весек. Дух обещал принести ему марки. Весек собирался марками торговать. Стал рассматривать.

— Да ну, только из Генерал-губернаторства[4]. Гитлеров везде полно.

— У меня и другие есть, — сказал Дух.

— Эти?! Дурак! Польские?

— Ну и что?

— Их всюду навалом, можешь оставить себе.

Мимо проходили ребята из «А» класса. Кто-то крикнул:

— У Духа жирное брюхо.

Дух кинулся в погоню. Загрохотали деревянные пеналы. Дух нырнул следом за обидчиком в подворотню, и оба исчезли.

Марки остались. Польские были без зубчиков. На каждой справа — нормальные дома, посередине — черточка, слева — развалины.

Весек еще раз все пересмотрел. Покачал головой:

— Не стоит брать.

Домой шли вместе. Высоко в небе плыли мелкие белые облачка. Была весна, и кое-кто уже ходил в школу босиком.

— А к нам в класс завтра новенький придет, — похвастался Карчмарек-младший.

— Откуда?

— Не знаю. Учительница сказала, у него всех поубивали. Ветеринар с ветеринаршей взяли его к себе.

— Родственник, что ли?

— Нет, так взяли.

— Интересно, марки у него есть? — подумал вслух Весек.

Мы шли, перебирая палками по штакетнику. Штакетины отвечали прямо как автомат.

— Муха. Его Мухой звать, — добавил погодя Карчмарек.

Муха пришел перед самым звонком. Привела его ветеринарша, а учительница посадила на первую парту, потому что росточку он был небольшого. Зато ресницы длинные. Одели его ветеринар с ветеринаршей нарядно. Сидел Муха смирно, не вертелся, поднимал руку, отвечал хорошо.

— Да ну, какой-то он… — прошептал Карчмарек-младший.

Епископ оплевал Духа. Учительница поставила обоих в угол.

На переменке мы обступили Муху. Одни спрашивали, откуда он, другие на всякий случай обещали, что