Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство спало в платных ночлежках, приводя с собой столько народу, скольким хватало места. Четверо человек в одной кровати означали четвертую часть платы с носа, если только вам не надо было заботиться о ребенке. Или о двух. Если вы не были Линли. В этом случае четвертое тело на постели делило стоимость только надвое. И еще попробуй уговори кого отдать половину платы за четверть пространства.
Алис была признательна матери за то, что, несмотря на все промахи, она уберегла детей от своих любовников. Быть выставленной на ночь-другую из дома, искать на улице укрытия, пока не пролетит ночь, еще не самое скверное. Случались вещи и пострашнее, и чаще, чем люди хотели бы в этом признаться.
Она была практически уверена, что того человека звали Отгар, но могло статься, что и Эсгар, Утар или как-то еще. Он был торговцем с востока, подтягивал Тетке Шипихе груз, о котором не стоило распространяться. Одним богам ведомо, что привлекательного он нашел в матери Алис, – а те никому не скажут. Мать совершенно ясно дала понять, что Алис не должна приходить домой до утра. Тогда заканчивался ее девятый год на этом свете, и Дарро уже несколько лет жил отдельно, шныряя с шайкой парней, что держали самый южный край поселения.
Алис помнила, как мать наказывала ей беречь себя. Еще несмышленая, тогда она думала, что раз мать говорит ей что делать, значит, это дело выполнимое. Что себя можно сберечь, и от нее самой зависит как. Тогда тоже наступил вечер первого снега. Хлопья валили более крупные и плоские, как перышки. Уже не вспомнить, что на Алис было надето, только сперва ей было почти тепло, а потом медленно становилось все холоднее, пока холод не затмил вообще все. Стужа пронизывала до костей, так глубоко, что она уже не знала, согреется ли хоть когда-нибудь снова. Позже ночью Дарро объяснил ей, что это хороший признак. Если бы ей вдруг опять потеплело, это значило бы, что она умирает.
Она побрела на север, в сторону Храма – но не потому, что понадеялась на помощь богов или, если на то пошло, священников. Просто каменная громада очаровала ее, притягивая мягким свечением из окон и толщиной нерушимых стен. Из камня – значит, строили ханчи. Из камня – значит, выстоит вечно. Ее привлекла тогда мысль, что можно крепко встать против течения времени, как мост поперек реки. В ее краях повсюду было одно лишь дерево. Дерево по воде плывет, его крутит и уносит прочь.
Затем воспоминание о том вечере давало сбой. Она помнила, как смотрела на Храм снизу вверх, помнила его северные ворота, высокие бронзовые створки, тронутые медянкой и запертые на ночь. Но, может, в действительности ее там и не было. Дарро вполне мог отыскать сестру у главных ворот, а потом она уже все попутала. Прежде, когда еще можно было его расспросить, это казалось мелочью. Но приобрело вес теперь, когда уже поздно.
В общем, где бы она ни была, там между постройками имелась ниша, и она втиснулась туда спиной, стараясь уйти со снегопада. Она думала, что здание согреет ее, но вместо этого камень лишь сильнее морозил, вытягивая тепло из тела скорее, чем воздух. Она заплакала. И готова была уже пойти к синим плащам, попроситься, чтоб ее заперли на ночь. Если не захотят, можно будет отвесить пинка или пригрозить пожаром. Пускай они ее побьют, зато после не оставят девочку на улице умирать от холода. Скорее всего, не оставят.
Она не знала, как Дарро ее отыскал. Алис стояла среди тусклой темени и смотрела, как снежинки падали на черные блестящие булыжники и таяли. А потом – не таяли. Дарро показался из мрака. Она не видела его лица, сначала не видела, но узнала брата по скрипу шагов и форме сапог. Сапоги были из темной кожи, с пряжками на боку. И Алис хорошо запомнила его слова. Эти слова останутся с ней навеки: «Ты ведь можешь идти сама? Мне тебя нести в хрен не впилось».
Если бы брат открыл ей тайное божье имя, ее и то не охватило бы такое благоговение и благодарность.
Дарро не стал ее обнимать или растирать руки, но накинул сверху толстую кожанку, так они и шли на юг, казалось – часами. Не разговаривая. Она молчала, потому что после холода, усталости, страха и облегчения от нее хорошо, осталось хоть что-то, способное переставлять ноги. А он – от нетерпения, а может, переживал о своем или тихо бесился на мать, которая выперла Алис замерзать на улице насмерть.
У Дарро тогда сложилась своя команда, с ней он все время и лазил. Туда входил Террин Обст, до того, как серьезно занемог. Нимал, до того, как откололся от Дарро. Черная Нел и Сарэй Стоун. Все они были примерно одногодками. Так подрастают дети Долгогорья – обзаводятся компашками, бандочками и связями, что с годами становятся только запутаннее. Обыкновенное дело, когда два старика десятки лет дуются из-за давней, проевшей язву, обиды. Или два исконных врага, обнявшись, рыдают под конец долгой ночной попойки. В Долгогорье всё со всем связано и не поймешь, какие узлы важнее. Той ночью, в тишине и снегу, Дарро привел ее на юг, в переулок позади гильдии лесорубов. К стене крепилась лестница, и Алис полезла по ней первой, а Дарро страховал сзади на случай, если сестра поскользнется. Она не знала, куда направляется, кроме как наверх, под падающими вниз снежинками.
Самое верхнее помещение гильдии, четвертый этаж, состояло из кладовых и жилищ обслуги. Банда пользовалась полупустым хранилищем – за взятку либо потому, что его было некому сторожить. Черная Нел, Террин Обст и еще пара-тройка приятелей располагались у небольшого каменного очага. Все развалились на украденных где-то подушках и одеялах, накинутых на нетесаные нары. Террин Обст насаживал на вертел кусочки курятины, предварительно обмакивая их в молотую соль и мелко нарубленный розмарин. Черная Нел передавала по кругу бутылку вина. Отхлебнула и Алис, спиртное теплом растекалось в горле, в груди.
Дарро и его товарищи по
