Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он у тебя?
– У меня что?
– Не озорничай. У тебя.
Алис стала по другую сторону стола. Он выразительно взглянул на низенькую лавку, но присаживаться девушка не спешила. Лишь молча кивнула.
– Ну что, доставай, посмотрим.
Она вынула кинжал, опасаясь приближаться – чтобы не дать ему вырвать клинок. Неизвестно, насколько он скор. Мужчина и не пытался, но выдвинулся вперед и, опираясь на локти, всмотрелся в насечки на плоскости лезвия. Сквозь тусклый свет и сетку шрамов ей показалось, что его внимание обострилось.
– Что запросишь за него?
– Кто убил моего брата?
Он стрельнул глазами – холодными, оценивающими.
– Ясно.
– Его из-за этого убили? – задала она вопрос, потрясая кинжалом. – Из-за вас?
Залатанный встал, и она сделала шаг назад – движение не бегства, но осторожности. На его роже было написано презрение – и еще жалость.
– Жди здесь, – велел он.
– А если не стану?
– Переживем, – сказал он и вышел, закрывая за собой дверь. Через секунду послышался буравящий скрежет, и когда она попробовала открыть створку, засов оказался заложен. Она села на лавочку и злобно скривилась, словно от этого был бы прок. Ее кураж начал увядать, к груди потихоньку подкатывал нутряной страх. Ей же было все невтерпеж! Понесло сиюминутным хотеньем. Главное выяснить, что случилось, а своя голова не так важна.
«Пятьдесят шагов гляди только вниз и вперед», – со вздохом подумала она. В следующий раз – непременно. Если этот следующий раз только будет.
В тишине тянулись минуты. Компанию составляла лишь одинокая, неторопливо оплывающая свеча с ее маслянистым сиянием. Алис напрягала слух, пытаясь уловить гул праздника либо чьи-нибудь голоса. Даже мышиные шорохи были бы приятнее этой давящей тишины. Напоминало келью на Старых Воротах, только там Алис сидела по своей воле. Распоряжалась она, а не ею. А если завопить, откликнется ли кто? И если на ее зов придут, то что будут делать?
До костей грызло беспощадное осознание – она повела себя импульсивно и очень, очень глупо. Была лишь надежда на то, что произошедшее видела Сэммиш. Быть может, та спешит подруге на выручку, разыскивая сейчас эту дверь. Алис выкрикнула имя Сэммиш несколько раз, но стены поглощали звук. Она замурована, как в могиле.
Алис уже склонялась к мысли, что наилучший способ остаться в живых – резануть того, кто откроет дверь, и в темноте попытаться удрать, как вдруг ее думы оборвал утробный скрежет засова. Она поднялась – с ножом в руке, с молотящим по ребрам сердцем. Дверь долго не сдвигалась, даже проскочили сомнения, не почудился ли ей этот скрежет. А открывшись, захватила ее врасплох. Залатанный вошел первым, оценил ее нож, позу и мотнул головой: нет. А за ним в комнату шагнула та женщина.
При личной встрече женщина пугала уже не так сильно. Она осязаемо присутствовала во плоти и, будучи постарше Алис, немного не доставала до девушки ростом. И кожа ее, и волосы были необычайно бесцветны, точеные брови почти невидимы – Алис специально отыскала их взглядом. От костюма дама избавилась, на его месте была шерстяная накидка, опоясанная тем же плетеным поясом. И теплей эта женщина не улыбалась бы и родной сестре.
– Ты нашла меня, маленькая волчица! – воскликнула она. Тот же голос слышала Алис на Старых Воротах. – Как чудесно, что ты меня нашла!
– Я не волчица. И я вас не знаю, – сказала Алис.
– Помимо прочих имен, я зовусь Андомака, – ответила женщина. Затем приблизилась, положила руку Алис на плечо и заглянула прямо в глаза. Пожелай Алис ее убить, это было бы просто. Нож уже в кулаке, открытый бок подставлен под удар. Залатанный настороженно подобрался, однако выразил неуют лишь осанкой плеч и мрачной гримасой.
– Я Алис. Дарро был моим братом.
– Побеседуем, Алис, – молвила Андомака. – Давай-ка присядем.
Алис уселась на скамью. Свет одинокой свечи замерцал в глазах напротив.
– Сколь много брат рассказывал тебе про нашу работу? – спросила Андомака.
– Нисколько, – проронила Алис, и прозвучало жалобно. – Мне он ничего не рассказывал.
– И я тому причиной. О том, чем мы занимались, я просила его молчать. И он послушался, что означает одно – твой брат относился ко мне с почтением. Не думай хуже о нем оттого, что мне он был предан.
Алис почувствовала, будто что-то сдвинулось с места. Она попыталась взглянуть на собеседницу глазами Дарро. Как далеко заходила его преданность? Был ли брат влюблен в эту бледную женщину? Это от нее он получил золотые монеты?
– Отчего он погиб?
В облике дамы впервые проявилось что-то вроде расстройства. Сложив ладони, она наклонилась к Алис через стол, словно они сидели в корчме и ей хотелось оставить разговор между ними.
– Загнило ложью сердце Китамара, – сказала Андомака. – Свершилась великая несправедливость, а те, кому было заповедано хранить порядок, от него отступились. На городских улицах ведутся войны, о которых малым и безмятежным ничего не известно.
– Не знаю я, кому тут у нас безмятежно. В Долгогорье бывают драки – вам и не снилось, – заявила Алис. Дурацкое замечание, порожденное бессилием и страхом. Дымная женщина, Андомака, великодушно его проигнорировала.
– Я – племянница покойного князя и двоюродная сестра Бирна а Саля, скажем так, занявшего его место. За этим стоит большее, чем кажется на первый взгляд, и у случившегося есть немалая цена. Мы с моими друзьями с непрестанным усердием служим истинной власти над городом. Твой брат тоже участвовал в этом в качестве моих глаз и ушей. А когда требовалось – и рук. Если надо было сделать дело, я могла обратиться к нему – и вопрос решался.
– Дарро дрался за Китамар?
Голос залатанного как будто принадлежал нездешнему миру. Алис вздрогнула, вообще позабыв, что он в этой комнате.
– Мы платили ему. Не будем выдавать одно за другое.
– Он помогал мне, – сказала Андомака. – И я помогала в ответ. Он пал, трудясь во имя мое. Ради возвращения мне клинка, который прежде похитили, а сейчас носишь ты. После его гибели мне пришлось полагаться на тех, к кому я не питаю доверия, чьи сердца отгорожены от меня. Но вот явилась ты, и я гадаю – неужто так суждено?
– Я не понимаю, о чем вы.
Андомака взяла ее за руку. Бледные глаза вонзились глубоко в душу. При столь тусклом свете они казались совсем бесцветными.
– Я считаю, что это он направил тебя. Я считаю, что ты пришла принять на себя его труд. И окончить. Я не
