Дело о пропавшей России - Андрей Константинов

— Андрей, ты, кстати, не в курсе, повязали ли рубоповцы «нежную парочку»?

Я никак не могу дозвониться до Резакова. — Я снял очки и стал протирать стекла салфеткой. — Куда они все пропали?

— Мудаки они, — презрительно процедил шеф, сдирая целлофан с пачки «Кэмела», — не успели. Очаковский скрылся, кто-то наверняка предупредил. Думаю, что дамочка вместе с ним. Надо будет коллеге Тингсону в Стокгольм позвонить, адресок-то стервы мы знаем. Пусть там полиция с Интерполом пошустрят… Да, «афганца» продолжают искать, но вряд ли найдут. Козлы, одним словом. Ни хуя не умеют грамотно работать. — Обнорский пощелкал зажигалкой, прикурил, выпустил сизое облачко дыма. — До соплей обидно. Мы им выложили все на блюдечке, а они… Ладно, хер с ними. Что у нас там по плану, Глеб?

…Через месяц шведский журналист Тингсон, друг Обнорского и соавтор его книги «Криминальная Россия», сообщил нам, что в Стокгольме, в доме 21 по улице Тегнергатан, полиция обнаружила труп молодой женщины, убитой с особой жестокостью ножом. Убитая была идентифицирована как владелица дома Татьяна Сбитнева. Полиция продолжает розыск преступника…

ДЕЛО О ПРОПАВШЕЙ РОССИИ

«Модестов Михаил Самуилович, 28 лет, еврей. Специалист по расследованиям в области культурных и научных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Недавно женился на сотруднице АЖР Нонне Железняк, что во избежание семейственности и кумовства повлекло ее немедленное перемещение из отдела расследований в специальные корреспонденты. Семейная жизнь окончательно избавила Модестова от недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и последовавшей затем работы в ресторанах. Из неизжитого остались мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным».

Из служебной характеристики

— Кажется, Модестов, ты скоро станешь папой…

Отреагировать на заявление Нонны подобающим образом я не смог — дело было в конторе, и жарить рекламную рыбку на чудесном масле никак не выходило. Нежно приобняв супружницу, я попросту наслаждался маршем Мендельсона в исполнении внутреннего оркестра. Блаженство, правда, прерывала одна гаденькая мыслишка: «Как? Эта маленькая штучка не защитила нас обоих?»

Размышления об интимных подробностях контрацепции были вызваны вовсе не досадой на «залетевшую» подругу жизни. Наоборот, как только мы с Нонкой, что называется, сошлись, я тут же потребовал наследника. А она не хотела! В смысле, ребенка, а не процесса.

С процессом все было в полном порядке.

«Ты что, Мишка, смерти моей желаешь? Как личности, я имею в виду. Творческой единицы славного Агентства», — таким высоким слогом объясняла она свое нежелание выбывать из колеи жизни с пузом и последующими прелестями ухода за младенцем. Со всеми вытекающими отсюда мерами. И как же тогда прикажете объяснять эту нечаянную радость? Непорочным, прости Господи, зачатием?

— Модестов, ты все не правильно понял. И не приставай ко мне на работе, а слушай сюда.

— Как не правильно? Не хочешь ли ты сказать, что отцовство отменяется?

— Ни в коем случае! Оно наступит прямо завтра.

Тут мои объятия ослабли, все, что во мне пело, играло и вздымалось, умолкло и опало. Я уже ничего не понимал и готов был услышать от Нонны самые фантастические объяснения. И я их услышал.

— Малышка уже родилась, и завтра мы пойдем ее удочерять. Вот и все.

— Все? А может, я не хочу никакой чужой девочки? Я вообще, может быть, мальчика хочу!

— Не кипятись, Модестов, захочешь.

Мальчик у меня и без тебя есть, а видел бы ты, какая она прелестная!

— А, ты-то где ее увидела, подкинули, что ли, младенчика прямо под дверь Агентства?

— Ой, как смешно! А если и подкинули? Все равно тебе не отвертеться, Модестов, ни за что.

Это я и сам сознавал. А через пару минут я осознал, откуда прелестный подкидыш на мою голову свалился. Нонна увидела его пять минут назад по телевизору в милицейской передаче. Фотографию младенца, подброшенного в один из органов опеки, продемонстрировали с целью обнаружения его родителей. И моя жена уже успела позвонить по одному из указанных телефонов с решительным требованием не искать гнусных производителей подкидыша, а отдать невинное дитя в нашу сугубо положительную семью милых, интеллигентных и даже обеспеченных людей.

И ничто не могло ее остановить. Во всяком случае, не я.

Не стану распространяться, к каким доводам прибегла вечером в домашней обстановке Нонка, но наутро я провожал ее в детский приют как отец.

В смысле, готовый отец нашего совместно нажитого ребенка. Нажитый Нонной без меня шестилетний сын Денис и его сверстники кот Мишка с кошкой Ксюшей восторженно готовились принять в семью новоявленную сестренку.

Оставленный кормить, одевать и сопровождать к местам постоянного пребывания драгоценных домочадцев мальчика в детсад, зверье по комнатам, я, увы, пропустил урок. То есть не смог поучиться виртуозной «работе с источниками», которую Нонна провела по истории с подкидышем. Встретившись с женой через три часа в Агентстве, я услышал сюжет покруче, нежели мое отцовство.

Ты представляешь себе, Модестов, ребенка-то нам аж из Госдумы подкинули!

— Слава Богу, не сам президент с губернатором!

— А ты откуда про это знаешь? Приютские слили или менты?

Понимаете разговор? Я не понимал, пока Нонка, устав от моих переживаний по поводу ее душевного здоровья, не рассказала все по порядку. Но легче от этого не стало. Оказывается, девочку в опеку привез мужик, Стеблюк некий, уверявший, что получил младенца прямо из рук спикера Госдумы Кряквина — мол, подвозил его до Смольного на тачке своей.

«Мы про тебя, сказал, все знаем и доверяем тебе самое драгоценное — эту колыбель. В ней новая Россия. Ты станешь девочке опекуном, а когда надо, мы тебя с Владимир Владимирычем и наместником его навестим. Столицу обратно перевезем и державу подымем», — сказал, и был таков.

Марш Мендельсона — верный признак невероятных событий — грянул в моем мозгу, но я просто заржал. Как же я погибал со смеху, умирал от щекотки по организму, подыхал с хохоту! Ничего не могло быть страшнее для человека с юмором, нежели серьезная физиономия моей суженой, пересказывающей чужой бред. Она ему верила!

Спозаранник с автоаптечкой наперевес, казалось, спас меня от неминуемой гибели. Но то была лишь отсрочка.

Вы тут, господин Модестов, не в Мариинском. А если вам плохо, так у меня активированный уголь имеется. Угощайтесь.

— Ой, не могу! Глеб, скажи ей, что консультация твоей психиатрической жены для сотрудников бесплатна.

Это для вас консультация моей жены-психотерапевта, которую я готов вызвать срочно, ничего стоить не будет, а вашей супруге, свершающей свой трудовой подвиг с некоторых пор в другом отделе, придется заплатить.

Нонка не могла выносить подобных высот стиля и попросту на разговорном сообщила нам, какие мы дураки, а Спозараннику по его настоятельной просьбе поведала о Кряквине с его нам подкидышем.

Ты кому-нибудь об этом говорила? Ну, кроме присутствующих? — Этот страшный таинственный шепот вывел меня из приступа. Я понял, что за этим последует.

— Все трое к Обнорскому!

Кому горе, а кому — сенсация. В оркестре Мариинского, где некогда играл и я, мы бы славно повеселились по случаю столь умопомрачительной истории и смыли бы эту лапшу ирландским пивом.

А здесь… Мне отдали из кассы последние деньги на то самое пиво, чтобы напоить им любого, кто подольет маслица в огонь свежеприобретенной бредятины. Имена Кряквина и Владимира Владимировича, по убеждению мастеров пера, обещали сделать из пособия для начинающих шизофреников бомбу.

Ну бомбу так бомбу. Через час мы уже знали телефон перевозчика подкидышей и имели с ним краткую, но дружескую беседу. Послав нас куда подальше, этот «бебиситтер» предложил забыть о существовании его самого, ребенка и всех органов власти нашей великой державы. И Мендельсон тут же пропел мне, что все рассказанное Нонкой ей не приснилось, а принудительного отцовства я смогу избежать, лишь поставив всему происходящему точный диагноз. Как говаривал старик Элис Купер:

«Добро пожаловать в мой кошмар!»

И поначалу это было даже забавно.

Жора Зудинцев, коллега мой по отделу, совершенно случайно вспомнил при виде пива:

— А знаешь, Самуилыч, служил я когда-то подполковником в одном милицейском подразделении, и был у меня в подчинении хороший парень, Слава Сказкин. Теперь по розыску пропавших без вести как раз в том районе…

Ну а дальше все просто: пиво — звонок — и следующая банка ирландского стояла уже перед Славой. И этот суровый мент прямо-таки поразился нашей осведомленности.