Призыв - Бентли Литтл

Проповедь продолжилась. Это была гипнотическая смесь из пересказа бесед пастора с Иисусом, пророчеств из Библии и его личной интерпретации того и другого. Уиллер детально описал свой план строительства церкви Живого Христа, призвал всех помочь в сборе пожертвований и добровольно работать для завершения его проекта, который навсегда изменит судьбу человечества.

Уиллер был вдохновляющим, умелым оратором. Кори должна была это признать. Страх, повисший в воздухе вначале, превратился в предвкушение и ожидание, а потом в восторг. Мужчины, окружавшие ее, распевали «Слава Господу!», а женщины выкрикивали «Аллилуйя!», и Кори вдруг сама почувствовал, как ее захватывает, несмотря на страх, вихрь восторженных эмоций, вдохновленных словами пастора.

Только вот… Где-то в глубине души она не могла понять, зачем понадобилась Уиллеру вся эта мирская суета – просьбы о пожертвованиях и помощи волонтеров, – если Иисус уже поручил ему строить Его церковь. Разве Иисусу, который мог исцелять больных и оживлять мертвых, нужны были все эти обычные приемы телевизионных проповедников, чтобы гарантировать, что Его воля будет выполнена?

Пастор Клэн Уиллер снова взглянул на Кори, и женщина содрогнулась, ощущая свою вину за святотатственную мысль. Кто она такая, чтобы сомневаться в действиях Всемогущего?

Кори провела остаток проповеди, сосредоточившись взглядом на спинке скамейки в предыдущем ряду и стараясь вслушиваться в слова проповедника.

После службы они с Анной быстро пошли к своей машине. Девочка, обычно воодушевленная и чрезмерно разговорчивая, после вынужденного молчания в церкви была тихой и немного подавленной, поэтому они шли молча. И другие прихожане почти не говорили друг с другом, тихо подходя к своим легковушкам и пикапам.

Кори шагала к их «Ниссану». Внешне все было нормально: она шла, держа за руку Анну, на ее лице застыло обычное спокойное выражение, но на душе было мятежно. Она была напугана, глубоко, по-настоящему напугана, и казалась себе персонажем когда-то увиденного фильма, знавшего, что конец света неизбежен, но не имевшего возможности поделиться этой информацией с окружающими людьми, беспечными и счастливыми.

Но почему Второе Пришествие вызывало у нее подобные чувства?

Второе Пришествие.

Она хотела разделить свой груз с Ричем, рассказать ему о происходящем, он бы успокоил ее и убедил в том, что все будет в порядке. Но она знала, что Рич не поверит в пришествие Христа. Он объяснит это религиозным энтузиазмом, подумает, что Уиллер или лгал, или был введен в заблуждением собственным фанатизмом.

Кори, вероятно, подумала бы так и сама, если бы не знала Уиллера и сама не слышала, как он говорил со своей паствой; не существовало никакого способа правдоподобно имитировать это сверхъестественное воодушевление, эту способность вызвать ликование и страх, которой он обладал.

И так было всю эту неделю, только что поняла она.

Они добрались до машины, Кори достала ключи из сумочки и открыла дверцу машины для Анны.

– Иисус действительно говорил с пастором? – спросила дочь.

Нет не говорил, хотелось ответить Кори, но она поняла, что не сможет лгать дочери.

И почему бы ей хотеть лгать?

– Да, говорил, – ответила девочке мать.

Она обошла машину и подошла к водительской дверце. Анна дотянулась до замка со своего места и отперла дверь.

– Иисус страшный? – спросила она.

– Перестань задавать так много вопросов.

Анна упрямо сложила руки на груди.

– Отлично. Тогда я спрошу у папочки.

Кори вздохнула.

– Нет, Иисус не страшный. Иисус добрый. Иисус любит тебя.

– Как песнопения?

– Да. – Кори включила мотор.

– Ты не хочешь, чтобы я спросила у папочки, правда?

– Нет. Я не думаю, что нам следует говорить об этом папочке. У него сейчас там много дел и… я просто не хочу, чтобы ты рассказывала ему о том, что поведал нам пастор. Я скажу папочке, когда придет время, ладно?

– А если он меня спросит?

– Он тебя не спросит.

– Ты хочешь, чтобы я лгала папочке?

– Нет, я не хочу, чтобы ты лгала, – сказал Кори раздраженно. – Анна, пристегни ремень.

– Иисус страшный, разве нет?

Они отъехали от тротуара.

– Мамочка?

– Я не знаю, – призналась Кори. – Может быть, да.

Зазвонивший телефон разбудил Роберта в самой середине сна.

Он был единственным живым существом на Земле и бродил по бесконечной пустыне, переступая через мертвые высохшие тела мужчин и женщин, детей и домашних животных. Он старался смотреть не под ноги, а на далекий плоский горизонт, потому что знал, что если посмотрит вниз, то увидит тысячи пустых глазниц, уставившихся на него.

Звонок телефона спас его, вытащив из этого адского мира, и он почти сразу снял трубку, мгновенно проснувшись. Посмотрел на светящийся в темноте циферблат часов и отметил время. Десять сорок. Он спал всего двадцать минут?

– Картер слушает.

– Шеф? – Это был Стю.

– Да. В чем дело?

– Какие-то вандалы разгромили кладбище.

– Ради всего святого, ты разбудил меня из-за этого?

– Я…

– Тебе не обязательно звонить мне всякий раз, когда какой-нибудь пьяный подросток споткнется о могильную плиту…

– Могилы были раскопаны.

Роберт сел и отбросил одеяло.

– Могилы? Несколько?

– Много.

– Я встречусь там с тобой в пять.

Роберт повесил трубку, надел брюки, натянул все еще застегнутую рубашку – он просто стащил ее через голову, когда ложился спать, – и быстро пригладил волосы рукой. Потом обулся, схватил с комода ключи и бумажник и поспешил на улицу, на ходу пристегивая кобуру. Когда Роберт тронулся, в зеркале заднего вида он видел облако пыли, поднятой покрышками его машины и подсвеченной красными габаритными огнями.

Патрульная машина Стю была уже на кладбище, припаркованная прямо напротив кованых ворот, и Роберт знал из переговоров по радио, что Тед тоже был с ним. Красно-синие мигалки были выключены, но прожекторы на патрульной машине были направлены на кладбище; они освещали все, что располагалось непосредственно за воротами, и создавали странную иллюзию плоского пространства. В лучах мощных галогенных ламп кладбище было похоже на театральную декорацию – из-за слишком резкого контраста света и теней, мешавшего разглядеть и оценить причиненный ущерб через пыльное ветровое стекло.

Роберт остановился рядом с машиной Стю, открыл дверцу и вышел из автомобиля. И выдохнул:

– Боже мой…

Все могилы были раскопаны и осквернены. Ни один участок не остался неповрежденным. Газоны за забором, прежде ровные и ухоженные, теперь представляли собой хаотическое чередование ям и куч вырытой земли. Многие могильные плиты были разбиты или перевернуты, везде были разбросаны открытые гробы и их обломки; кости и разлагающиеся останки лежали на деревянных досках и на камнях, полузасыпанные землей. Одна рука скелета свисала с низких ветвей единственной росшей на кладбище пустынной акации и казалась нелепой имитацией в стерильном свете галогенных ламп.