Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

интересен будет. Прилагаю к рисунку, который нарочно сделал я на листке малого формата, подходящем для писем, особливое объяснение для того, кому поручите Вы отливку ядер; почерк свой исказить постарался, чтобы никто мою руку не узнал. Можете кого угодно назвать творцом этого изобретения; никто об истинном авторе не догадается.

Обдумывал эту идею с содроганием. Ужасное ремесло – рассуждать хладнокровно о самом гибельном способе умертвлять себе подобных! Посему Небо свидетель, что Вы единственный, с кем мог я поделиться отвратительным этим изобретением. Сердце Ваше чувствительное и справедливое; Вы войну станете вести только по необходимости, а в борьбе за правое дело самое гибельное оружие – самое спасительное; вот чем отвечаю я на упреки, которые сам себе сотню раз бросал.

Только недавно получил я известие, что из Германии могут мне прислать два телескопа для телеграфа. Недостает только флинтгласа для больших ахроматических объективов. Сам телеграф теперь уже изготовлять можно.

Вы на меня сердитесь, мною недовольны? Труды мои и письма после последней поездки никакого действия не оказали; даже рескрипт в пользу несчастной вдовы Рота, которая чахнет от горя, до сих пор не подписан. Убедил я Вас в справедливости этого рескрипта, который должен всего-навсего подтвердить, что пенсия, какую Вы ей присудили, предназначена для ее пропитания и для обучения ее детей и что никакой кредитор на эти деньги притязать не может. Она долгов не делала, но отдала уже все, что имела, собственное свое имение и движимость, в уплату кредиторам; пенсию Вы ей назначили спустя больше года после того, как она все эти жертвы принесла, и тем не менее на эти деньги арест наложили! Подпишите рескрипт; этого справедливость требует и жалость.

Вы приказали медную монету переплавить! Теряете на этом от 8 до 10 процентов от общей массы, почти столько же на сопутствующих расходах и 25 процентов на перевозке монет. Откуда же выгоде взяться при стольких потерях? И когда у нас достаточно меди в обращении появится?

Прощайте, мой Возлюбленный! Радуюсь военным Вашим приготовлениям. Будете воевать успешно и явитесь на театре мира таким, каким Вам подобает. Скажите два слова о новом ядре. Канал, который я Гесслеру указал, надежный.

Ваш Паррот

165. Г. Ф. Паррот – Александру I

Дерпт, 4 апреля 1811 г.

Когда я Вам, мой Возлюбленный, писал последнее письмо (в которое вложил краткий трактат о пушечных ядрах), не знал еще, что Вы спор о пенсиях для наших сирот разрешили в пользу Университета[586]. Узнал в этом решении справедливость Вашу и, главное, Ваше сердце. Примите благодарность от моего, которое никогда так счастливо не бывает, как когда получает возможность Вас благодарить, когда чувствует, что новые узы его с Вами связывают. Ощутите Вы глубокую истину этого чувства, когда на прошлое оглянетесь, на девять лет тех задушевных отношений, в какие Вы меня к себе поставили. В течение долгих этих лет все переменилось вокруг нас. Только мы друг другу верны остались, несмотря на множество бурь, которые между нами вспыхивали. Постоянство это есть Ваша добродетель, добродетель столь редкостная в монархе, если так называемый его друг не льстец! Чувство это должно Вам удовольствие доставлять, а для меня великое наслаждение Вам о том напомнить.

Политическое Ваше положение меня тревожит. Видя, как серьезно Вы к войне готовитесь, рассчитывал я, что следствием этих приготовлений станет объявление с Вашей стороны о всеобщем мире и открытие Ваших портов всем нациям. Но Вы, кажется, решили иначе. Я на этот шаг рассчитывал не потому, что вся Ваша Империя на это надеется, но потому, что он Вам необходим и теперь последний момент, когда можно это с выгодой сделать. Курс Ваших ассигнаций опять падает, и очень быстро; следственно, уменьшаются и Ваши доходы, а следственно, и Ваша военная сила. С другой стороны, Наполеон в конце концов Испанию и Португалию покорит, какие бы неудачи его ни преследовали, а когда закончит он дела на юго-западе, соберет все силы, чтобы на северо-восток двинуться. Ибо по самым вероятным расчетам для войны в Испании потребны ему ежегодно не больше 100 000 человек, а рекрутский набор ему ежегодно 80 000 приносит, не считая завоеванных земель. Итак, в этой войне потерял он в действительности всего 100 000 человек – потеря, которую без труда он восполнит набором чрезвычайным. Если Вы сейчас о мире объявите, не сможет он Вам объявить войну, не отозвав из Испании и Португалии 200 000 наилучших своих солдат и офицеров, и превосходство будет на Вашей стороне. Если дожидается он конца войны на юго-западе (а к этому его, скорее всего, финансовое положение вынудит), чтобы на Вас все свои силы обрушить, есть у Вас довольно времени, чтобы укрепиться <в военном отношении и особливо> с помощью торговли, которая стоимость Ваших бумажных денег удвоит и принесет Вам звонкую монету. Итак, улыбнется Вам удача, если Вы поспешите, а если объявление свое отложите, удача Вас покинет.

Официальная статья в «Петербургской газете» утверждает, что Вы свободу торговли восстановить вовсе не желаете, а мнение, какое об этом публика имеет, объявляет уловкой купцов, разорить русские фабрики стремящихся. Если эта статья не хитрость, не позволяйте на свой счет подобные вещи говорить. Знаете Вы не хуже меня, что промышленность русская не сможет должного уровня достигнуть, пока рабство не отменено, пока не появилось у Вас третье сословие, пока населения едва хватает для ведения сельского хозяйства, до сей поры в России еще весьма несовершенного. Вдобавок если бы даже правило это было ложным, хотя оно в высшей степени истинно, теперь не время фабрики заводить, а время государство сберегать, достоинство Вашей Империи возвышать. Итак, поторопитесь объявить, что Вы со всеми странами состоите в мире, открыть Ваши порты всем нациям – и закончить бесполезную войну на юге и юго-востоке, которая пожирает те немногие металлические деньги, что у Вас остались. Все прочие соображения перед этими меркнут и служат только к Вашему ослаблению. Когда спор Ваш с Францией будет решен, сможете делать, что Вам заблагорассудится, и внутри страны, и на юге.

Взвесьте хорошенько эти доводы, мой Возлюбленный. Они – квинтэссенция той политики, какую Вы вести должны. Не успокоюсь до тех пор, пока Вы мира не объявите. Зато если объявите, сделаете тем самым войну национальной. Вспомните, что прежде двух предыдущих Ваших кампаний против Франции я Вам воевать не советовал и что ход событий мое мнение подтвердил. Теперь я Вам воевать советую, и ход событий вновь мою правоту подтвердит.

Ваш Паррот

166. Г. Ф. Паррот –