Лабиринт - Яэко Ногами

стекла, впиваются, ранят меня, не дают покоя. Ненависть и гнев тех женщин разделяют очень многие. Пусть отец и братья считают, что такие люди принадлежат к лагерю их соперников, но нельзя поручиться, что и в нашем лагере кое у кого в душе не тлеет подобное же пламя. А эти две женщины — словно огнедышащий вул-. кан, нежданно выплеснувший расплавленную лаву. И мысли об этой прорвавшейся ненависти увеличивают мои страдания.

Наконец женщины ушли, направившись в сторону костров, и напоследок обругали моих братьев за их распутство. Это клевета. Оба брата часто бывают в кабачках, но держат себя строго. Если бы они и пожелали развлечься тайком, им не так-то легко урвать для этого время. Их больше интересуют дела. Старший брат пошел в отца, он умеет строить комбинации в широком плане, второй брат отличается расторопностью и никогда не попадает впросак. Они доверяют друг другу и, за исключением некоторых столкновений по деловым вопросам, никогда не ссорятся. Жить так, как они, я не хочу, да и никогда не мог бы, но с общепринятой точки зрения мои братья — люди вполне приличные. Ко мне они добры и отзывчивы, если не считать того, что они вынудили меня пойти на юридический факультет.

К чести их надо сказать, что они так же, как и отец, в делах полагаются прежде всего на свои коммерческие способности. Город наш с давних времен разделен на два враждующих лагеря: один возглавляет наша семья, а другой — господа Канно, и все тут проникнуто их борьбой за власть и влияние, их соперничеством, злобой и местью. Но можно ли ставить моим родным в вину эту застарелую конкуренцию? В общем хоть нашу семью и не назовешь идеальной, но нельзя отнести ее и к самым плохим. Почему же те женщины говорили о нас с такой ненавистью? Наш завод прежде выпускал моторы для рыбачьих баркасов, колонки для ванных комнат и сельскохозяйственные орудия, а как началась война, стал изготовлять ручные гранаты, патроны, части для самолетов. Наши рыбные консервы прежде потребляло мирное население, а теперь мы поставляем их военному ведомству для действующей армии; наш лесопильный завод завален теперь срочными заказами на изготовление ящиков для их упаковки. Видно, все дело в этих переменах. Если бы предприятия нашей фирмы по-прежнему давали мирную продукцию, не легла бы мрачная тень на нашу семью. Но ведь бесспорно, что отец, который так гордится своей дальновидностью, втайне с нетерпением ждал войны, надеясь, что она принесет промышленникам «интересные» дела, как он выражается. Надежды его сбылись — «интересных», то есть прибыльных, дел у его фирмы вдоволь, и он объясняет это очень проста: повезло. И сколько бы денег ни текло теперь в его карман, он все будет объяснять удачей; нам везет, и это никого не касается. А другим не везет. У кого сын убит на фронте, у кого муж искалечен. Что поделаешь-—война! Мы тут ни при чем и за эти несчастья не отвечаем. Но можно ли все объяснять только такими причинами — везет или не везет? Вот что гложет меня. За три-четыре года наша фирма достигла небывалого процветания; отец и братья, видимо, считают эту удачу вполне естественной. Они надеялись на войну. Их надежды оправдались. А вот почему они оправдались? Они говорят: «Нам повезло. С каким нетерпением ни жди, когда грянет гром войны, но ведь своими-то руками войну не начнешь!»

А верно ли это? Вот что я хотел бы понять. Они говорят — войну сам не начнешь, пусть так. Но раз она началась, значит, есть какая-то сила, которая начала ее. Ведь мне-то понятно, что объявление войны — это не просто клочок бумажки. Даже короткий ливень не объясняется просто тем, что очень парило или внезапно нашла туча. Что вдруг так сильно повысило температуру воздуха и по-чему потемнело небо? Атмосферное давление, воздушные потоки, их расположение, их изменения. Точные приборы на метеостанциях дают возможность заранее узнавать о неизбежно предстоящем дожде. А война — это ведь кровавый дождь. И он не польет при ясном небе, он есть явление, порождаемое человеческим обществом, то есть самими людьми, и не естественно ли сделать вывод, что война есть дело чьих-то рук? Отец и окружающие его твердят, что войну своими руками начать невозможно. Но люди, которым, подобно им, «гром войны» может принести большие прибыли — в десятки и в сотни раз большие, чем получают сейчас мой отец и братья, должны в десятки и сотни раз больше желать войны. А что если они не просто ждут и призывают ее? Что, если они располагают каким-нибудь удивительным средством производить войну, точно так же, как налаженное промышленное предприятие может легко и в больших количествах производить оружие и военные материалы? Если считать, что это так, то мой отец и братья, принадлежащие к одной общественной категории с этими людьми, вместе с ними и устроили эту войну. Маленький винтик огромной машины является одной из составных ее частей наравне с мотором в несколько тысяч лошадиных сил.

Последнее время я часто вспоминаю Фусэ, он учился со мной в школе и жил в четвертой комнате в восточном корпусе. В классе он был самый маленький и ничем непримечательный, только уши у него были большими, как лопухи. По виду походил на деревенского паренька, спокойный, прилежный. Сначала мы никак не могли понять, почему инспектор школы и майор, преподававший военное дело, держат его под наблюдением. Я не мог не сочувствовать ему, когда узнал, что причина в том, что его старший брат «бунтовщик». Несколько лет назад он был посажен в тюрьму и исключен из Токийского университета. Итак, брат Фусэ — красный, то есть политический преступник с опасным образом мыслей, но сам-то Фусэ обыкновенный ученик школы. Зачем же постоянно быть с ним настороже и придираться к нему? Это несправедливо. На занятиях по военной подготовке его отчитывали за то, что он скверно выполняет прием «с колена», по десять раз заставляли повторять прием «ползком», и бедняга Фусэ полз, перепачканный землей. Он страшно пугался окриков майора и от этого становился еще более жалким и неловким. Да и вообще он жил в постоянном страхе перед начальством и старшими учениками. Я не мог его утешить — ведь это значило бы показать, что я знаю тайну, которую он старался скрыть; Фусэ никогда не только не упоминал о своем старшем брате, но даже не говорил, что у него есть брат.

Хотя нет, один раз он об этом