Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

И только когда коляска тронулась с места, когда покатила прочь от усадебного дома по тенистой аллее, только тогда змея тревоги и страха, свернувшаяся кольцами в груди Анны, стала разворачиваться медленно. Ей хотелось обернуться, чтобы убедиться, что Лозинский не следует за ней в церковь, что нет его позади, как он появился в ее спальне. Но Анна сдерживала себя, боясь, что он сможет расценить этот взгляд совсем иначе. И только в церкви, когда увидела Андрея, когда ступила под своды храма невестой, чтобы выйти женой, забыла о своих тревогах и страхе. До этого момента, когда вернулась в усадьбу…

— Андрей! — Анна снова сжала руку, и тут он уже совсем по-иному заглянул в ее широко распахнутые глаза. А потом резко пересел в коляске, заставив ту качнуться, и только когда Андрей закрыл ее своей спиной от распахнутых окон, Анна поняла, зачем он переменил место.

— Он все еще здесь? — и прежде чем она ответила, метнул быстрый взгляд в сторону Прошки, встречающего среди прочих на крыльце молодых. А затем такой же — на окна покоев Анны. Тот кивнул понимающе и скрылся в доме.

— Я не знаю, — растерянно ответила Анна, желая сейчас только одного — чтобы любые опасности и тревоги ушли из их жизни. А еще — чтобы Андрей наконец-то сошел с коляски и ушел из возможного обзора того, кто мог наблюдать за ними из окон второго этажа. — Он появился так нежданно… я не знала вовсе…

Но Андрей положил палец на ее губы, вынуждая ее утаить при себе слова извинения. Покачал головой, мол, не надо, не говори ничего.

— Он не причинил тебе вреда? — только одно и волновало Андрея сейчас, глядя в ее отчего-то виноватые глаза. Он совсем забыл, что в Милорадово был Лозинский, под наплывом чувств, захлестнувших его, когда Анна произнесла те самые слова, которых ждал столько времени. И только сейчас его самого захватил на миг в свой плен ужас от того, что могло произойти здесь, пока он ждал в церкви. Пока был так далеко от нее.

Анна покачала головой, а потом вдруг обняла его, прижавшись всем телом, обхватила руками. Загомонили одобрительно стоявшие на крыльце дворовые, улыбаясь такой несдержанности, такой несвойственной господам. Нахмурилась недовольно Алевтина Афанасьевна, приехавшая из церкви еще до конца службы, чтобы успеть подготовиться к благословению молодоженов, и наблюдающая за их подъездом к дому из окна. Какая открытость! Какая невоспитанность…!

— Он сказал, что дуэль в Париже… Андрей, mon Dieu! C'est ma faute![691] Во всем! И в твоей отставке, и в твоем…, - она хотела сказать увечье, но не смогла даже произнести это слово, так пугающее ее, до сих пор отдающееся в душе почти физической болью, которую отныне было суждено испытывать Андрею. Сбилось дыхание от слез, вставших в горле от осознания того, что было истинной причиной дуэли, о которой думала со злостью еще недавно в Москве.

Представляя ту женщину, которая послужила виной всех этих бед, что произошли с Андреем. Она даже подумать не могла, что эта женщина — она сама…

— Зря он сказал тебе, — прошептал Андрей, гладя ее локоны через кружево фаты. — И твоей вины здесь нет.

— Прости меня… прости…

— Все…все! Твоей вины нет! — он поймал ее лицо в ладони и заставил взглянуть в свои глаза, пытаясь взглядом унять ее страх и тревоги. — А если б и была… Faute avouée à demi pardonnée [692]. И ты же знаешь — я прощу тебе все. Истинно так…

Андрей оглянулся на Прошку, подошедшего к коляске, и, поймав его взгляд, коснулся легким поцелуем лба невесты, а после легко спрыгнул из коляски и протянул той руку, помогая сойти.

— Поспешим в дом. Вскорости прибудут из церкви остальные. Негоже их встретить на крыльце, верно?

На аллее действительно уже виднелись коляски, которыми ехали из церкви приглашенные на торжество гости. Первые из них уже были на самом подъезде к усадебному дому, заворачивали на площадку. И Анна поспешила сойти с коляски, готовая нынче во всем стремиться получить расположение belle-mere, уже ожидающей молодую пару в одном из салонов первого этажа.

Оперлась на руку Андрея, вложила доверчиво пальчики в его ладонь, которая тут же сжала те в легком и ласковом пожатии. И так и не выпускала. Ни когда пошли вместе к Алевтине Афанасьевне, стоявшей посреди салона, величаво выпрямив спину. Ни когда опустились перед той на колени на время благословения и слов родительского напутствия на будущую совместную жизнь. Ни после, когда принимали поздравления гостей, присутствовавших на венчании или прибывших непосредственно к торжественному обеду, который был дан в парадной столовой.

Только когда рассаживались на положенные рангу места за столом, разомкнули они руки, и Анна словно была лишена какой-то опоры в тот же миг. Снова отчего-то стало чуть неспокойно на душе без тепла его руки.

Тихим ручейком текла неспешная беседа за столом, то и дело прерываемая вежливым смехом или звяканьем приборов о фарфор на фоне плавных нот, которые выводили смычки домашних музыкантов по струнам. Шелестел за распахнутыми в парк окнами легкий летний дождь, принося прохладу после жаркого дня. Анна изредка косилась поверх головы сидящего напротив нее предводителя дворянства на эти капли, так ярко сверкающие в солнечных лучах нынче, и не могла не думать о том беспокойстве, что изредка волной поднималось в груди.

Нет, не от того, что внезапно небеса разверзлись дождем.

— К счастью! К счастливой доле! — пронеслось по столовой в тот же миг, когда неожиданно с ясного неба при ярком солнечном свете хлынул дождь, на короткий миг заглушая звуки струнных. И Анна знала эту примету, которой довольно улыбнулась Вера Александровна, поймав взгляд племянницы. Нет, дело было вовсе не в дожде.

Быть может, в том, что Анне так сильно хотелось сейчас протянуть руку и накрыть ладонь Андрея, чтобы он в который раз пожал ее пальчики, вселяя покой в ее истомившуюся отчего-то душу. Или быть может, от того, что она замечала эту складку, которая изредка появлялась на лбу Андрея. То странное выражение в его глазах, которое он тут же прятал, ослепляя Анну своей нежной улыбкой. Она чувствовала его озабоченность, и от того вмиг теряла покой и тепло счастья, переполняющее ее в этот день. Что это? Отчего? Что отравляет ему эти минуты, когда за обедом поднимают бокалы в пожеланиях молодоженам счастливой доли и славного продолжения рода? Неужто то, что стряслось этим утром тому виной?

Прошлое… Его не вырвешь из книги, как ненужную и негодную более страницу, не скомкаешь и не выбросишь вон. И не сожжешь, превращая в пепел, превращая в труху, рассыпающуюся в руках, как прошлой ночью сожгла Анна письма Лозинского. Оно все равно настигает тебя в те моменты, когда ты не ждешь этого совсем, и пусть не переворачивая твой путь в иную сторону, но оставляя неприятное послевкусие ошибок. Не это ли послевкусие вносит горечь ныне для Андрея в ту сладость, которой должен был быть наполнен этот день?