Океан сказаний - Сомадева

Когда же он вернулся домой и поведал обо всем, что было, то сказал жене и сыну: «Вот смотрите, сколь усердно старается Судьба унизить нас как можно больше. Те самые люди, которым я отказывался прежде отдать своих дочерей, когда они этого просили, теперь отказывают мне, когда я на их просьбу согласился». Возразили ему жена и сын: «Кто может знать, что на уме у Судьбы? Но ведь не должно же быть ложным обещание Шивы?»

Пока они говорили это, Трайлокйапрабха и Трибхуванапрабха прослышали про все, что случилось, и дали такой зарок: «Не будем мы ничего есть целых двенадцать дней, и если за это время Бог не явит нам благоволение и не сделает так, что состоятся наши свадьбы, то взойдем мы вместе на костер, дабы не оставались наши тела на поношение и даже просто не влачили бы дальше существование». Произнеся такой обет, стали они голодать перед изваянием Бога, погрузившись в размышления и бормоча молитвы, а их мать и отец, властитель дайтйев, узнав обо всем этом и горячо любя своих дочерей, тоже стали голодать таким же образом. Их матушка Свайампрабха снова послала Индумати к супруге Мерудхваджи, чтобы сообщить ей, как обернулись дела, и Индумати поспешила и рассказала той, что происходит в доме ее повелителя, и, желая услышать все это, пришел сам Мерудхваджа, и тогда и эта супружеская чета из уважения к Трайлокйамалину и его жене тоже стала голодать, а из почтения к родителям стали голодать и их сыновья.

Так две царские семьи в двух мирах оказались в беде. На седьмой день поста, который Муктапхаладхваджа проводил в размышлениях о Шиве как единственном его прибежище, сказал он своему другу Махабуддхи, бывшему в прежнем рождении Самгхатакой:

«Я вспомнил, друг, сон, виденный мной минувшей ночью, будто вскочил я на подаренную мне подвижником Таподханой вахану, способную изменять облик по своему желанию и мчаться туда, куда душа повелит, и она обратилась в воздушную колесницу, и я, полный отчаяния, отправился в храм Шивы, стоящий далеко отсюда на склонах Меру. Там я увидел некую небесную деву, истощенную подвигами веры, и некоего мужа с волосами, заплетенными в косы, уложенные пирамидой, который, указывая мне на эту деву, сказал: «Смотри-ка, спасаясь от одной красавицы, ты кинулся сюда, а здесь тебя ждет другая». Услышав его слова, так и остался я стоять, прикованный к месту, жадно любуясь ее красотой, но не мог насытить свой взор и вдруг проснулся.

Должен я теперь отправиться за этой небесной девой, и если не добуду ее, то сожгу себя. Чего хотела от меня Судьба, заставив привязаться душой к прелестнице, виденной мной во сне, после того как я так грубо отверг руку девушки из рода дайтйев, недавно мне предложенную? Но как бы то ни было, верю я, что если отправлюсь туда, то непременно выпадет мне удача». И, сказав так, он вызвал мыслью своей вахану, которая была подарена ему подвижником и была способна доставить его в любое место, какое только могло прийти на ум, и она явилась и на этот раз обернулась летучей колесницей, и Муктапхаладхваджа сел в нее и отправился в тот храм Шивы, и когда достиг его, то увидел, что все было так, как приснилось ему, и он обрадовался. Тогда совершил он омовение в святой воде пруда Сиддходаки и все сопутствующие обряды, и никто, кроме его друга, при этом не присутствовал.

А его отец царь Мерудхваджа со своей супругой, другим сыном и всеми придворными, исхудавшие от голода, когда узнали, что Муктапхаладхваджа куда-то тайно уехал, очень опечалились, и все это, как только случилось, стало известно и в Патале. Отправился тогда продолжавший голодать Трайлокйамалин с женой и обеими дочерьми к царю Мерудхвадже, и все они решили так: «Сегодня пошел четырнадцатый день, как царевич куда-то уехал поклоняться Шиве, и пока мы подождем его здесь, а если не вернется, то завтра мы отправимся искать его и будь что будет».

В это же время Падмавати, находившаяся в Мегхаване, храме Шивы, сказала своим служанкам: «Помнится мне, подруги, что приснилось мне прошлой ночью, будто отправилась я в Сиддхешвару, и некий муж, голова которого была увенчана уложенными в гирлянду косами, вышел из храма Гаури и обратился ко мне со словами: «Скоро кончится твоя печаль, дочь моя, и соединишься ты со своим супругом». Только успел он это молвить, как и ночь, и сон покинули меня. Так поспешим же туда». И она пошла в храм Гаури, стоящий на склоне горы Меру, и увидела неподалеку Муктапхаладхваджу, совершавшего омовение в пруду Сиддходаке, и обратилась к подругам: «Этот человек очень напоминает моего возлюбленного. Посмотрите, как он похож. Вот чудо! Может быть, это и есть благородный Муктапхалакету? Нет, никогда, ведь он же смертный!» Но подруги ее стали спорить с ней: «Посмотри, царевна, не только сам этот муж похож на твоего возлюбленного, но и его товарищ очень напоминает Самгхатаку, друга царевича. Ведь ты рассказывала нам про сон, виденный тобой прошлой ночью, во время которого Шива своей волей привел их обоих сюда, обращенных проклятием в смертных. Иначе как бы могли они оказаться в пределах, доступных лишь Богам?» После их слов Падмавати поклонилась Шиве и спряталась неподалеку от его Лингама, желая выяснить, кто же этот незнакомец.

А Муктапхаладхваджа, закончив омовение, направился в храм, чтобы поклониться Шиве, и, осмотревшись, обратился к Махабуддхи: «Удивительно, но это тот самый храм, который я видел во сне, выстроенный из драгоценных камней, со стоящим перед ним Лингамом, в котором воплощен Шива. Да и вся эта местность знакома мне по сну — здесь в изобилии растут деревья, сверкающие драгоценными камнями и кажущиеся живыми из-за множества небесных птиц. Но только не вижу я небесной девы, встреченной мною во сне, и если не найду я ее здесь, то тут же расстанусь со своим телом».

После таких слов его наперебой зашептали Падмавати ее подруги: «Послушай, конечно же, это он пришел сюда, потому что видел тебя во сне, и если тебя не найдет, то покончит с собой. Останемся пока в укрытии и посмотрим, что он сейчас будет делать». Пока они стояли спрятавшись, Муктапхаладхваджа вошел в храм, и поклонился Шиве, и вышел наружу, и трижды обошел храм так, чтобы правая рука все время была обращена к нему, а потом он и Махабуддхи вспомнили свое прежнее рождение, и пока они рассказывали друг другу события их жизни в облике видйадхаров, встретились их взгляды с взглядом Падмавати. Увидев ее, переполнился радостью Муктапхаладхваджа и обратился к другу со словами: «О, взгляни, вот царевна Падмавати, та самая дева, которую я встретил в моем сновидении. Великое счастье, что она пришла сюда, я должен пойти и говорить с ней».

Тотчас же он со слезами кинулся к девушке и стал умолять: «О царевна, не уходи больше никуда, верь, я — твой возлюбленный Муктапхалакету. Из-за проклятия Дридхавраты оказался я смертным, а теперь я вспомнил прежнее мое рождение». И, сказав так, попытался он ее обнять. Она же, однако, все еще не могла в это поверить и стала невидимой, но не ушла и стояла там с глазами, полными слез, а царевич, потеряв ее из виду, упал без памяти на землю. С печалью произнес его друг прямо в воздух такие слова: «Как же это, царевна, пришел твой возлюбленный, ради которого ты вынесла столь тяжкое подвижничество, и отказываешься ты говорить с ним? Ведь я — Самгхатака, друг твоего возлюбленного. Почему же ты не найдешь добрых слов и для меня, также из-за тебя обреченного проклятием на жизнь смертного?» Затем он привел царевича в чувство и проговорил: «Вот тебе и наказание за то, что ты отверг царевну из рода дайтйев, готовую отдать тебе свою руку из любви».

И когда спрятавшаяся Падмавати услыхала все это, она шепнула подругам: «Смотрите-ка, он не испытывал никакой склонности к девушке из рода асуров!», а они ей ответили: «Вот видишь, как все сходится. Разве ты не помнишь, что он уже после того, как на него пало это страшное проклятие, молил святомудрого Таподхану о том, чтобы, пока он будет находиться среди смертных, никакая из женщин не могла вселиться в его сердце, отданное Падмавати? Поэтому-то он до сих пор и не испытывал любви к другим женщинам». Все услышанное озадачило царевну, а Муктапхаладхваджа, бывший не в состоянии увидеть ее с тех пор, как исчезла она из виду, рыдал: «О возлюбленная моя Падмавати! Разве не видишь ты, что я тот самый видйадхара, который из-за тебя был проклят в Мегхаване? Будь уверена, что я здесь умру!»

Наслушавшись его стонов и рыданий, сказала она прислуживавшим ей девам: «Как будто бы все и сходится, да ведь они могли прослышать об этом из чьих-нибудь уст, так что я не уверена, действительно ли все так и есть. Но не могу я дольше слышать эти жалостные рыдания. Пойду-ка я в храм Гаури, тем более что настало время, когда я должна помолиться Богине». И вместе со всеми прислуживавшими ей вступила она в обитель Амбики и вознесла такую молитву: «Если воистину муж, виденный мной в Сиддхишваре, мой возлюбленный, то устрой, могущественная, так, чтобы я как можно скорее соединилась с ним». Пока Падмавати находилась там, моля о ее возлюбленном, Муктапхаладхваджа, оставшийся в Сиддхишваре, говорил другу своему Махабуддхи, бывшему таковым и в прежней его жизни: «Убежден я, Махабуддхи, что пошла она в этот храм Гаури ради цели, ведомой только ей. Пойдем-ка и мы туда». И он призвал усилием мысли свою летучую колесницу, которая могла нестись, куда только душа пожелает, и полетели они в обитель Амбики. Когда заметили девы, прислуживавшие Падмавати, колесницу, мчавшуюся в поднебесье, вскричали они: «Вот чудо, царевна! Взгляни-ка, он мчится сюда на летучей колеснице. Как это может обычный смертный обладать такой силой?» И ответила им царевна: «Разве вы, подружки, не помните, каким проклятием покарала я Дридхаврату, отнявшего у меня любимого? Я обрекла его на то, чтобы он всюду был ваханой для Муктапхалакету, и приобретал бы любой облик, и двигался бы, подчиняясь лишь его воле. Нет сомнения, что это и есть ученик подвижника, обернувшийся на этот раз летучей колесницей, и с ее помощью мчится мой возлюбленный, куда только пожелает».