Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

Тарковский ответил: «Я имею в виду буквально любой шаг. Если в какой-то момент, если что-то потребуется от меня для кого-то кажущееся невозможным, то я совершу даже это. Есть много способов… То есть, я в буквальном смысле верю в то, что я способен сделать… Именно совершить любой шаг в связи с этим, буквально. Поэтому, воспринимайте это в самом буквальном смысле этого слова. Конечно, я не убью человека ради этого. Это противоречило бы моей философии, моей сущности, но я многим могу пожертвовать ради этого». Эти слова мало что проясняют. Понятно, что речь идёт о некой жертве, но суть её энигматична. И самоубийство, аутодафе вполне ложится в сказанное. Если не ответом, то комментарием к заданному вопросу Корти станет следующий фильм режиссёра, о котором Тарковский пока говорил крайне общо: «Это будет „копродакшн“ с англичанами, с японцами, с французами и с итальянцами [шведов Андрей не упоминает, поскольку их участие разумеется само собой]… Это история человека, который ощущает свою личную, персональную ответственность перед тем, что совершается в мире и, в определённом смысле, это моя внутренняя какая-то позиция, которая заставляет меня сделать эту картину… Но, в общем, тема, и я бы сказал концепция, вот такова: о личной ответственности, о нежелании прятаться за общественное мнение, за других, за деятельность каких-то организаций, обществ, человеческих институтов, которые, как правило, всегда заменяют персональное, совесть, в наше время. Тогда как без совести, без личного отношения к явлениям ничего невозможно конструктивно создать нового». Здесь следует добавить несколько слов по тому же поводу, произнесённых днём ранее, на пресс-конференции: «Я уверен, что пережитое ляжет краеугольным камнем на мою следующую картину… Так же случилось с „Ностальгией“… Проблема личной, персональной ответственности за всё, что происходит на наших глазах, это для меня, может быть, самый главный вопрос. Все прячутся за политиков, но мало кто решается задать вопрос самому себе: каков смысл моей жизни, что я делаю или делал…» Всё-таки два последних фильма режиссёра будут взаимодействовать с судьбой своего автора совершенно по-разному, но некая связь между героями — Александром и… не Горчаковым, а Доменико начинала проступать всё яснее.

Вопреки всему сказанному, появилось немало статей, заявляющих, будто Тарковский остался за рубежом исключительно из-за более высоких заработков. Особо следует упомянуть о сюжете французского телевидения, в котором переврали вообще всё. Журналистка сообщила, что режиссёр живёт в Швеции, в Милан он приехал из Стокгольма, а также назвала Тарковского Александром. И хотя отголоски упомянутого казуса периодически всплывают во франкоязычной прессе до сих пор, это трудно назвать ошибкой. Ведь именно в Милане 10 июля режиссёр перестал быть Андреем Горчаковым из «Ностальгии» и начал превращаться в Александра из «Жертвоприношения». По большому счёту, именно в тот момент Тарковский сжёг свой дом.

«Жертвоприношение»: от слов к делу

18 июля — 8 ноября 1984.

Великобритания (Лондон, Уимблдон), Сан-Грегорио, Швеция (Стокгольм, Готланд), Великобритания (Лондон, Стратфорд-на-Эйвоне), Милан.

Реакция в Москве. Апокалипсис в Лондоне. Встреча с Бродским. «Запечатлённое время»: конец истории. Подготовительный период в Швеции. Первая «встреча» с Бергманом. Ужины. Советско-японская дружба. Новая «Голгофа». Планы на далёкое будущее.

—

Может возникнуть вопрос: а как на миланские события отреагировали в Москве? Пресса, разумеется, молчала. Режиссёр начал сильно переживать о том, что его заявление может сказаться и на судьбе отца. Сын боялся, что поэта, столь поздно получившего признание, совсем перестанут печатать. Неожиданно 18 июля в «Литературной газете» вышла статья[909], в которой Арсений Тарковский фигурировал. Он упоминался невпопад, походя, поскольку главной героиней материала была поэтесса Мария Петровых. Что это значит? Можно ли трактовать произошедшее, как сигнал, будто всё в порядке? Или это вообще не имело никакого отношения?..

Одной из непосредственных реакций на пресс-конференцию стало то, что Ермаш направил в Центральный комитет докладную записку следующего содержания[910]: «Рассмотрев обращение Тарковского А. А., Госкино СССР считает, что его решение остаться за рубежом едва ли является только следствием эмоциональной неуравновешенности и определенной неудачи на Каннском фестивале, откуда Тарковский А. А. рассчитывал вернуться с главным призом. Сосредоточившись на собственном эгоцентрическом понимании нравственного долга художника, Тарковский А. А. видимо надеется, что на Западе он будет свободен от классового воздействия буржуазного общества и получит возможность творить, не считаясь с его законами. Однако поскольку кино является не только искусством, но производством, требующим значительных трат, можно предполагать, что дальнейшее существование Тарковского А. А. за рубежом будет связано либо с утратой декларируемых им патриотических чувств со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо оно станет невыносимым, и режиссёр обратится с просьбой о возвращении в СССР… В любом случае, Госкино СССР не считает возможным принимать условия Тарковского А. А., имея при этом в виду, что удовлетворение его просьбы создаст нежелательный прецедент». Упрёк в эгоцентризме недвусмысленно указывал на то, что Ермаш читал письмо отца Андрею, которое привёз режиссёру Сизов.

Колоссальное психологическое напряжение требовало передышки, и как нельзя кстати пришлось очередное приглашение в Великобританию. 18 июля Андрей с Ларисой и Ольгой Сурковой отправились в Лондон. Жили они снова у Ирины и Тимоти Браунов. Тарковский был на взводе и говорил, что в любой момент ожидает попытки похищения со стороны КГБ. По настоянию гостя к нему даже на какое-то время приставили полисмена.

Однако иногда удавалось расслабиться. Режиссёр с женой побывали в гостях у Владимира и Ирины фон Шлиппе. Ходили в Альберт-Холл на концерт Айоны Браун, музыка которой Андрею очень нравилась. Несколько раз он побывал в храме Успения Божьей Матери и Всех святых, где встречался с Антонием Сурожским.

Официально приглашающей стороной выступал Фестиваль Пикадилли[911], организуемый Сент-Джеймсской церковью (не путать с одноимённым дворцом), ежегодно представлявший вниманию публики интересные театральные, музыкальные, поэтические или кинематографические события. Программа мероприятий с участием Тарковского была насыщенной: несколько встреч с журналистами и зрителями, выступления в киношколе и кинотеатрах, но главное — ретроспектива картин, а также три публичные лекции с ответами на вопросы — две в самой Сент-Джеймсской церкви (Piccadilly, 197) и одна в упоминавшемся арт-центре «Riverside Studios», где базировалось множество современных художников, занимавшихся живописью, экспериментальным искусством, театром и кино. Последнее выступление положило начало дружбе с директором центра Дэвидом Готхардом, который станет важным соратником и помощником Тарковского в Великобритании. В частности, Готхард тоже будет заниматься лондонским комитетом по воссоединению семьи режиссёра, а также передаст письмо Андрея президенту Франции Франсуа Миттерану.

Стенограммы упомянутых мероприятий опубликованы[912] и показывают интересную картину мировоззрения «нового», сделавшего выбор режиссёра. Произошедшие за