Жизнь и реформы - Михаил Горбачев

Хонеккер в эти дни не мог скрыть внутреннее волнение. Вечером, приветствуя проходящую мимо трибуны молодежь, он пританцовывал, напевал, вообще бодрился. Но видно было, что ему не по себе, он был словно в трансе. На следующий день мы встретились один на один. Беседа продолжалась около трех часов. Несмотря на все мои усилия, вывести его на откровенный разговор не удалось. Еще раз я должен был заслушать подробный отчет о достижениях. Хонеккер не принимал протест, исходящий из общества. А ситуация в ГДР при непосредственном наблюдении действительно оказалась такой, как ее охарактеризовали представители Культурбунда, — «без пяти минут двенадцать». Хотя и с оглядкой, об этом же говорили и члены руководства СЕПГ. После нашей встречи с их лидером некоторые спрашивали: понимает ли он, что для ГДР настал час перемен. Конечно, странным было, что этот вопрос задавали мне. Отсюда следовал вывод, что обстановка в Политбюро СЕПГ не дает возможности обратиться к генсеку с таким вопросом.

В программе моего пребывания была намечена встреча с руководством ГДР. И она состоялась перед самым отъездом из Берлина. Делясь опытом перестройки, я сказал немецким друзьям: «Того, кто опаздывает в политике, жизнь сурово наказывает». Для большей убедительности сослался на наше решение приблизить сроки проведения XXVIII съезда КПСС, где намерены осмыслить итоги прошедших лет перестройки, выработать ориентиры на будущее. Одновременно Верховный Совет СССР, Съезд народных депутатов займутся решением вопросов собственности, аренды, предпринимательства и других, что позволит в ближайшее время создать правовую базу для углубления реформ.

Обращаясь к собеседникам, я сказал:

— Жизнь, как я понимаю, требует и от вас принятия мужественных решений.

Участники встречи выслушали меня с предельным вниманием. Первым взял слово Хонеккер. Формально соглашаясь со мной, он повернул все в плоскость частных, прикладных тем. Реплики или краткие замечания, с которыми выступили К.Хагер, Г.Шюрер, Г.Кроликовский, В.Эберляйн, хотя и носили деловой характер, не выходили в общем за рамки рутинных вопросов.

Покидал я Берлин со смешанными чувствами. Запечатлелся образ огромного человеческого потока, тысяч немецких юношей и девушек — здоровых, крепких, приветливых, жаждущих перемен. И это вселяло надежду, оптимизм. Но было и другое. В памяти моей остались настороженные, сосредоточенные лица руководителей СЕПГ, каждый из которых, похоже, готовился сделать свой решающий выбор. Хонеккер явно обиделся на меня и, чтобы подчеркнуть это, не поехал нас провожать, хотя днем раньше встречал на аэродроме Шенефельд вместе с супругой.

Запоздавшие перемены

Как мне рассказывали потом, вскоре после юбилейных торжеств Политбюро ЦК СЕПГ собралось, чтобы обсудить итоги празднеств и общую ситуацию в республике. Многие высказались за активные действия по умиротворению разраставшихся волнений. Хонеккер же призывал «не драматизировать обстановку», «не идти на диалог с классовым противником»(?!). Это, очевидно, побудило Политбюро, вопреки позиции генсека, созвать Пленум ЦК. Политбюро приняло заявление о готовности обсудить и решить возникшие проблемы путем гражданского диалога, гласности, урегулирования вопросов выезда за границу. Созванный 18 октября Пленум ЦК СЕПГ освободил Хонеккера от обязанностей Генерального секретаря ЦК СЕПГ и Председателя Госсовета ГДР. На оба эти поста был избран Кренц, ранее занимавшийся в Политбюро вопросами государственной безопасности, правоохранительных органов, а также молодежи и спорта. Смена эта была, так сказать, запрограммированной, его и раньше в шутку называли «кренц-принцем».

Тем временем стихийные выступления на улицах городов продолжались. Выдвигались требования демократизации режима, расследования злоупотреблений, ликвидации непомерных привилегий должностных лиц. Власти утрачивали контроль над событиями, сказывалась растерянность, неспособность перехватить инициативу. 8—10 ноября Пленум ЦК существенно обновил состав Политбюро. В него был введен «бунтарь» Ханс Модров, вскоре возглавивший коалиционное правительство. В ночь с 9 на 10 ноября у стены, разделявшей Восточный и Западный Берлин, собрались огромные толпы людей. Во избежание опасных эксцессов были открыты переходы на запад. Стена пала, а вернее сказать, превратилась в памятник ушедшей в прошлое «холодной войны».

Об этих событиях меня подробно информировал Кренц на встрече в Москве. Он рассказал, что Хонеккер, давно готовивший Кренца в свои преемники, упрекнул его в том, будто тот специально подобрал участников торжеств, чтобы устроить «афронт» генсеку и спровоцировать его отставку. Этот штрих был еще одним свидетельством того, насколько бывший лидер СЕПГ отдалился от реальной жизни, от настроений и интересов граждан республики.

В начале декабря Народная палата ГДР отменила положение конституции о руководящей роли СЕПГ, из нее вышло около половины членов, а чрезвычайный съезд преобразовал ее в партию демократического социализма — ПДС. Обновленная партия приняла новые программные документы и избрала правление во главе с берлинским адвокатом Грегором Гизи. Я встретился с новыми руководителями ГДР. Это были люди уже совершенно новой формации, по-настоящему интеллигентные, раскованные, самостоятельно и оригинально думающие и действующие. Но вышли на широкую политическую арену они слишком поздно, времени для разбега у них не было. Их политические оппоненты на Западе были несравненно опытнее и искушеннее.

Политическая и социальная дестабилизация в ГДР дала беспрецедентные шансы конкурирующим политическим кругам ФРГ. Каждая из основных партий — ХДС/ХСС, СвДП, СДПГ — развернула бурную деятельность в пользу объединения Германии. Различие их тактики сводилось лишь к темпам и формам такого объединения. Среди политических партий, общественных организаций и населения ГДР отношение к перспективам объединения было неоднозначным. Во всяком случае, поначалу преобладала линия на плавное, поэтапное сближение и всестороннее равноправное сотрудничество. Этим целям отвечал трехэтапный план Ханса Модрова, о котором я уже писал в предыдущей части.

Еще раз напомню, что 12 сентября 1990 года в Москве в итоге совещания министров иностранных дел СССР, США, Великобритании, Франции, ГДР и ФРГ, которое условно называлось встречей «4+2», был подписан Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии. В этом договоре содержались решения всего комплекса внешних аспектов германского единства.

В августе 1990 года в Берлине во дворце на Унтер-ден-Линден был подписан, а 3 октября того же года вступил в силу государственный договор между ГДР и ФРГ «О строительстве германского единства». Он предусматривал вхождение ГДР в состав ФРГ согласно статье 23 Основного закона ФРГ.

Объединение Германии, на мой взгляд, — явление неизбежное, необходимое и, наконец, справедливое. Оно обусловлено коренными переменами в мире, Европе и в самой Германии. Другое дело, что могло оно произойти иначе, менее драматично. Ведь адаптация населения бывшей ГДР в объединенной Германии оказалась намного труднее, чем даже предостерегали сторонники поэтапного объединения. Процесс продолжает оставаться весьма болезненным не только для востока, но и для запада страны.

Думаю, потребуется еще немало времени, выдержки, сил и средств, чтобы полностью зарубцевались швы и раны на теле во многом изменившейся, но по-прежнему великой нации, расчлененной на части горячей и холодной войной. Восстановив свою государственную целостность, она поставлена теперь перед необходимостью решать ряд задач, от которых в немалой мере зависит будущее всего континента. Это — сохранение и упрочение демократии, преодоление любых попыток возродить философию и политику «арийской исключительности», принесшую столько бед немецкому народу и миру. Это — использование мощного потенциала объединенной Германии для поддержания европейского равновесия, содействия процессу интеграции, строительству «общеевропейского дома».

И конечно, особые надежды я возлагаю на то, что новая Германия станет добрым соседом и надежным партнером новой России, других государств СНГ. Для этого есть все предпосылки — исторические, экономические, политические, духовные.

Хотел бы закончить свои заметки о встречах и беседах с Эрихом Хонеккером выражением решительного несогласия с попытками взвалить на него юридическую ответственность за ряд драматических событий в ГДР и в истории ее отношений с ФРГ.

В связи с судебным процессом над Хонеккером я не раз заявлял и в Москве и в Бонне и хочу повторить еще раз: нельзя несправедливо руководствоваться формальными критериями западногерманского права при оценке политики, проводившейся в иных, причем даже не в радикально, а в исторически иных условиях. ГДР была независимым, признанным во всем мире государством, членом ООН.