Гайдзин - Джеймс Клавелл

Оставшись один и в безопасности, Горнт протяжно выдохнул, довольный собой. В восторге от того, что сумел провидеть в тот миг, как поведет себя Норберт, и поставил на это свою жизнь.

«Когда рискуешь, выбор момента и выполнение должны быть безукоризненны, — без конца, как молитву, твердил ему его отчим, обучая искусству карточной игры. — Иногда человеку выпадает шанс, юный Эдди, подарок судьбы. Она дарит тебе нечто особенное, ты берешь это и кончаешь со всем одним ударом. Ты срываешь банк. Проиграть невозможно, если этот шанс тебе действительно подарен, время она выбирает безошибочно. Только смотри не дай дьяволу обмануть себя — он прикрутит тебя к кресту намертво, карты он сдает те же, но они другие, ты почувствуешь разницу, когда они попадут к тебе в руки…»

Горнт криво усмехнулся. Отчим не имел в виду убийство, говоря о том, чтобы покончить со всем одним ударом, но для него именно так все и сложилось. Его даром судьбы был Норберт.

Идеально выбранный момент, идеальное убийство, идеальное алиби.

Норберта следовало отправить к праотцам по многим причинам. Во-первых, он мог оказаться способным отвратить от Броков часть надвигающейся катастрофы, развернув её против дома Струанов. Кроме того, старик Брок приказал Норберту убить Струана любым способом, каким получится; и самое главное — Норберт был простолюдин, без манер, без утонченности, без чувства чести и не джентльмен.

Мухи уже роились вокруг них и садились на труп. Горнт отошел в сторону и закурил сигару. Его взгляд внимательно окинул пустырь, проникая сквозь туман. По-прежнему никаких чужих глаз, никакого шевеления. Рассветные лучи едва пробивались через густой слой низких облаков. Стоя там в ожидании, он вынул холостые патроны из второго пистолета, пистолета Малкольма, на которых настоял Норберт. Горнт улыбнулся про себя. Он поменял бы их, подсунув хлопушки Норберту, если бы тот все же решил драться, а не отменить дуэль, как они договорились.

Каким же Норберт был ублюдком, подумал он. Поделом ему. А вот Малкольма мне жаль. Ладно, теперь я отправляюсь в Гонконг и заключаю сделку с его матерью — так безопаснее и лучше. Норберт был прав, она настоящий тайпэн. Я предложу ей то, что собирался передать Малкольму: подлинные средства и вещественные доказательства, которые уничтожат компанию «Брок и Сыновья», раздавят Моргана, этого дьявола во плоти.

Оставь месть мне, сказал Господь. Но это не для меня. Не для меня, Эдварда Горнта, сына Моргана. Ах, отец, если бы ты только знал, как упоительна будет месть, как праведно отцеубийство! Плата за «Я женюсь на этой шлюхе, если…».

Какая ирония, Морган: ты потратил половину жизни, чтобы разорить свою единственную сестру и её семейство, твой отец пытается сделать то же самое со своей единственной дочерью, а я, твой единственный сын и возмездие, защищаю её, чтобы погубить тебя.

С Тесс безопаснее иметь дело, чем с Малкольмом, лучше. Она отдаст мне компанию Ротвелла в Шанхае, и подпишет займы в банке «Виктория», в которых я нуждаюсь, и введет меня в совет директоров. Нет, это нет, она справедливо сочтет подобное угрозой для себя, кресло директора придет позже. А до тех пор я займусь следующим номером в списке: компанией Купер-Тиллман.

Тем временем что мне делать сейчас? Как можно скорее лететь в Гонконг. Любопытно: Норберта нет и Малкольма тоже. Странно.

Умер на боевом посту? Интересно. Какая смерть!

Устранив Малкольма, судьба преподнесла мне ещё один дар. Анжелику. Она теперь свободна и богата, богата, как «Благородный Дом». Шесть месяцев — как раз тот срок, какой мне нужен: его вполне достаточно для траура, и я успею привести свои дела в порядок. К тому времени Тесс Струан будет рада сплавить её подальше от Гонконга, с глаз долой — из сердца вон. И замужем за кем-нибудь. А если она беременна? Я позабочусь насчет этого «если». Что так, что эдак — разница не велика: я заполучу «Благородный Дом» ещё быстрее, чем это уже запланировано.

Его приглушенный смех слился с жужжанием мух.

— Доктор Бебкотт ждёт снаружи, сэр Уильям, — доложил Тайрер.

— Впустите же его, ради Бога! Джордж, доброе утро, чёрт, что случилось с этим беднягой — какая ужасная новость! Что с Анжеликой, как она, вы уже слышали о Норберте? Этот подлый сукин сын попытался выстрелить Джейми в спину пару часов назад!

— Да, да, мы слышали. — Бебкотт был небрит и явно расстроен. — Хоуг отвез Анжелику во французскую миссию, мы приехали на берег все вместе — она отказалась возвращаться в факторию Струанов.

— Это я могу понять, трудно её винить, как она себя чувствует?

— Она, разумеется, в шоке. Мы дали ей успокоительное. Ужасно жаль её — она столько ужасов пережила здесь: сначала Токайдо, потом этот чертов убийца-ронин, теперь это. Как судьба наказывает её, ужасно. Она сильно потрясена.

— О. Это… это может повлиять на её рассудок?

— Надеюсь, что нет. Трудно сказать. Она молода и сильна, но… трудно сказать. Клянусь всем, что есть в мире святого, я надеюсь, что нет. — Оба они были глубоко встревожены. — Какой ужас, что с ними могло случиться такое. Паршивое это дело, я чувствую себя совершенно беспомощным.

Сэр Уильям кивнул.

— Должен признаться, я чертовски разозлился из-за этой женитьбы, но с другой стороны, когда мне сообщили сегодня утром… знаете, я отдал бы все на свете, чтобы этого не случилось. — Его лицо посуровело. — Вы осматривали тело Норберта?

— Нет, Хоуг займется этим сразу же, как только позаботится об Анжелике. Я подумал, что мне следует прийти прямо сюда и доложить.

— Совершенно справедливо. Итак, что случилось с Малкольмом?

Несмотря на душевную боль, Бебкотт заставил свой голос звучать бесстрастно:

— Кровотечение. Артерия или вена разорвалась или лопнула. Ночью, пока он спал, без всякой боли и судорог, иначе он разбудил бы её, жизнь по капле вытекла из него. Я произведу вскрытие, это необходимо для оформления свидетельства о смерти.

— Хорошо, если вы так считаете. — Сэр Уильям перестал думать об этом мрачном деле, находя его тошнотворным, кроме того, ему не нравилось быть рядом с врачом, любым врачом, на их одежде всегда оставались пятна крови, тут и там, и их всегда окружал едва уловимый запах лекарств и карболки, как бы чисто они сами ни мылись. — Бедный Струан. Ужасно. Так он просто истек кровью и умер?

— Да. Как бы там ни было, Малкольм… за всю жизнь я не видел другого лица, которое выглядело бы таким невероятно умиротворенным после смерти, словно она была для него желанна…

Сэр Уильям поиграл крышкой чернильницы на своём столе.

— Джордж, а мог бы он… могло бы завершение — я имею в виду… ну, вы понимаете… — могло бы… могло бы это послужить причиной? Я хочу сказать, если бы он был крайне возбужден?