Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Mon Dieu, это же очевидно! — раздраженно ответил за Сератара Андре. — Её отношение будет таким, что Анжелика «убила» её сына. Мы все знаем, что она ненавидела её раньше, так что же теперь-то говорить? Она обязательно обвинит её бог знает в каких извращениях, следуя своей уродливой англосаксонской догме об отношениях полов если не публично, то хотя бы за глаза. И не забывайте, что она фанатичная протестантка. — Он повернулся к Сератару. — Анри, мне, наверное, лучше повидаться с Анжеликой. — Он уже успел перехватить её и шепнуть, что она должна вернуться в факторию Струанов, а не оставаться здесь, в миссии: «Ради Бога, Анжелика, твое место с людьми твоего мужа!» — То, что ей необходимо упрочить своё положение в доме Струана любой ценой, было настолько очевидно, что он едва не закричал на неё, но внезапная вспышка гнева обратилась в жалость, когда он увидел, как глубоко её отчаяние. — Я, пожалуй, пойду.

— Да, пожалуйста.

Андре закрыл дверь.

— Какого дьявола, что с ним такое творится? — спросил Вервен, сопнув носом.

Сератар подумал, прежде чем ответить, потом решил, что время пришло:

— Вероятно, это его недуг — английская болезнь.

Его заместитель выронил вилку, потрясённый.

— Сифилис?

— Андре рассказал мне несколько недель назад. Вы должны знать, только вы из всех сотрудников, потому что такие взрывы могут стать более частыми. Он слишком ценен для нас, чтобы отсылать его домой. — Андре шепнул ему, что нашел совершенно новый, ведущий на самый верх канал для сбора информации: — Этот человек говорит, что князь Ёси вернется в Эдо через две недели. За относительно скромную сумму он и его люди из бакуфу гарантируют тайную встречу на борту нашего флагмана.

— Сколько?

— Эта встреча будет стоить любой суммы.

— Я знаю. Однако сколько? — повторил Сератар.

— Эквивалент моего жалованья за четыре месяца, — с горечью произнес Андре, — жалкие гроши. Кстати о жалованье, Анри, мне нужен аванс или та премия, которую вы мне обещали много месяцев назад.

— Мы ни о чем тогда не договаривались, дорогой Андре. Со временем вы её получите, но, ещё раз прошу прощения, никакого аванса. Очень хорошо, эта сумма, после встречи.

— Половину сейчас, половину после. Он также сообщил мне, без всяких денег, что тайро Андзё болен и может не протянуть и года.

— У него есть доказательства?

— Полноте, Анри, вы же знаете, что это невозможно!

— Добейтесь, чтобы ваш осведомитель уговорил эту обезьяну тайро встретиться с Бебкоттом для медицинского осмотра… и я повышу ваше жалованье на пятьдесят процентов.

— Двойное жалованье начиная с сегодняшнего дня, двойное жалованье, и мне понадобится передать моему осведомителю приличную сумму сразу же.

— Пятьдесят процентов со дня осмотра и тридцать «мексиканцев» золотом, пять сразу, остальное потом. И ни сантима больше.

Сератар увидел, как в глазах Андре засветилась надежда. Бедный Андре, он теряет хватку. Разумеется, я понимаю, что изрядная часть этих денег прилипнет к его рукам, но это не страшно, работать со шпионами — грязное дело, а Андре особенно грязен, хотя и очень умен. И несчастен.

Он протянул руку и подцепил последний кусочек единственной головки сыра бри, которая прибыла с последним пакетботом, на льду, за фантастическую плату.

— Будьте терпеливы с беднягой, Вервен, а? — Каждый день он ожидал увидеть признаки болезни, но они не появлялись, и с каждым днём Андре казался немножко моложе, изнуренное выражение, не сходившее с его лица, пропало. Только вспыльчивости и раздражительности в нем прибавилось.

Mon Dieu! Личная встреча с Ёси! И если Бебкотт сможет осмотреть этого кретина Андзё, может быть, даже вылечить его, по моей инициативе — ничего, что Бебкотт англичанин, за такое я выторгую у сэра Уильяма какие-нибудь другие преимущества, — мы сделаем огромный шаг вперед.

Он поднял бокал.

— Вервен, mon brave, чума на всех англичан и Vive la France![37]

Анжелика апатично лежала на кровати под балдахином, опершись спиной на высокие подушки; ещё никогда она не выглядела такой бледной и бесплотной. Хоуг пристроился в кресле рядом с кроватью; он дремал, просыпаясь и опять погружаясь в сон. После обеда солнце пробилось-таки сквозь облака и ненадолго оживило этот тусклый, ветреный день. Ветер увлекал за собой корабли на рейде, натягивая якорные цепи. Полчаса назад — для неё минуты и часы стали одинаковы — сигнальное орудие возвестило о скором прибытии пакетбота, разбудив её; не то чтобы она по-настоящему спала, скорее, перетекала безвольно из сознательного в бессознательное, не разделенные более никакой границей. Её взгляд скользнул мимо Хоуга. За его спиной она увидела дверь в комнаты Малкольма — нет, не его комнаты, не их комнаты, теперь просто комнаты для другого человека, другого тайпэна…

Слезы вернулись и хлынули полным потоком.

— Не плачьте, Анжелика, — мягко, с нежностью проговорил Хоуг, ни на секунду не ослабляя внимания, всматриваясь в её лицо в поисках пресловутых признаков надвигающейся катастрофы. — Все хорошо, жизнь продолжается, а с вами сейчас все в полном порядке, действительно в полном порядке.

Он держал её за руку. Носовым платком она смахнула слезы.

— Я бы хотела выпить немного чаю.

— Сию секунду, — ответил Хоуг, и его уродливое лицо просветлело от облегчения. Впервые она что-то сказала с сегодняшнего утра, сказала внятно и осознанно, а первые моменты возвращения к нормальной жизни были показателями исключительной важности. Он открыл дверь, едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости, хотя голос её и звучал чуть слышно, ни в нем, ни под ним, ни позади него не было истерики, свет в её глазах был здоровым, лицо уже не было опухшим от слез, а пульс, который он подсчитал, пока держал её за руку, был ровным и сильным, девяносто восемь ударов в минуту, и уже не прыгал, вызывая в нем тошнотворный страх.

— А Со, — распорядился он на кантонском, — принеси своей госпоже свежего чая, но не произноси ни звука, не говори ни слова, поставь все и уходи. — Он опять вернулся к кровати. — Вы знаете, где находитесь, моя дорогая?

Она лишь молча посмотрела на него.

— Позвольте задать вам несколько вопросов, если они утомят вас, скажите мне и ничего не бойтесь. Извините, но это нужно для вас, не для меня.

— Я не боюсь.

— Вы знаете, где вы находитесь?

— В своих комнатах.

Её голос звучал безжизненно, глаза ничего не выражали. Его тревога усилилась.

— Вы знаете, что произошло?

— Малкольм умер.