Время для жизни - taramans

Так что морально Лиза была к такому готова. Даже более того – сама хотела попробовать! А ее удивление, и, отчасти, гримаска брезгливости – ну так… что же – сразу говорить, что, мол – «Сама хочу!». Кокетство это вроде бы называется, нет? Вот и сейчас… ей вполне нравится. Только разрывается женщина – и обычный способ ей желателен; и так – тоже очень хочется!

Лиза вновь поднимает голову, облизывает губки:

- Вань!

- У-м-м?

- Опять?

- Что, хорошая моя? – приходится переходить на более… членораздельную речь.

«Какое слово… своевременное… - члено раздельная…».

- А давай… ну как ты предлагал еще… ну, когда я – тебя ласкаю, а ты меня?

- Иди сюда, хорошая… Повернись, да вот так.

— Это вот так, да? А почему… я сверху, а не наоборот? Тебе так удобнее? А давай, потом… попробуем и наоборот, а?

Лиза кончала бурно. Очень бурно! Даже… больно для самого Косова. Проходилось терпеть. Через некоторое время, когда они вновь вернулись к одностороннему, г-х-м, процессу, она, вытирая пальчиком губы, задумчиво протянула:

- Да и не очень-то это и неприятно. Даже… скорее – вовсе не неприятно! Вполне так… Может только… Непривычно.

Потом рассмеялась, довольная:

- Зато, Ванечка, я успела увидеть твою мордашку, ну, когда… Ох какая это была забавная мордашка! Даже ради этого… стоило бы так… попробовать!

Потом… разное. По-разному. И снова:

- Ва-а-ань…

- Что, радость моя рыжая?

Кулачком в грудь! Да больно так!

- Я не рыжая, понял?

- Понял, понял! Ты русоволосая красавица!

- Да! Вот так – правильно!

- Ну вот видишь… Все хорошо, да?

- Ваня! – как-то чересчур уж вкрадчиво, даже страшновато становится.

- Что, красавица?

- А давай еще… ну вот… по-другому… тоже – попробуем?

— Это еще как?

- Ну-у-у… в попу.

«О как? Разохотило девочку!».

- А с чего так? Почему ты решила попробовать?

- Ну-у-у… решила.

«М-да… предельно понятно!».

- Ну, давай. Только сразу предупреждаю – скорее всего тебе не понравится. Может даже… больно будет. Если только почувствуешь, что больно – прекращаем, да?

— Вот до чего же ты, Ванечка, зануда иногда! А то я сама не разберусь! Ты мне вот скажи… как это лучше… попробовать.

Она все делала сама. Сверху. Косов сквозь ресницы – потребовала, чтобы он закрыл глаза и не подглядывал! подсматривает, как лицо женщины меняют эмоции. Вот интерес; вот – сосредоточенность; вот – похоже, ожидание. А вот – предчувствие ощущений. А вот – гримаска боли. Досада, разочарование.

«Нет! Не смогла! Только самую малость… и отказалась. Наверное, и правда – больно!».

Она приподнимается попой, опускается всем телом к нему на грудь и – неожиданно! – начинает смеяться!

«О как!».

- Ты чего?

Она чуть приподнимает лицо и со смехом:

— Вот уж и правда – «И хочется, и колется!». И охота попробовать, а… никак!

Опять стукает его кулачком в грудь:

— Вот чего он у тебя… такой большой, а?

Теперь уже он смеется:

- Тебе, Киса, не угодить! То он – ах какой! Как он мне нравится! То – чего он такой большой!

Лиза тоже смеется:

- Нет, ну правда ведь! Вот если бы было так – хочу так! И он вот такой! Хочу вот эдак – и он уже другой!

«Нравится мне эта женщина – с ней не скучно! Вот та же Фатьма… она его, похоже – любит! И очень пылкая! Но вот шуток и смеха от нее – не часто-то дождешься! А здесь… хороша Лиза, во всем хороша!».

- Ну ты, Ванечка, не думай! Мы потом обязательно еще попробуем! Хочется мне… по-разному попробовать! Чтобы знать… самой знать – вот это хорошо, а вот это – так себе…

- Ну ты же… уже разбираешься, да?

- Не во всем, Ваня! Так только – чуток. А мне хочется… хорошо. Вон… твоя царевна – всего попробовала, да? Обо всем свое мнение имеет. И мне так хочется. Что же – ей одной все это? Мне же тоже хочется… немного этого бабьего счастья.

Уже когда он провожал ее к дому, ранним-ранним утром, еще темень сплошная:

- А твои соседки… ничего не подозревают?

Иван знал, что Лиза живет в этаком общежитии – для учителей школы. Семейные учителя жили в двух или трехквартирных домах – от совхоза. А такие как Лиза, одинокие – в доме, где были несколько комнат с общими коридором и кухней. Коммуналка, только одноэтажная и деревянная.

- Ну как не подозревают? Подозревают, конечно! Только они думают, что я к кому-то на станцию бегаю. Только Эльвира, мне кажется, догадывается…

Эльвира – это они так с Лидой зовут старую монументальную учительницу математики.

- И что? Неприятностей не будет от этой Эльвиры?

- Да ну, ты что? Эльвира – замечательная бабка! Она такая… вроде бы грубая, но… очень добрая. И – надежная!

Уже почти дошли, когда Лиза останавливает его, разворачивает к себе лицом, целует:

- Ну все! Дальше не провожай! Ох! – зевает, прикрывая рот ладошкой, - А я успею еще часок поспать, вот! И вот, что Ваня! Послушай, что я хочу тебе сказать… Выеби уже эту… толстожопую!

Косов опешил.

- Ну чего ты так на меня смотришь? Я уже боюсь ее, понял! Она на меня постоянно так зыркает, аж мороз по коже!

- Да ничего она не зыркает. Ну… может, когда посмотрит… иногда! Может она – завидует тебе?

- Во-о-от! И я о чем? Завидует! Точно. А бабья зависть, Ваня, это иногда очень страшно! Так, что… С тебя не убудет! И мне достанется, и Вареньке этой… Да и царице ненамного меньше будет!

«Пиздец! Кино и немцы!».

- Что-то, Косов, как-то… не очень! Вроде бы… что-то и просматривается уже. Но… невнятно как-то! Для показа это не годится!

Лазарев недоволен. Ну как же – месяц уже прошел, а у Ивана – не в шубу рукав!

«Ну да, а чего ожидать, если он и занимался только раза четыре или пять, по паре часов! Этого для какого-то результата – категорически мало!».

- Времени не хватает! Постоянно чем-то занят – с самого утра и до позднего вечера.

«И даже ночью!».

- Концерт мы готовим в Доме культуры Сибкомбайна, товарищ инструктор! Времени – просто нет, - пытается довести до Лазарева свои проблемы Косов, - Может чуть