Клинок Гармонии (СИ) - Илья Кишин

и полагается сильным войнам, мы постарались помешать друг другу схватиться за них, продолжив наносить удары, однако даже в самом разгаре сражения все же успели одновременно схватиться за рукояти, и именно в этот момент решался исход боя: щиты пали, оба замахнулись для своего последнего удара.

У Бартона были клинки, потому ему было сложнее нанести критический и правильный удар — приходилось целиться в одну из самых уязвимых точек, и я не знал, в какую именно, потому пришлось предугадывать на ходу. Его замах был с левой руки и обратным хватом — довольно сложно и обречено на провал. Исходя из этого, я предположил, что Бартон ударит по бедренной артерии, но этот удар не будет основным, а скорее вступительным к добивающему. С моей стороны было бы правильнее отступить, но я, видя то, как сильно он открылся ради одного удара, решил закончить все на месте, целясь в левую ключицу. В этот момент мной двигала мысль о том, что удар двуручным мечом в зону столь уязвимого сплетения полностью лишит Бартона возможности впредь пользоваться левой рукой и обезвредит окончательно, перекрыв дыхательные пути и заполнив их кровью из легкого — пора решить, кто выйдет из боя победителем.

Как и ожидалось, Бартон собирался ударить именно туда, куда я предположил, потому задней мысли не последовало и решающий момент настал. В тот миг, когда лезвие «Костолома» уже практически настигло цель, уже было поздно осознавать, какую критическую ошибку я только что допустил — правая рука Бартона вынырнула из-под королевского одеяния и оказалась прямо на траектории полета меча, в то время как я не был готов сменить угол атаки.

— Ранмацу! — очевидно, он собирался использовать его.

Последовал звук всколыхнувшегося ветра, «Костолом» тотчас отскочил в противоположную сторону от ключицы, однако отдача оказалась не такой большой из-за того, что я перед ударом слегка уменьшил его силу, но это не помешало ударной волне отбросить меня назад. Вовремя сориентировавшись, я собрал достаточно энергии в левой руке, чтобы нанести по Бартону сокрушительный удар огнем, столь же сильно отбросивший его в сторону от того, что пришелся тот в плечо, на которое он попытался перенаправить всю силу удара.

Так мы и разминулись, снова оказавшись на расстоянии друг от друга, выиграв момент на то, чтобы перевести дух. Судя по тому, что только что произошло, Бартон один получил урон, однако этого было недостаточно для того, чтобы сломить столь сильного противника. Пусть его одеяние на месте ожога выгорело дотла, пусть ожог на правом предплечье оказался серьезным и проникающим вглубь мышц, Бартона это нисколько не напрягло, потому он быстро восстановился под действием лечащего амулета и внутреннего энтропиума, смешавшихся вместе.

— Первый удар за мной, Бартон, — выдохнув, проговорил я.

— Последний будет за мной, — ухмыльнулся он. — Посмотри, в каком же плачевном положении ты оказался.

Последовав совету, я тотчас выделил внушительную часть своего внимания на то, чтобы осмотреться, пока в один момент не обомлел от внезапно нахлынувшего страха. Мое тело блестело в багровой палитре, свободная эссенция окутывала каждый миллиметр тела, стараясь из него сбежать, но въедающаяся сила той линзы, которая сотворила это, не могла ее отпустить.

— Н-нет, — едва слышно, переполняясь пробирающим до костей страхом, промямлил я.

В этот момент я прекрасно понимал, что вскоре произойдет. На фрагменте одного из переломных моментов нашей дуэли Бартон вовсе не собирался атаковать меня, напротив, он хотел, чтобы я отступил. Я совершил ошибку, попавшись на «Ранмацу», отчего был вынужден отскочить в сторону и попробовать задеть брата, пока шансы еще оставались. В этот момент он, воспользовавшись ограниченностью моего обзора, вложил всю веру в один удар и выпустил в мою сторону ударную волну из клинка Фуку, которую я не увидел из-за огня и выделяемых им газов. Зацикленность на правой руке выбила меня из колеи и заставила подставиться, однако теперь я гадаю, почему он не сделал этого раньше, если Фуку игнорирует руническую защиту, как и первородный энтропиум.

Я прекрасно знал, что тот, кого задел клинок Фуку, скорее всего, не проживет и минуты. В этом и заключалась главная загвоздка клинков-близнецов — по отдельности они ничего из себя не представляли, однако вместе в руках умелого война те могли поразить любого противника и сделать эту схватку для них фатальной. Неужели моя смерть последует за взмахом Цернунна?

Клинок Фуку был таким, что в центре располагалась красная линза — накопитель болезней и проклятий, впитывающий в себя все самое нечистивое из воздуха. Ее редко удавалось использовать, и практической эффективности линза не имела, но Бартон нашел способ сделать из нее оружие разрушения, добавив к ней клинок Цернунн… Эссенция роста и плодородия служила катализатором для проклятия, нависшего над жертвой, постепенно истощающего ее, потому две эссенции, столкнувшись в пределах одного тела в достаточном количестве, запускали цепную реакцию колоссальной разрушительной силы, разрывая жертву изнутри не просто на куски, а превращая ее в самую настоящую кашу, разлетающуюся во все стороны сразу. Другими словами, один клинок дает начало, а другой добивает.

— Прости, Илия, — без единой издевки и даже с некоторой долей уважения произнес Бартон. — Боюсь, ты более не можешь продолжать. Скажу честно, ты был достойным противником, и я очень рад, что мы сегодня сразились.

— И что теперь, Бартон? — склонив голову, вопросил я.

— Закрой глаза и я подарю тебе быструю смерть, самозванец.

— Ты так и не поверил, — слегка усмехнулся я. — Что ж, похоже, я проиграл.

— Должен признаться, я почти поверил в то, что ты был настоящим. Будь у тебя чуть больше аргументов, я бы уже корил себя за все содеянное.

— В самом деле? — еле сдерживая себя, спросил я.

— Ты этого уже не узнаешь, — напоследок сказал Бартон, замахнувшись Цернунном. — Прощай, Илия.

Сидя на коленях и ожидая смерти, я наблюдал за высокой фигурой Бартона, которая собой закрывала рассветающий горизонт. Дождь постепенно утих и в некогда ночной глуши раздались утренние щебетания птиц. Это яркое свечение на фоне багрового неба должно было стать последним, что я увижу перед тем, как навеки погружусь в проклятие. Шанса уйти нет: «Шиирацу» не подействует на Бартона, «Ранмацу» не заблокирует волну Цернунна, использовать «Парадокс» не имеет никакого смысла против человека с теми же глазами, да и убежать не получится, ведь он догонит меня, не говоря уже о том, чтобы увернуться и отразить — это конец. С этими тревожными мыслями я сомкнул глаза и смирился, лишь тихо проговорив:

— Прости, Барти.

Послышался взмах, в воздухе проскользнули характерные для волны эссенции звуки, а