Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Последующее смешалось для Гермионы в нечто, похожее на полусон, нереальный и необыкновенный. Череду событий, находящуюся лишь на грани действительности.

Собравшиеся скинули рубахи и надели созданные за день украшения. Браслеты, пояса, ожерелья, вплетенные в волосы цветы — всё это сделало их похожими на нимф или дриад.

С визгом нагие ведьмы кинулись к озеру, вбежали, поднимая фонтаны брызг, в его не по–майски теплую воду. Гермиона ощущала нечто полубезумное, но вместе с тем легкое и головокружительное. Она оставила позади все свои тревоги и отдалась освежающим волнам.

Роскошный венок поплыл по растревоженной воде, и леди Малфой, набрав в грудь как можно больше воздуха, нырнула и, дотронувшись руками до илистого дна, раскрыла глаза. Озерная вода совсем не щипала их.

Темное дрожащее пятно венка хорошо различалось на поверхности, где луна раскинула блестящую дорожку, в которой плескались ведьмы.

Гермиона вынырнула так, чтобы саприоньевый венок оказался на ее голове.

Почтенные колдуньи резвились, словно стая раззадоренных речных русалок, а луна серебрила их украшенные цветами волосы. Было так странно видеть в этом озере профессора Хэап, мадам Финглхалл или Анжелику Вэйс.

А вот библиотекарша гимназии была столь непохожа на себя сейчас, что скорее напоминала потерявшего рассудок лешего, — и ее поведение не резало глаз, ибо она была неузнаваема.

Гермиона и сама будто утратила разум.

Амаранта окатила ее водопадом брызг, кто‑то под водой потянул за лодыжки так, кто ведьма хлебнула озерной водицы; профессор Хэап подняла настоящее цунами в маленьком лесном озере…

Когда нагие ведьмы, с которых ручьями стекала вода, выбрались на берег и помчались к пылающему костру, все они были веселы и безумны. Взявшись за руки, участницы шабаша пустились в пляс вокруг огромного голубого пламени, поднявшегося от сгоравших свежих цветов и лиан саприонии, вываленных в костер. Падма завела какую‑то популярную песню Селестины Уорлок, и все подхватили ее, огласив поляну дружным заливистым пением.

Первой выпустила руки подруг мадам Финглхалл, чье безволосое тело раньше других просохло от озерной воды. Отскочив от костра, она разбежалась и, глубоко вдохнув, прыгнула сквозь ярко–голубое пламя. Вскоре ее лиловая фигура, опутанная цветами, скрылась в лесу.

— «О, приди, помешай мое варево, и, если всё сделаешь правильно, ты получишь котел, полный крепкой, горячей любви», — пели нагие ведьмы, всё быстрее носясь вокруг высокого пламени.

— Аманда, не пересушите волосы! — громко крикнула профессор Хэап и, отскочив в сторону, перемахнула через голубое пламя.

Удивительно, как это у нее достало сил на такой чудовищный прыжок — но громадная туша легко и грациозно приземлилась на валежник и, напоминая подрагивающий студень, Летисия Хэап тоже скрылась в лесу.

Вслед за ней и Мэнди Броклхерст перескочила костер.

С густых темных волос Падмы, которые она сплела в увитые цветами косы, всё еще текла вода. Торчащая во все стороны шерсть Айды Айвор влажно блестела.

— Всем удачи! — крикнула Амаранта, выпуская руку Гермионы и невесомо, будто лань, перепархивая через бушующее голубое пламя.

Гермиона чувствовала, что ее волосы просохли, как и всё остальное тело, и от жара костра начинает кружиться голова. Но она всё же дождалась, пока Анжелика Вэйс не умчалась в чащу и только потом собралась с духом и прыгнула через костер, оставляя Падму и Айду вдвоем кружить вокруг магического огня.

Пламя пылающей саприонии оказалось похожим на теплый морской бриз. Глаза на секунду ослепила бесконечная лазурная синева, и Гермиона устремилась вперед, почти не различая дороги.

Она бежала, огибая стволы высоких деревьев, хорошо различимые в лунном свете. Голубизна рассеялась, и дыхания уже не хватало, так что ведьма перешла на быстрый шаг и прислушалась. Издали уж не доносилось песен Селестины Уорлок и треска костра. Она оглянулась — среди темных стволов позади не мелькали огни и тени.

Гермиона убавила шаг и осмотрелась. Лес жил и дышал, оглашаемый сотней ночных звуков. Где‑то шуршали листья, и ветер перебирал зеленые ветви с легким шелестом. Ухал филин, и что‑то куковало где‑то бесконечно далеко.

Серебристый свет луны пробивался сквозь кроны деревьев оазисами, похожими на лучи маггловских софитов.

Было что‑то пугающее в этом безликом лесу.

Гермиону стали одолевать более чем материальные страхи — в этом венке, в этих цветах саприонии, без палочки она не более сильна, чем обыкновенная маггла. Кто угодно может напасть на нее в чаще — человек ли, животное ли… Даже самое обыкновенное, не фантастическое существо сейчас представляет для нее угрозу.

Шорохи и шелест листьев заставляли нагую ведьму вздрагивать и шарахаться. Она продрогла, босые ноги кололи мелкие камушки и высохшие иголки хвойников. Лунный свет уже не так часто пробивался сквозь пышные кроны высоких деревьев.

Как разглядеть в этой темени заветный цветок?

«Да уж, с таким настроем его точно не отыщешь», — пронеслось у нее в голове, и женщина, вздохнув, остановилась.

Нужно позабыть подобные страхи.

Мрачный лес будто кивал в такт ее мыслям.

Гермиона стала вглядываться в неясные очертания крон и спутанные переплетения ветвей, раздвигать руками кусты и папоротники, заглядывать за покосившиеся стволы. Где‑то далеко завыл волк.

И вдруг, будто отвлекая ее от этого зловещего предупреждения, среди мха у подножия огромного бука сверкнул фосфорицирующим светом розовато–голубой цветок саприонии. Гермиона вздрогнула, не веря своим глазам, и быстро приблизилась к нему.

Интересно, который сейчас час? Сколько теперь нужно стоять тут и караулить?

Цветок переливался в лунном свете, и лепестки его то и дело вздрагивали, будто Гермиона смотрела на них сквозь пары горячего воздуха. Тонкий, дурманный аромат, отличный от того, который издавали украшавшие ее цветы, начал беспокоить обоняние. Саприония манила и завораживала.

Волчий вой не повторялся.

Гермиона не знала, сколько времени провела у цветка. Она, не отрывая от него глаз, примяла листья папоротника и устроилась рядом на по–летнему теплой земле. Казалось, цветок согрел ее специально для своей гостьи.

Она всё еще чувствовала прохладу, руки немного озябли. Гермиона прижала их к груди, пытаясь согреть. Где‑то далеко послышалось уханье совы…

Она думала о странных вещах: чудесах природы и магии, древнейших странностях этого удивительного мира; о судьбе, позволяющей некоторым приоткрыть завесу тайны и заглянуть в самую глубину…

Внезапно цветок саприонии покачнулся, обмяк и начал вянуть на глазах, будто жизнь стремительно испарялась из него. Гермиона вздрогнула и быстро поднесла руку к сомкнувшемуся бутону. Уверенным движением она сорвала цветок, и на ее ладони лепестки превратились в пыль.