Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

Да,

Вино ароматное пенится,кубки златые так сладки!И пение цитры,и звон кастаньет на мотив «Куропатки»!

Пировали до наступления первой ночной стражи. Тысяцкий Хэ отбыл в управу, откланялись шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. Симэнь отпустил певцов, распорядился, чтобы убрали посуду, а сам направился в спальню Цзиньлянь.

Цзиньлянь не пожалела румян, белил и пудры. Совершив омовение душистой водой и одевшись в новое платье, она ждала Симэня. Веселая и улыбающаяся, она бросилась ему навстречу, помогла раздеться и велела Чуньмэй скорее подавать чай. После чаю они легли. Пропитанная ароматами постель оказалась такой теплой, будто под парчовым пологом расцвела весна. Укрывшись одеялом, он с наслаждением прильнул к ней, припал к ее нежной груди. Ее уста источали запах гвоздики, в ее тугих локонах сверкали жемчужины.

Во время игры дождя и тучки Цзиньлянь угождала Симэню как только могла. После того, как Симэнь излился потоком, любовников продолжало неодолимо тянуть друг к другу и, лежа на подушках, они подробно рассказывали друг другу, что происходило с каждым из них за время разлуки. Потом Симэнь попросил, чтобы Цзиньлянь поиграла на флейте. Ведь она тоже страдала целых полмесяца в одиночестве и ее огнем жгло ненасытное желанье, хотелось одного – овладеть сердцем Симэня, поэтому никак не желала с ним расстаться, коль скоро он был рядом, и готова была буквально проглотить инструмент. Целую ночь играла она, а когда Симэнь собрался было встать по малой нужде, она его не пустила.

– Дорогой мой! – шептала она. – Ну сколько у тебя мочи, испусти ее мне в рот – я выпью, и тебе не придется мерзнуть, ты ведь разгорячился. Еще, чего доброго, простудишься.

– Дитя мое! – воскликнул глубоко тронутый и обрадованный Симэнь. – Ну разве найдется другая, кто б так любила меня!

И Цзиньлянь исполнила то, о чем говорила.

– Ничего на вкус? – спросил он.

– Солоновато немного и горчит, – отвечала она. – У тебя вроде ароматный чай? Дай я заем, чтобы вкус забить.

– Сама возьми! – говорил Симэнь. – Вон у меня в белой шелковой куртке.

Цзиньлянь дотянулась с кровати до рукава куртки и, достав ароматный чай, сунула его в рот.

Из золотого стебля сокаСянжу, возжаждавший, алкал,Но евнух был способен толькоРосы налить ему в бокал.

Да, почтенный читатель! До чего только не доходит наложница, чтобы обворожить, обольстить мужа! Коль скоро таков уж обыкновенно ее удел, она, нисколько не стесняясь, сносит унижения и терпит позор. Но разве может себе позволить что-либо подобное жена, чьи супружеские узы освящены обрядом?!

В ту ночь Симэнь и Цзиньлянь отдавались необузданным усладам.

На другой день Симэнь отбыл в управу. Ему и тысяцкому Хэ по случаю их вступления на службу был устроен пир, на котором выступали певцы и музыканты.

Вернулся Симэнь после обеда. Вскоре солдаты принесли ему коробы с угощениями – подарки управы. Тут же слуга вручил ему приглашение от Вана Третьего. Симэнь послал в атласную лавку Дайаня за комплектом одежды. Только ее завернули в ковер, как доложили о прибытии его сиятельства Аня, начальника Ведомства работ. Симэнь поспешно накинул парадный халат и вышел навстречу.

Приравненный по положению к экзекутору Кассационной палаты, препоясанный поясом в золотой оправе, с квадратной нашивкой, украшенной серебристым фазаном, Ань Чэнь шел в сопровождении многочисленной свиты и широко улыбался. Рука об руку с Симэнем они проследовали в залу и обменялись положенными приветствиями, поздравили друг друга с повышением.

– Я несколько раз посылал к вам гонца, сударь, – начал Ань Чэнь, когда они сели. – Но получал один ответ: нет, мол, Сыцюань пока не вернулся.

– Да, в ожидании высочайшей аудиенции мне пришлось немного задержаться, – объяснял Симэнь. – Только что приехал.

Подали чай.

– Мне очень неловко беспокоить вас, сударь, – начал, наконец Ань Чэнь. – Но я прибыл просить вас об одолжении. Дело в том, что правитель Девятиречья[11] Цай Шаотан, девятый сын его превосходительства Цая, направляясь на аудиенцию ко двору, прислал мне письмо. Должен со дня на день пожаловать. Мы с Сун Сунъюанем, Цянь Лунъе и Хуан Тайюем очень хотели бы устроить ему прием. Не могли бы вы, сударь, предоставить нам ваш дом?

– Будьте так любезны! Только прикажите, ваше сиятельство! – воскликнул Симэнь. – Когда же вы намечаете встречу?

– Двадцать седьмого, – отвечал Ань. – Мы бы завтра же прислали вам собранное в складчину серебро. Простите, что причиняем вам столько беспокойства. Вы очень любезны, сударь. Мы вам крайне признательны.

Снова подали чай. Ань Чэнь откланялся и, вскочив на коня, удалился.

Симэнь же тотчас отправился на пир, устроенный в его честь в доме полководца Вана. Как только Симэнь вручил свою визитную карточку, встретить его вышел Ван Третий. Они проследовали в залу, где обменялись положенными приветствиями.

Это была огромная, размером в пять комнат, зала, вход в которую, завешенный коврами, украшали пять картин, изображавшие диких зверей. С многоярусных карнизов падали капли дождя. К зале примыкали ромбовидные флигеля, формой напоминавшие водяные орехи. Как раз против входа красовалась высочайше дарованная вывеска, на которой золотом было начертано: «Зала вечной преданности». По обеим сторонам висели парные надписи. Одна гласила: «Резиденция выдающегося сподвижника Основателя династии»; другая гласила: «Дворец князя вверенных рек и гор». В центре залы возвышалось покрытое тигровой шкурой кресло для почетного гостя. На полу лежал пушистый ковер. После приветствий Симэнь занял кресло, а Ван Третий сел сбоку.

Вынесли на красном лаковом подносе чай. Ван поднес его гостю, потом слуги убрали посуду. Между хозяином и гостем завязался разговор.

Накрыли на стол. Ван, надобно сказать, позвал двух певцов.

– Могу ли я засвидетельствовать почтение госпоже Линь? – спросил Симэнь.

Ван послал к хозяйке слугу. Тот немного погодя вернулся и объявил:

– Просим ваше сиятельство проследовать в дальние покои.

– Прошу вас, – обратился к гостю Ван.

– Проводите меня, друг мой, прошу вас, – проговорил Симэнь.

Они вошли в среднюю залу.

Госпожа Линь была готова к встрече заблаговременно. Ее прическу обильно украшали жемчуг и изумруды. Она была в карминовом халате с богатой вышивкой спереди, сзади и на рукавах и в парчовой юбке, на черном поле которой ярко пестрели цветы. Талию стягивал оправленный в золото пояс из нефрита и бирюзы. Пудра и белила создавали впечатление, будто вся она отлита из серебра. Высокая прическа выделяла алые уста и обрамлялась жемчужными кольцами-серьгами. На подоле нежно позванивали два ряда яшмовых подвесок.

– Сударыня, прошу вас, займите место на возвышении, – обратился к ней Симэнь, желая почтить ее полагающимися поклонами.

– Вы наш гость, – отвечала она. – Я прошу вас, государь, занять почетное место.

Наконец, они обменялись поклонами.

– Сын мой еще так юн и неопытен, – начала госпожа Линь. – В прошлый раз он причинил вам, сударь, столько беспокойства, вы же, избавив его от влияния дурной компании, проявили такую любезность и щедрость души. Я не знала, как мне выразить вам всю мою признательность, вот и решила пригласить вас на скромную чарку вина. Это я обязана благодарить вас и земно вам поклониться. Напрасно вы затрудняли себя подарками, сударь. Я бы поступила неучтиво, если б отказалась от них, но мне было неудобно, когда я их принимала.

– Не извольте беспокоиться, сударыня! – заверял ее Симэнь. – Из-за служебной поездки в столицу я никак не мог поздравить вас с днем рождения. А мои скромные знаки внимания я послал для того лишь, что они, может быть, сгодятся вам для вознаграждения слуг.

Симэнь заметил стоявшую сбоку тетушку Вэнь.

– Мамаша! – обратился он к свахе. – Подай-ка чарку! Я хотел бы поздравить сударыню и поднести вина.

Симэнь кликнул Дайаня. Надобно сказать, что он захватил с собой подарок для хозяйки. В ковре были завернуты вытканные золотом нарядный халат, сиреневого цвета атласная накидка с богатой вышивкой спереди, сзади и на рукавах и бирюзовая с бахромою юбка. Разложенные на подносе наряды были поднесены госпоже Линь. При виде их у нее зарябило в глазах. Она была весьма обрадована. Тетушка Вэнь тотчас же подала Симэню серебряный поднос с золотыми кубками вина, а Ван Третий позвал певцов, которые явились с инструментами в руках.

– Зачем их сюда звать? – возразила госпожа Линь. – Пусть снаружи поют.

Певцы вышли.

Симэнь поднес чарку хозяйке, а она в свою очередь с благодарностью – ему. Потом Симэня стал угощать Ван Третий. Гость хотел было поклонится и ему, но его остановила хозяйка:

– Встаньте, сударь! – просила она. – Моему сыну положено воздать вам почести.

– Что вы, сударыня! – возражал Симэнь. – Как можно преступить ритуал?!