Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама - Пол Холмс

Терапевтический прогресс происходит, в частности, когда терапевт анализирует и интерпретирует комплекс различных переносов. Исследование внутреннего мира требует мастерства (см. Greenson, 1967) и, по моему опыту, является медленным процессом.

Техники психоанализа делают эту форму лечения не такой откровенно драматичной, как психодрама, но отношения «тет–а–тет» в кабинете для консультирования вызывает у многих пациентов ощущение близости, желание поделиться своими чувствами и получить необходимую поддержку. Это не всегда возможно в более возбуждающей, но и более пугающей психодраме. Быть может, Рой, который ушел из группы после нескольких сессий, сможет добиться большего в индивидуальной психотерапии.

Вытесненное возвращается

Психотерапия помогает извлечь из глубин бессознательного все, что было когда–то вытеснено. Это позволяет человеку глубже осознать свои внутренние конфликты и получить контроль над ними.

В обеих формах терапии, обсуждаемых в этой книге, вытесненное вспоминается в ходе процесса лечения: в психодраме — посредством использования вспомогательных «я», а в психоанализе — с помощью аспектов переноса в отношениях с терапевтом. В этом смысле психоанализ также активен и драматичен, по крайней мере психологически — хотя это игнорируется множеством людей, мало знакомых с психоаналитической терапией.

Вопрос реальности

Насколько близки были чувства Джорджа в кафе тому, что на самом деле произошло в его детстве?

Я думаю, ответ должен быть таким: «Мы не знаем». В этой психодраме группа видела встречу с отцом так, как Джордж восстановил ее, это было изображение событий, далекое от того, что сохранилось бы на видеопленке, если бы такая запись была сделана. Спроси мы о происшедшем отца Джорджа или ту самую «угрюмую официантку», которую упоминал Джордж, оба они дали бы совсем разное описание тех событий. Это естественно, так как процесс памяти окрашивается многими факторами, в первую очередь эмоциональными.

Должно быть, сам отец вспомнил бы встречу за чашкой чая с замкнутым трудным мальчиком, которому было так нелегко угодить. Официантка (если бы она вообще припомнила этих посетителей кафе), вероятно, описала бы отца и сына, беседующих между собой в ожидании возвращения жены/матери из похода по магазинам. Каждый участник этой встречи, обладающий такими же пятью чувствами, что и остальные, воспринял ее по–разному и запомнил лишь то, что подходило его внутреннему миру и эмоциональным потребностям. В самом деле, официантка вполне могла перепутать то, что она «видела», с тем, что она «подумала» о своих посетителях. Предположение, сделанное ею, стало частью запомнившейся ей «реальности».

Тогда Джордж был еще ребенком с развивающимся внутренним миром, поэтому любой контакт с отцом оставлял в памяти следы их отношений. Позже они легли в основу его личности, но тогда она еще не имела тех постоянных качеств, которые мы находим у взрослого. Многие стороны будущего «Джорджа», конечно же, были прочно заложены именно в этом возрасте.

В начальной стадии качество «отца» могло существовать как «другой» — объект. Впоследствии процесс интроективной иденти–фикации, в котором Я идентифицируется с ролью (или объектом), интернализованной поначалу как «другой» — объект, привел к некоторым структурным изменениям в его самоидентичности. После этого Джордж начал чувствовать, что он сам обладает некоторыми качествами своего отца.

Воспоминания об отношениях с отцом (как в общем, так и во время встречи в кафе) станут мощным фактором, действующим в его внутреннем мире. Эти новые воспоминания будут интегрированы с другими, уже существующими объектными отношениями, связанными с групповыми или ролевыми кластерами «отца» или «меня как мужчины».

Взрослые воспоминания Джорджа о сцене в кафе никогда не станут такой интегрированной частью его психической структуры, хотя его воспоминания о прошедших событиях будут взаимодействовать с уже созданными внутренними структурами и предубеждениями. Эти «пред–существующие» внутренние психические факторы у той же официантки могли привести к предположению, что отец и сын просто ждут жену/мать, задержавшуюся в магазине. Но была ли она женой того, кто ее ждал? И был ли мальчик, сидящий сейчас в кафе, ее ребенком?

Я-качество Джорджа

Столкнувшись с подобным богатством внутренних объектов, мы вполне можем спросить: «Кем был Джордж?» Кто был тот, кого он считал самим собой (с точки зрения его внутренних объектов), ведь было бы ошибкой полагать, что внутренний мир любого человека имеет одно лицо. Именно эта неизбежная внутренняя сложность человека делает психотерапию таким трудным, временами крайне «закрученным», но все же стоящим усилий делом.

Помимо интернализаций отца внутренний мир Джорджа должен также включать те аспекты своей «я» — идентичности, которые возникли в процессе его взаимоотношений с матерью, ненавидящей отца Джорджа, ее бывшего мужа. Возвращаясь к нашим схемам, представим все эти отношения так, как показано на рис. 6.1.

Рис. 6.1

Но кем, по ощущениям Джорджа, он был в каждый конкретный момент времени? Очевидно, у него был выбор ролей (как и у каждого из нас). Психоаналитик Джойс МакДугалл писала:

«Язык сообщает нам то, что имя сценариста — Я. Психоанализ научил нас, что сценарии были написаны много лет назад наивным и ребяческим Я, борющимся за выживание в мире взрослых, чьи драматические условности совершенно отличны от «обычаев» детей. Эти психические игры могут быть представлены в театре нашего разума или в театре тела, а могут происходить во внешнем мире, порой с использованием разума и тел других людей. Мы также способны перемещать наши собственные психические драмы с одной сцены на другую, в период преодоления стресса. Так что Я — это многогранная фигура».

(McDougall, 1986:4)

Итак, во взрослой жизни Джордж имел возможность стать любым из множества его самых разнообразных Я. А это значит, что в любой момент времени он мог переживать (чувствовать) наиболее сильную идентификацию с ^-объектом, появившимся в результате его отношений с матерью (объектное отношение «сын и мать»). В другое время его Я будет представлять Я сына во взаимоотношениях с отцом.

Для Джорджа каждая из этих сторон его общей самоидентичности затрагивала различные аспекты ролевого кластера «Якак сын». Однако каждая из этих субролей находилась в отношениях с иными «другой» — объектами: его отца или матери. Обе эти личности существовали внутри него в качестве внутренних объектов, с которыми его объекты (или сценарные Я) находились во взаимоотношениях.

Для многих людей это группирование ролей приводит к неразберихе и в «я» — образе, и в восприятии «других». Как будто бы происходит «перекрестный разговор» между двумя или более объектными отношениями. Вопросы наподобие «Любимый ли я сын или меня ненавидят?» или «На кого же я на самом–то деле сержусь?» дадут много материала для психотерапии, поскольку личность все больше начинает осознавать пути, которыми все богатство ее запутанного внутреннего мира приводит к тревоге или страданию или заставляет действовать во внутреннем мире.

Я Джорджа могло в любой момент времени почувствовать более сильную идентификацию с интернализованными ролями отца или матери. Быть может, находясь в роли отца, Джордж становился отстраненным и ненадежным по отношению к тому в его мире, кто играл роль «ребенка» (или зависимого) по отношению к его «отцовской» роли. Например, в периоды стресса Джордж скорее всего не всегда был таким внимательным и ответственным работником, каким хотел бы быть. В этих обстоятельствах он мог относиться к тем, кто выступал в роли ребенка, в той же манере, в какой обходился с ним его отец, когда Джордж был зависим от родителей.

Размышления о проигрывании роли

Процесс проигрывания роли (enactment) был изображен как характерная черта психодрамы (Blatner, 1988; Kipper, 1985), семейной терапии (Munichin and Fishman, 1981) и психоанализа (Casement in Klauber et al., 1987).

Семейный терапевт Сальвадор Минухин писал, что проигрывание происходит при следующих обстоятельствах:

«Когда терапевт заставляет членов семьи взаимодействовать друг с другом, разыгрывая некоторые проблемы, которые они считают причиной дисфункции, и обсуждая разногласия, например, в попытке подчинить себе непослушного ребенка, он вызывает к жизни процессы, неконтролируемые семьей. Вступают в силу привычные роли, и компоненты взаимодействий проявляются почти с такой же интенсивностью, которая характерна для этих взаимодействий вне сеанса терапии».