Леон - Лана Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь. Немедленно сними мое платье, — я вдруг окончательно выхожу из себя. — Я хочу оставить его себе. Сама пойду в нем на свидание.
— С кем это? — бесится Келли, нахмурив брови.
— Хоть с кем. С Драгоном, например.
— Я все расскажу родителям, — встает в позу сестра, явно не желая расставаться с платьем.
— Рассказывай, — фыркаю я. — Только мое платье сними немедленно.
— Нет! Не сниму! Ты уже отдала мне его!
— Снимай мое платье, я сказала, — злюсь я, топая ногой. — Уже не разрешаю. Ты постоянно оскорбляешь меня, думаешь, я не замечаю, как ты высмеиваешь мою девственность?
— Ну, извини, Эмс, — запоздало раскаивается Келли.
— Платье верни, — протягиваю руку, требуя у сестры вернуть то, что принадлежит мне. Смерив меня уничтожающим взором, Келли избавляется от платья, после чего быстро переодевается. Когда дверь закрывается за ней с той стороны, я швыряю проклятую тряпку в окно.
Нервно кусая губы, набираю сообщение Драгону:
Мотылек: «Увидимся на яхте сегодня?»
Dragon: «Сегодня я никак не могу, детка. Давай завтра».
Мне хочется взвыть от отчаяния, и, ненавидя весь мир, я падаю спиной на кровать, представляя, как Леон наваливается на меня сверху. Я тоже хочу почувствовать, как напрягаются его мышцы под моими пальцами, когда я царапаю его до крови, принимая в себя глубже с каждым толком.
Словно читая мои мысли, он тут же пишет мне:
Leon: «Я отменил все планы на сегодня. Я буду ждать тебя в полночь у кустов азалии».
Глава 7
Леон
Разумеется, я снова везу Эмили в свое убежище на обрыве. Других вариантов у нас нет, поскольку публичные свидания нам пока не светят, а моя крепость — хорошо защищенное место, поскольку именно там я храню несколько баснословно дорогих картин, которые я покупаю с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать.
Площадь вокруг моего хранилища надежно защищена электромагнитным забором, работающим благодаря высоким трехметровым столбам, установленным в разных точках, вокруг обрыва. Никто из посторонних не может пройти сюда или проехать, этот клочок земли надежно защищен от посторонних глаз и диких животных. Могу лишь предполагать, как китаец узнал о нас. Возможно, Каан узнал о нас с Эмили при помощи дронов, отследив после гонок — сомнений в том, что это именно он пытался устроить нам аварийную ситуацию на треке, у меня тоже нет.
Любая попытка проникновения на мою территорию приведет к удару током в лучшем случае, в худшем — к кровоизлиянию в мозг. Забор управляется с моего телефона через приложение, в том числе и с того, что я дал Эмили. Когда я рассказал ей о том, насколько сильно защищены эти бесценные квадратные метры, девушка была в шоке.
— Это бесчеловечно, Лео, — выдыхает Ми, скрещивая руки на груди. — За тобой может следить какая-нибудь влюбленная фанатка, или например, кто-то может случайно найти твое место. И умереть от незнания. Нельзя играть с человеческими жизнями. Нельзя отрезать людям руки, — она пытается вызвать у меня эмпатию к этому ублюдку, но у нее не выйдет. Одно воспоминание об этом вызывает у меня лишь злость, ярость и желание отрезать ему вторую руку, или его чертов карликовый пенис.
А у урода, который самоутверждается за счет невинных девушек, может быть только самый крошечный член в мире.
— Там повсюду предупреждающие знаки. Нормальный человек никогда случайно не найдет мое место. Проблемы найдет лишь тот, кто следит за мной, словно крыса. А крыс мне не жалко, моя девочка. Это не люди, — отзываюсь я, не испытывая и капли ее сострадания.
Мне неизвестны многие чувства. Организм не умеет их распознавать, ощущать, дифференцировать. Некоторым эмоциям я с удовольствием учусь — например тем, что испытываю рядом с Ми. Некоторые без оглядки вычеркиваю, поскольку прекрасно знаю, что сострадание к худшим представителям человечества сделают меня слабым правителем. Естественный отбор никто не отменял: крысы должны жить всего лишь несколько лет и питаться отходами. Такая падаль мне даже в союзниках не нужна.
— Я отрезал не руку, — напоминаю, пока она молчит. — Всего лишь кисть руки, — когда я вновь смотрю на Эмили, ее глаза округляются от ужаса. — Со мной тебе ничего не угрожает, — внушаю Ми, накрывая ее бархатистую кожу выше колена.
Мы молчим под наш трек Moth to flame, пока не доезжаем до самого убежища. Чувствую, как Ми постепенно расслабляется и снова привыкает ко мне. Она не сможет пойти против природы, против того, что ее тело уже намагничено на мое, а инстинкты будут требовать меня двадцать четыре часа на семь. Если придется, я скину атомную бомбу на тех, кто посмеет тронуть ее, но на нее я никогда не подниму руку.
И я знаю, что она читает этот простой посыл в моем взгляде. Говорить об этом не обязательно, иногда, слова только мешают понимать друг друга. Особенно, когда вы оба интроверты.
Мы останавливаемся на том же месте, на котором остановились в прошлый раз. Погода в тот день была куда теплее, чем сегодня, да и температура воздуха вокруг нас заметно подскочила, когда я дрочил член о ее клитор, распяв на капоте.
Черт. Я не уверен, что сегодня меня устроит вся эта детская возня. Мне нужно больше, гораздо больше. Мне нужно пометить ее матку, ее стенки, все ее узкие дырки, навсегда сделав своими.
И уже не уверен в том, что она — лишь спортивный интерес. Лишь желание заполучить, поиграть и вышвырнуть. Когда я затевал эту интрижку, я не просчитал влияние одной своей особенности на события: то, во что я вкладываюсь своим временем, становится для меня мощной ценностью.
А Эмили еще около двенадцати лет назад стала для меня этой ценности, подарив мне очень много времени жизни.
Я не рассчитал того факта, что на ней мои манипуляции будут работать также безотказно, как и на всех остальных, за исключением одного «но» — они будут влиять и на меня. С ней у мен не получается быть «сторонним наблюдателем», посторонним интровертом… она включает во мне жизнь, словно я гаджет, которому нужна подзарядка от Ми.
Не так плохо исследовать новое. Мне нравится. И понравится еще больше, когда ее язык будет нежно и неумело скользить по моему члену.
— Я никуда не
