Леон - Лана Мейер

детали мира, абстракции. Люди редко цепляют мое внимание настолько сильно. Хотя, тебя я бы нарисовал, мотылек, — добавляет Леон серьезнее.

— Я тебя вдохновляю? — чувствую, как мои щеки пылают сильнее.

— Вдохновляешь, Эмили, — опуская голос на два тона ниже, бархатисто произносит Голденштерн. — И далеко не только на творчество.

И снова наши долгие переглядки, которые вихрем заворачивают меня в душевный ураган с крупицами стекла. В его глазах уже нет былой прозрачности, я вижу там яркий огонь, который ненароком разожгла, но недооценила, что играть с ним чертовски опасно.

Молча и не спеша, аккуратно ставлю недопитый глинтвейн на ближайший столик. Всей кожей ощущаю, как его взгляд обжигает меня, словно по мне скользят сотни языков пламени.

— Я хочу, чтобы ты нарисовал меня. Понимаю, что картина занимает много времени. Мы начнем с эскиза, — смело выдыхаю я, замечая, что теперь в его пламени пляшут бесы.

Знаю, чем все это может закончиться, но куда больше я хочу увидеть себя его глазами.

Леон

Я медленно наблюдаю за тем, как Эмили, слегка смущаясь и краснея, освобождает свое тело от оков рубашки, но одномоментно с этим загоняет его в капкан моего пристального взгляда. Жадно наслаждаясь каждым мгновением ее чувственного стриптиза, я мысленно останавливаю время, фиксируя каждое движение девушки в своей памяти.

Я хотел бы сам сорвать с нее влажные тряпки, или вовсе овладеть ей прямо в одежде, но и в том, что она медленно раздевается сама, есть свой шарм.

Это личный акт Ми прощания с той закрытой и зажатой девочкой, которой ее заставляли быть все эти годы.

Последний танец невинного мотылька, которого поглотят жадные языки моего пламени.

Я словно вижу перевоплощение молодой девушки во взрослую, властную жрицу и амазонку.

Она все еще выглядит, как юная красавица со взглядом лани, но теперь знает, чего она хочет. Она на это претендует, она нагло берет и присваивает себе. А хочет она, судя по ее затуманенному и плывущему взгляду, меня.

И это чертовски возбуждает — ее внутренняя испорченность, готовность, наглость, страсть и голод, который бежит у нас обоих по венам.

И это возбуждение медленное, тягучее, вязкое, тяжелое… словно раскаленная плотная магма, растворенная в крови. Она придавливает меня к земле, лишает способности двигаться, затрудняет дыхание, но в этом и состоит ее прелесть, что даже я теряюсь, не в силах наброситься, словно голодный хищник.

Мне нравится любоваться своей добычей, она первая, кому удалось зацепить внимание.

Красивая, чувственная, нежная… я не обрываю ее танец, наблюдая за тем, как она освобождается от джинсов. Затем, снимает с себя трусики и игриво бросает их в меня. Ловлю, чувствуя себя немного идиотом, а ведь нужно очень постараться, чтобы заставить меня так себя почувствовать.

Всегда знал, что меня сможет заарканить лишь дерзкая скромница, ведущая двойную игру. Достойная партия для меня.

Хочу захватить ее такую обнаженную и уязвимую прямо сейчас, приподнять над полом и насадить на свой болезненно пульсирующий член, нуждающийся оказаться в глубине ее влажных и тесных оков.

Но если я планирую ее написать, мне лучше не касаться своего будущего шедевра. Как говорил Пабло Пикассо о своей единственной музе: «Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их».

— Хочешь, чтобы я нарисовал тебя, как Джек — Роуз? — усмехаюсь я, вспоминая культовый и древний, как мир, «Титаник». Взгляд цепляется за красивый бриллиант, сверкающий в углублении ее ключиц. — Может, снимешь его и будем оригинальнее?

— Это подарок родителей. Я не снимаю его, — небрежно ведет плечом Эмили. — Ты точно сможешь? — уточняет она, замечая, как я залипаю на нее. Скептичный взор девушки падает на мой пах, но она явно недооценивает мой профессионализм и самоконтроль.

Возвращаю его на счет «Раз, два, три» и глубокий вдох.

— Садись на кресло, — киваю в сторону одного из предметов мебели. Сажусь в соседнее, сжимая в ладони блокнотов для эскизов, и бросаю в ее сторону яблоко. — Когда-нибудь эта картина будет стоить миллиард долларов, — программирую самого себя на великий шедевр. — Ради миллиарда я сдержу себя в руках.

— Я надеюсь, что ты просто подаришь ее мне, а я уж точно ее не продам, — смущенно замечает Эмилия. — Даже за несколько миллиардов.

— Прикрой глаза и не двигайся, — строго добавляю я, приказывая девушке держать рот на замке.

Включаю проектор, который освещает все пространство светом и рисует на ее теле очертания карты мира. Голубые, белые и желтые цвета становятся частью ее прекрасного тела, заключая в композиции скрытую метафору, которую каждый в будущем поймет по-своему.

И только я буду знать истинный смысл.

Угольный карандаш легко скользит по бумаге, я полностью растворяюсь в процессе творения.

Я знаю, что за следующие десятки лет, я едва ли увижу что-либо горячее в своей жизни. Она никогда больше не будет такой невинной, как сейчас.

Еще не тронутой мной, не запятнанной, не испорченной и чистой.

Она никогда не будет прежней, оставшись такой лишь на этой картине.

Моя Галатея, словно выдуманная и несуществующая, внезапно возникшая в моей реальности в самый трудный момент жизни. Она даже не представляет, насколько я одержим ей, и отрезанная Каану рука — всего лишь поверхностное проявление моей одержимости.

Если бы я не умел контролировать себя… она бы увидела чудовище, от которого бежала бы прочь, но я не настолько глуп, как Каан, и предпочитаю скрывать своих демонов за разными масками.

Облизываю пересохшие губы, когда замечаю, как крошечные капли пота стекают по ее холеной коже. Несколько капель на груди обрамляют выпуклые манящие соски. Аккуратный живот сокращается, выдавая ее сбивчивое дыхание. Вены на хрупкой шее пульсируют, пока волосы развевает легкий сквозняк.

— Я закончил, — уверенно заявляю я и жестом подзываю ее к себе, после. Эмили встает и слегка царапает себя по затекшей ноге. После чего подбегает ко мне на цыпочках, чтобы рассмотреть нашу первую работу в соавторстве.

— Не верю, что это я. Такая красивая, — выдыхает Эмилия, разглядывая себя. Я полностью повторил ее позу в жизни — она сидит в кресле со скрещенным ногами, зажимая между них красное яблоко. — Ты гений, Дэмиан, — ее руки мягко ложатся на мои плечи в знак благодарности, и я накрываю ее кисти своими, сжимая в ответ. — Можно я потом заберу его себе?

— Ни за что. Он стоит целое состояние, — дразню ее я, кидая на девушку плутоватый взгляд.

— Я готова заплатить.

— Я не возьму деньгами, Эмили, — еще сильнее сжимаю ее ладонь, ощущая, как она цепенеет от моих слов. Невинная лань уже осознала, что сама себя