Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

Сердце у нее забилось чаще, когда она скрепила застежкой концы нефритового ожерелья и тяжелая бирюзовая подвеска скользнула в ложбинку между холмиками ее грудей. Это украшение так и было задумано — чтобы привлечь взгляд любого мужчины. Сабби взяла щетку и уложила волосы по самой последней моде. При этом ее шея и спина оставались открытыми, так чтобы ожерелье могло явиться во всей своей красе.

Она аккуратно отсчитала десять золотых монет, чтобы иметь возможность делать ставки в игре, и опустила их в крошечный кошелек, подвешенный к запястью. Прихватив с собой свой веер, она поспешила вниз, в музыкальную галерею на втором этаже. Там уже собрались человек шестьдесят-семьдесят, но было еще рано. Леди Мэри Бэроу приветствовала ее сердечным поцелуем и шепнула:

— Тут по меньшей мере двое мужчин на каждую женщину, так что, по-моему, мы можем рассчитывать на успех.

Сабби почувствовала себя крайне неловко.

Казалось, что глаза всех мужчин прикованы к ее груди, словно они только и ждали момента, когда округлые выпуклости высвободятся из-под отведенных им границ глубокого декольте.

Однако она быстро овладела собой в душе обозвала себя трусихой. В конце-то концов, для чего же и придуманы такие соблазнительные женские наряды, если не для привлечения мужских взоров?

Она присела на невысокую скамеечку около группы дам, демонстрирующих свое искусство игры на лютнях, арфах и вирджинале[7].

Сабби любила музыку и вся обратилась в слух.

Анна Васавур исполняла любовную песню, и ее большие выразительные глаза придавали некий скрытый смысл бесхитростным словам.

У Сабби кровь прилила к щекам, и она подняла веер, чтобы остудить пылающее лицо, но, оглянувшись по сторонам, обнаружила, что по меньшей мере дюжина мужчин пожирает ее глазами. Вздох облегчения вырвался у нее, когда она заметила направлявшегося к ней Мэтью. Она поднялась со своей скамеечки и подставила ему щеку для поцелуя, как, очевидно, тут было принято.

— О Мэтт, спасибо, что ты пришел.

— Ты прочла мою записку? — спросил он.

— Конечно. Ты уже успел с ним поговорить?

— Ну как же. Я получил аудиенцию его светлости, и мне удалось внушить ему, что я доставил его послушную жену в Блэкмур.

— Он даже ничего не заподозрил? — удивилась она.

— Да ему просто в голову не может прийти, что кто бы то ни было, — и, тем более, женщина — осмелится ослушаться его приказов. — Мэтью нахмурился и заговорил о другом. — Завтра утром я отплываю в Кале за партией дорогих французских шелков. Сабби, обещай мне, что не натворишь глупостей, пока меня нет.

Его взгляд упал на ее грудь и там задержался; однако великолепного ожерелья, похоже, он вообще не заметил.

— Мэтт, можно тебя попросить принести мне вина?

Стоило ему отойти от нее, как полдюжины мужчин устремились к нему и стали просить, чтобы он представил их очаровательной незнакомке. В тот же самый момент к Сабби подошла Филадельфия Кэри.

— Вы намерены приберечь этого неотразимого молодчика исключительно для себя, Сабби, или будете достаточно великодушны и познакомите с ним меня?

Мэтт принес вина, и мужчины тут же образовали около них полукруг.

— Сабби, я хочу кое с кем вас познакомить. — Не останавливаясь, он назвал их одного за другим:

— Лорд Оксфорд, Джеймс Клинтон, сэр Джон Хинидж, Энтони Бэкон, французский посол де Вилье и Уильям Герберт… Насколько я понимаю, он сын графа Пемброка. Господа, разрешите мне представить вам племянницу леди Кейт Эшфорд, госпожу Сабину Уайлд, только что прибывшую ко двору.

Каждый запечатлел долгий поцелуй на ее руке, тогда как она в ответ бормотала только «милорд…», поскольку, разумеется, не смогла с первого раза запомнить, кто есть кто. Легкий тычок в спину заставил ее вспомнить о Филадельфии.

— Мэтт, я бы хотела познакомить вас с моим новым другом Филадельфией Кэри… а это Мэтью Хокхерст.

Глаза девушки изумленно расширились:

— Вы брат лорда Девонпорта?

— Нет, — шутливо запротестовал Мэтью, — это он мой брат! Не желаете ли, сударыни, поиграть в карты?

Мэтью задумал таким образом увести их от мужчин, но, когда они направились к карточным столам, новые знакомцы Сабби потянулись следом. Мэтью усадил ее справа от себя, а Филадельфию — слева. Джеймс Клинтон, опередив других, занял четвертое кресло.

Мэтт дипломатично предложил:

— Может быть, сыграем в сант? По-моему, дамам эта игра нравится больше всех других.

Сабби забеспокоилась: как же они будут играть, ведь на четверых не хватит карт в колоде, но, конечно, Мэтт ввел в игру две колоды по тридцать две карты, и она воспряла духом.

Сабби каждый раз проигрывала, и ее скромный запас монет скоро подошел к концу. Наконец она выиграла деньги у Джеймса Клинтона и заподозрила, что он умышленно ей поддался. Впрочем, ей было все равно, выиграет она или проиграет: ее радовало все — риск, обмен остроумными репликами, смех и восхищенные взгляды.

Вино лилось рекой. Сабби утратила всякую осторожность и в результате проиграла все, что у нее еще оставалось. Филадельфия, не таясь, кокетничала с Мэтью, время от времени касаясь его руки или — под столом — его колена.

Мэтью оглянулся вокруг — и на лице у него отразилась явная тревога.

— В чем дело? — тихо спросила Сабби, перехватив его взгляд.

— Сюрприз! — предостерег ее Мэтью. — На горизонте…

Сабби оцепенела.

— Я точно знаю, кто там на горизонте, — холодно заявила она. — Драгоценный Бог Морей ее величества.

Хок легко качнул головой, и Мэтью незамедлительно повиновался безмолвному приказу, уступив старшему брату свое место за столом.

Когда Мэтью встал, встала и Филадельфия, не желая так скоро лишаться его общества.

Видя, что леди встает, поднялся на ноги и учтивый Джеймс Клинтон, и Хокхерст насмешливо хмыкнул:

— Кажется, мне остается только поиграть с дамой.

Это прозвучало весьма двусмысленно. Сабби одарила его ледяным взглядом:

— Боюсь, вы ошибаетесь. Благодарение небесам, я проиграла все свои деньги, — с притворным сожалением произнесла она и сделала попытку встать с кресла.

Попытка, однако, не увенчалась успехом.

Смуглая сильная рука бесцеремонно опустилась на плечо Сабби и пригвоздила ее к месту.

— Не имеет значения. Сыграем на эту безделушку.

Сабби и ахнуть не успела, как он ловкими пальцами снял с нее ожерелье и положил его на стол между ними. У нее в горле пересохло. Она быстро оглянулась вокруг, ища глазами Мэтта, но юный трусишка бросил ее на растерзание Богу Морей.

Его лицо было отмечено печатью силы, юмора и мужского высокомерия. Он казался деспотичным, непредсказуемым и опасным.