Предупреждение путешествующим в тумане - Андрей Костин

— Марина, убийство… — я замотал головой, — Распространение наркотиков — куда ни шло…

— Узнаете? — говорит вдруг Сухоручко, доставая из кармана целлофановый пакет, в котором лежит женский носовой платок.

— Да… Я такой же нашел в кладовке в доме Бессонова…

— Этот — из того же комплекта. Найден в вещах Афанасьевой.

— Значит, ее… Значит, она пряталась в доме?.. Следила?..

— Да. Случайность. Потеряла платок, а вы его нашли. И предложили ей вытереть сопли этим платочком. Совпадение. Такое бывает чаще, чем нам кажется. А она подумала, что вы ее вычислили и теперь проверяете. Может, виду она и не подала — прекрасная была актриса, но судьбу вашу уже тогда решила. Не сунься вы в гараж — вас бы просто где-нибудь подловили. Не сегодня, так завтра.

— Нет, — сказал я и вспомнил тот вечер, — не может быть. А кто… Если вы уж все знаете — кто выл под окнами? Жуткое дело, скажу вам, как выл.

— Открою секрет, — Сухоручко наклонился вперед, а мы, инстинктивно, ему навстречу, — в саду бродил призрак. Можете смеяться сколько угодно, вы оба мне нравитесь, потому не обижусь. Это был призрак, призрак убийства. Человеческие отношения только с виду нематериальные. Вроде как свет, если человек — пламя свечи. Но зажгите свечи в темной комнате — и увидите, какие узоры рождает на стене тень. Эти узоры и есть призраки. Каждое наше действие порождает призрак, чем оно контрастнее, тем сильнее призрак. А что может быть сильнее, отличнее от естества, чем убийство себе подобного? Призрак преступления… Мы называем их по-разному — совесть, страх…

Нет. Это они, призраки, терзают нас. Они мешают всем, даже тем, которые вроде ни при чем. Древние не забивали себе голову аминокислотами и сверхпроводимостью, потому видели все это.

Для них преступление порождало вурдалаков, оборотней, и прочую нечисть.

— Вы случайно не колетесь? — с улыбкой спросил Эдгар.

— Не колюсь, — он подмигнул, — и не псих. Считайте, что просто пошутил.

Я поднялся:

— Пора в дорогу. С вами хорошо, как говорится, но… Когда понадоблюсь, вы знаете мой адрес, — я пожал руку Сухоручко.

— Последнее напутствие, — он задержал мою ладонь. -

Простите, если оно не очень радужное. Вы ввязались в скверную историю, из таких сухими редко выходят. Свидетель вы для нас ценный, в этом-то вся и штука. Следствие продолжается, и неизвестно езде, к кому оно выведет. Неизвестно, кому еще мимоходом наступили на мозоль. У вас редкие к этому способности. Поэтому — будьте осторожны. Эти ребята очень любят обрубать концы. Хотя бы для того, чтобы другим неповадно было…

Он повернулся и стал уходить, седеющий, как-то ссутулившийся за последнее время. Я смотрел ему вслед и почему-то захотел окликнуть.

— Пойдем, — Эдгар тронул меня за рукав, — слякотно. Подбросишь до института?

Уже в машине он сказал:

— У Сухоручко неприятности. Сегодня утром избили его жену. В подъезде, когда она шла на работу. И это были не призраки. Наверное, кто-то из бывших его клиентов. А может, из будущих. Сейчас она в больнице.

Прощание получилось грустным.

В этом городе у меня осталось еще одно дело. На сей раз последнее.

Я притормозил возле дома с резными наличниками. Вы, наверное, уже забыли про старушку? Я о ней помнил все время…

— Уже уезжаете? — спросила она.

— Да, пора. Как ваши кошки?

— Мрут, бедненькие. Кто-то рассыпает отраву.

— Вот живодеры.

— А еще я нашла новый капкан на пустыре. Все, наверное, из-за пса.

— Какого?

— Бегает тут один. Небольшой, черный, курносый такой.

Породистый вроде. Хороший с виду пес. Но воет как по ночам — волосы дыбом встают. Страшно воет. Лежит на асфальте и воет. И всегда на одном и том же месте лежит. Словно есть там что-то, под асфальтом. А взгляд — как у человека… Наверное, мешает это кому-то, спать не дает…

— Пес? — я вздрогнул.

В четверг Бессонов вышел прогулять собаку. И больше не вернулся. Всегда найдется свидетель. Нас слишком много на этой планете…

Я стиснул зубы.

— А скажите… Давно в том месте асфальт положили?

— В пятницу. Я ведь редко дальше двора хожу, а тут как раз за электричество платить. Там гравий насыпали — еле выбралась.

— Вот что, — я достал сложенный вчетверо листок с телефоном Сухоручко. — Позвоните этому человеку. И все расскажите. Как мне сейчас. Думаю, ему будет интересно узнать, что там, под асфальтом.

— Вы уверены?

— И попросите его передать одному нашему общему знакомому, чтобы тот не оставлял без присмотра яд, которым травит приблудных крыс. Могут пострадать кошки, которые ни при чем.

— Странное вы что-то говорите. Но раз просите — так и передам.

Она вдруг грустно улыбнулась:

— Очень жаль, что вы уезжаете. Я слишком стара, чтобы надеяться вас снова увидеть. А вы мне кого-то напоминаете, только не вспомню кого. Это давно было. Лет шестьдесят назад.

Смешно, верно? Старая забывчивая мегера. Не старайтесь дожить до дряхлости. Поверьте, в этом нет ничего радостного…

Она снова улыбнулась, и мне показалось, что из-под паутины морщин, вставных зубов и седых волос, из-под крылышек серой моли выглянула на мгновение молодая женщина с глазами, как две звезды.

Потом звезды померкли.

— Попробую, — пообещал я и вернулся к машине.

Денек был серый, и серое небо, казалось, вот-вот — и раздавит землю. Я еду и думаю о том, что тот, кто ставил капканы на рыжего пса, наверняка имеет и хорошее охотничье ружье. Что ему стоит выстрелить в мчащуюся по пустому шоссе машину? Ровным счетом ничего. Даже если водитель не будет убит сразу, он наверняка во что-нибудь врежется.

Но все же меня сейчас заботит не это. Я достаю диктофон и решаю вспомнить события последних дней. Так, мысли вслух, отрывки как обрывки.

Вспомнить все, с самого начала.

Я еду спокойно, даже не обращаю внимания на своих спутников. По-мальчишески курит, стряхивая пепел прямо на пол, хорошенькая медсестра. Светловолосая девушка с тонким и нервным лицом сосредоточенно смотрит в окно. Почему-то тут же сидит Сухоручко и парень по кличке Гвоздь. Моя спутница, прекрасная и гордая, снова рядом, как во снах. Мы соприкасаемся плечами. Я знаю, что с ней уже ничего не случится, ведь главный поворот позади. Было тут и еще несколько человек, но я уже стал забывать их лица…

Я притормозил у обочины, потому что глаза жгли слезы.

Мимо проехала машина «Скорой помощи», и врач, сидевший рядом с водителем, посмотрел в мою сторону. Но какое ему было дело до плачущего мужчины, ведь ждали дела поважнее.

Я снова завел мотор, и дальше машина шла все время в гору. Машина была так перегружена, что приходилось переходить на первую скорость. А это неминуемо увеличивало расход горючего, которого должно было хватить на весь рейс.

Облака стали редеть, и надо мной вдруг раскрылись голубые хрустальные своды.

Вот, собственно, и все.