Предупреждение путешествующим в тумане - Андрей Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он качает головой, потом спрашивает:
— Есть хотите?
— Хочу.
— Тогда пойдем на кухню. Разносолов не обещаю.
Он открывает холодильник и, брезгливо морщась, достает оттуда кусок заплесневелого сыра и бутылку кетчупа. Сухоручко и сам мне напоминает этот кетчуп — трясешь, трясешь — ничего, а потом бац — и полная тарелка.
Оперуполномоченный тем временем хлопает дверцами шкафов. Наконец трагически изрекает:
— Я нашел только макароны. Вы любите макароны? Именно они будут у нас на ужин. Или на завтрак? Четвертый час, как-никак.
— Сожалею, что побеспокоил. Но странная штука — в этом городе я знаю только ваш номер телефона. И Эдгара. На работе его уже не было, а в общежитие не дозвонишься — постоянно занято. Так что пришлось побеспокоить вас. Наверное, ваша жена была не в восторге, когда я позвонил?
— Она привыкла. Привыкла к мысли, что она жена сыщика.
Я это имею в виду.
Он ставит воду на плиту и садится напротив. Потом говорит:
— Наломали вы дров.
— По-моему, этих типов вы можете элементарно арестовать…
— За хулиганство? Больше ведь не за что. Но только учтите — до суда ваши ушибы заживут. А отделали своего противника вы, судя по рассказу, основательно. Думаю, сломанные ребра — это минимальное. Вот и доказывайте — самооборона это была или превышение…
— Если честно, я на них заявлять не собирался. Но неужели во всем остальном они чисты и невинны?
— Вы не представляете, как трудно подобные элементы взять с поличным. Парадоксальная ситуация: преступники — производители и распространители наркотиков и их жертвы-потребители — все смертельно заинтересованы в том, чтобы наркобизнес функционировал. И если даже нам удастся выключить из этой системы одно звено, оно все равно сразу же восстановится. Почему? Это и есть другая сторона. Что заставляет одних добровольно губить себя, а других, за определенную мзду, уничтожать своих соплеменников? И учтите, система наркомании функционирует и расширяется прежде всего за счет молодежи…
«Им нужны наши дети. Наши общие дети», — вспомнил я слова из недавнего сна.
— Вы ждете от меня ответов на эти вопросы?
— Просто все сложнее, — он пожал плечами. Несколько лет назад я вел одно дело. Женщине-врачу было предъявлено обвинение по признакам статей 224 часть 3 и 224 часть 2. Она занималась хищением и продажей наркотиков. И когда описывали ее имущество, вот что оказалось: за двадцать лет честной работы она нажила добра столько же, сколько составил ее гонорар за одно хищение. Я ее не оправдываю, приговор был справедливый. Но неужели, кроме нее, никто не виноват? Однако я отвлекся. Давайте работать над нашей ситуацией.
— Давайте.
— Значит, все по порядку. Как я понимаю, все началось с того, что вы поселились в доме Бессонова?
— Немного раньше. С самого Бессонова. Как я понял с их слов, его убили.
— Если убийство, тут дело серьезное, — Сухоручко задумался. — Но это только версия. А пока что у нас несчастный случай с гражданкой Громовой и полный туман во всем остальном. Как бы окончательно не потеряться в этом тумане.
— Что же вы предлагаете?
— Кроме лиц, фигурирующих в вашем рассказе, по сути, исполнителей, есть еще некто Барин. Он, ориентировочно, организатор и руководитель преступной группы. Что известно о нем? Имеет доступ к наркотикам — сам или через третьих лиц. Знает вас в лицо, осведомлен как о вас самом, так и о предпринятых вами действиях.
— Я не играл в прятки, в принципе за мной несложно было проследить. Кстати, молодой человек в светлом плаще и…
— От которого вы убежали у дома Громовой? Это наш сотрудник. Стажер.
— Ну а Георгий Васнецов? Тот самый бывший спортсмен, через которого я попал в эту мастерскую? Помните, рассказывал?
— Мы проверили. Прекрасное алиби. Был на загородной даче с отцами города, включая мэра и прокурора, играл с ними в теннис. Правда, в субботу вечером посетил дискотеку…
— Вот-вот, видите.
— Вместе со своими партнерами по теннису — теми, кто помоложе, конечно. Но был среди них и начальник паспортного стола — надежный парень, я ему доверяю. Он утверждает, что с дискотеки Васнецов не отлучался ни на минуту, ни с кем посторонним не общался — разве только танцевал с девушками. Все вместе в 22.30 вернулись на дачу в тридцати километрах от города, где и находились безвыездно до 8.00 в понедельник. Так что знать, в каком номере вы остановились, с кем встречаетесь, чем занимаетесь, а тем более руководить своими «компаньонами» он не мог. Нет, я уверен, Барин все это время находился где-то очень близко, рядом с вами, здесь, в городе. Судя по его осведомленности относительно вас — человек ближайшего окружения. Я бы сказал — самого что ни на есть…
Сухоручко посмотрел мне в глаза.
— Эдгар? Перестаньте, — сказал я.
— Вот видите, и вам пришла в голову эта мысль…
— Вы ошибаетесь, ничего подобного мне в голову…
— Если беспристрастно…
— Я ему полностью доверяю.
— Вот это я и предлагаю вам сделать.
— То есть?
— Прийти и рассказать ему все, как было. В том числе и про диктофон в разбитом «Запорожце». Об этом, видимо, пока никто, кроме нас двоих, не знает. Ведь даже вы мне не описали в точности место.
— И что дальше?
— Мы поставим наших людей понаблюдать за гаражом. И посмотрим, что произойдет дальше.
— Да что я вам, в конце концов!..
— Если вы уверены, что ваш друг не замешан в этой истории, чего боитесь? Он просто привезет вам диктофон и пленку. А мои люди, которые будут наблюдать, обеспечат его полную безопасность. Или… вы опасаетесь, что он не сможет… или не захочет доставить нам запись вашего разговора с бандитами в целости и сохранности?
— Да подите вы к черту!
— Не нервничайте за едой, это вредно для желудка, — сообщил Сухоручко, ставя передо мной тарелку макарон.
Потом он вышел и плотно закрыл за собой дверь. К еде я не притронулся. Только распечатал пачку сигарет, принадлежавшую хозяину дома.
* * *Я позвонил Эдгару из автомата у общежития. Он спустился сразу же, взбудораженный и растрепанный, даже волосы, стриженные ежиком, казались взлохмаченными. После недолгих переговоров с дежурной, повел к себе.
— Сколько ты ей заплатил? — спросил я.
Он показал растопыренную пятерню.
— Ишь ты. С меня в гостинице берут дороже.
— Там у вас сервис, а здесь все по-домашнему.
В комнате у Эдгара был идеальный порядок. На площади в восемь квадратных метров его не так уж трудно поддерживать, но он всегда был аккуратистом. Даже когда жил с семьей. Я удивлялся — как можно работать, отдыхать, жить, совершенно не мусоря?
Один раз в той его жизни случилась накладка, когда он обнаружил, что поддерживать порядок в доме его жене помогает один общий знакомый. И, что самое главное, в отсутствие хозяина дома. Банальная ситуация и столь же банальное ее завершение.
Теперь у него комната в общежитии и ее поздравления к праздникам. Они не стали выяснять, кто во всем виноват. Наверное, правильно. Я встретил его бывшую жену недели три назад в Риге, куда она вернулась после развода, продав квартиру. Я увидел ее в ресторане, где она была с респектабельным кавалером. Меня она пригласила сесть за их столик, а потом блистала весь вечер. Ее спутник, по-моему, был от нее без ума. Как когда-то многие.
Жизнь имеет удивительное свойство продолжаться. Это я определенно понял в тот вечер.
Потому теперь я абсолютно спокоен за Эдгара. Он всегда оказывается прав.
— Что случилось? — Эд взял меня за плечи и повернул к свету. — Что с твоим лицом?
— Догадайся сам. Даю две попытки.
— Когда перестанешь валять дурака?
— Ты не ласков. Разве врачей не учат быть ласковыми?
— Тебя хоть продезинфицировали? Я махнул рукой.
— Подожди, — засуетился он, — где-то у меня йод…
— Протестую. Я не против экстравагантной внешности, но это слишком. Да ты успокойся, не мельтеши — сядь и послушай. Мне надо кое-что рассказать…
И я рассказал все, умолчав только о встрече с Сухоручко, как и было намечено. Чувствовал себя подлецом. Когда я закончил, мы некоторое время молчали, лишь Эдгар постукивал спичечным коробком по столу. Потом сказал:
— Значит, твой диктофон сможет помочь дознанию?
Мне не понравилось, что Эдгар так быстро ухватил главное.
— Вряд ли диктофонная запись может служить вещдоком на суде, — попытался увильнуть я. — Экспертные оценки несовершенны.
— Кто говорит про суд? А вот дознанию, я думаю, поможет, — он стоял на своем.
— Да, наверное…
— Надо забрать диктофон оттуда.
Я нехотя кивнул.
— Знаешь что, скоро начнет светать. Тебе вряд ли стоит пока выходить на улицу. Я сам съезжу, заберу.
Смотрю на Эдгара, в его честные, светлые, как у волка, глаза. Мне вовсе не хочется, чтобы подозрения Сухоручко подтвердились. Я бы себе руку дал отрубить, так не хочется.