Мой ответ - нет - Уильям Коллинз

— Ненависть к низости! — ответила Эмили с негодованием. — Я презираю человека, который за моей спиной подговаривает другого помогать ему. О, как я ошиблась в Албане Моррисе!

— О! Как вы мало знаете вашего лучшего друга! — вскричал доктор. — Девушки все одинаковы: они понимают только тех, кто им льстит. Так вы напишете миссис Рук?

— Вы опоздали, — сказала Эмили. — Вот ответ миссис Рук. Прочтите его…

Доктор надел очки, прочел письмо и отдал его Эмили.

— Что вы думаете о моих новых очках? — спросил он, снимая их с носа. — Я практикую уже тридцать лет, но у меня было всего трое признательных больных.

Он спрятал очки в футляр.

— Эти очки подарил мне третий.

— Вы ничего не скажете о письме миссис Рук? — спросила Эмили.

Доктор пожал плечами и выразил свое отношение одним словом:

— Вранье!

Он взял шляпу, кивнул Эмили и отправился щупать лихорадочные пульсы и смотреть обложенные языки.

Глава XXXI

Сафо

Когда Албан явился на следующее утро, ночь успела произвести на Эмили свое успокоительное влияние. Она грустно помнила, как доктор Олдей разрушил ее доверие к человеку, который любил ее; но раздражения не осталось. Тем не менее Албан заметил, что она приняла его хоть и со своей обычной сдержанностью, но без обычной улыбки.

— Вы нездоровы? — спросил он.

— Я немножко расстроена, — ответила она. — Маленькое разочарование — и только.

Он подождал, по-видимому, чтобы она ему объяснила, в чем состоит разочарование. Эмили молчала и не смотрела на него. Не он ли причиной того расстройства, на которое она намекнула? Подобное сомнение пришло Моррису в голову — но он не сказал ничего.

— Я полагаю, вы получили мое письмо, — продолжала она.

— Я пришел поблагодарить вас за него.

— Я обязана была сказать вам о болезни сэра Джервиса.

— Вы так ласково написали мне, — напомнил ей Албан. — Вы упомянули о наших разногласиях, так кротко и так снисходительно…

— Если бы я написала вам несколько попозже, — перебила она, — тон моего письма, может быть, был бы менее приятен вам. Я отправила письмо на почту, прежде чем меня навестил ваш друг, который сказал мне кое-что…

— Вы говорите о докторе Олдее?

— Да. Он сделал все что мог; он был упорен, но опоздал. Я написала миссис Рук и получила ответ.

Она указала на письмо, лежавшее на ее письменной шкатулке.

Албан все понял и с отчаянием на нее взглянул.

— Неужели этой гадкой женщине суждено ссорить нас каждый раз! — воскликнул он.

Эмили молча подала письмо. Албан не хотел его взять.

— Несправедливость, с которой вы относитесь ко мне, нельзя поправить таким образом, — сказал Моррис. — Вы думаете, что посещение доктора было условлено между нами? Я не знал, что он намерен быть у вас. Мне не было никакой надобности посылать его к вам — и я не должен вмешиваться в ваши отношения с миссис Рук.

— Я не понимаю вас.

— Вы меня поймете, когда я скажу, чем закончился мой разговор с доктором Олдеем. Я покончил со всяким вмешательством; покончил со всякими советами. Каковы бы ни были мои сомнения, всякие дальнейшие разыскания в каком бы то ни было отношении прекратились; я принес эту жертву для вас. Я сделал это из уважения к доктору Олдею. Смешные убеждения! Смешные опасения! Люди в болезненном настроении духа всегда себя терзают. Как бы я ни страдал, мои переживания ничего не значат, только бы вы были спокойны. Я никогда не буду идти вам наперекор или сердить вас. Имеете вы теперь лучшее мнение обо мне?

Она дала ему самый лучший ответ — протянула руку.

— Могу я ее поцеловать? — спросил он робко, как юноша, обращающийся к предмету своей первой любви.

Она чуть было не засмеялась.

— Да, если хотите, — сказала она мягко.

— Вы позволите мне приходить к вам?

— Охотно — когда вернусь в Лондон.

— Вы уезжаете?

— Сегодня я отправляюсь в Брайтон погостить у мисс Лед.

Тяжело было лишиться Эмили в тот самый день, когда они начали понимать друг друга. Выражение обманутого ожидания пробежало по лицу Албана. Он встал и подошел к окну.

— Мисс Лед? — повторил он, обернувшись к Эмили, как будто его поразила какая-то мысль. — Я слышал в школе, что мисс де Сор проведет каникулы у мисс Лед?

— Да.

— Это та самая девица, — продолжал он, — которая была у вас?

— Та самая.

— Мисс де Сор — ваша новая приятельница, — вздохнул после некоторого молчания Албан. — Вам нравится она?

— Я должна поближе узнать мисс де Сор, — ответила Эмили, — прежде чем могу решить.

— День вашего возвращения в Лондон назначен? — спросил Албан.

— Нет еще, — ответила она, — я даже не знаю, сколько времени останусь там.

— Через две недели, — продолжал Моррис, — я приду в мой класс — скучен он будет без такой ученицы, как вы. Верно, мисс де Сор вернулась в школу с мисс Лед?

Эмили не могла объяснить уныния в выражении его лица и в голосе, которым он задал этот неважный вопрос. Она старалась развлечь его, ответив беспечно:

— Мисс де Сор будет гостьей, а не ученицей. Вы желаете короче познакомиться с нею?

— Да, — ответил он серьезно, — теперь желаю, когда узнал, что она ваш друг. — В приятном обществе время проходит быстро, — продолжал он, — вы можете остаться в Брайтоне долее, чем предполагаете; и мы, может быть, встретимся с вами. Если случится что-нибудь…

— Что-нибудь серьезное? — спросила Эмили.

— Нет, нет! Я только хочу сказать, что если я могу быть вам полезен, то в таком случае вы напишете мне?

— Вы знаете, что я напишу!

Алану не удалось скрыть свое тревожное состояние; человека, менее способного скрывать свои чувства, не было на свете.

— Вы растревожены и расстроены, — сказала Эмили. — Не моя ли это вина?

— Ваша вина? О, не думайте! У меня есть дни скучные и веселые — а именно теперь мой барометр опустился до скуки.

Голос его ослабел, несмотря на его усилия сдержать себя; он отказался от этих усилий и взял шляпу, чтобы уйти.

В тот же день Эмили была в Брайтоне.

Когда она вошла в гостиную, там была одна Франсина. Прежде всего мисс де Сор остановила служанку, которая провела Эмили.

— Отнесли вы мое письмо на почту?

— Отнесла, мисс.

Она знаком отпустила служанку и в избытке гостеприимства непременно захотела расцеловать Эмили.

— Знаете ли, что я сделала? — сказала она. — Я написала к Сесилии, адресовав письмо на имя ее отца в Нижнюю палату. Я имела глупость забыть, что вы можете дать мне ее адрес в Швейцарии. Вы, я надеюсь, не против того, чтобы я полюбезничала с нашей милой прелестной лакомкой? Для меня так важно окружить себя влиятельными друзьями — и разумеется, я передала ей ваш поклон. Не смотрите так сердито! О, не думайте о мисс Лед. Вы увидите ее, когда она проснется. Больна? Разве такие старухи бывают больны? Она только легла заснуть после ванны. Купаться в море в ее-то годы! Как она должна пугать рыб!

Показав Эмили ее спальню, Франсина повела ее в свою комнату.

Там Эмили увидела одну вещь, которая привела ее в негодование. На туалете стоял карикатурный портрет миссис Элмазер. Это был эскиз карандашом — плохо сделанный, но чрезвычайно похожий.

— Я не знала, что вы художница, — заметила Эмили.

Франсина презрительно захохотала — скомкала карикатуру и бросила в корзинку.

— Ах вы насмешница? — весело воскликнула она. — Если бы вы пожили скучной жизнью в Сан-Доминго, и вы бы научились пачкать бумагу. Может быть, из меня вышла бы художница, если бы я была так талантлива и трудолюбива, как вы. А я только научилась немножко рисовать — и мне надоело. Я пробовала лепить из воска — и мне надоело. Кто, вы думаете, меня учил? Одна из наших невольниц!

— Невольница?! — воскликнула Эмили.

— Да — мулатка, если вы желаете знать подробно. Дочь англичанина и негритянки. В молодости (по крайней мере, она сама так говорит) она была красавица, любимица своего господина; он сам ее образовал. Кроме рисования и живописи, она умела лепить из воска, петь и играть на фортепиано — столько талантов растрачено на невольницу! Когда ее господин умер, мой дядя купил ее вместе с имением.

Эмили выразила сострадание — к несказанному удивлению Франсины.

— Ах, душа моя, вам не надо жалеть о ней! Сафо была продана за большую цену, хотя она была уже не молода. Она перешла к нам по наследству со всем остальным имением и привязалась ко мне, когда увидела, что я не уживаюсь с отцом и матерью. Сафо представляла собой странную смесь. Это была женщина с белой и черной стороной характера. По целым неделям она держала себя в руках. Потом делалась такой же негритянкой, как ее мать. Рискуя своей жизнью, она, убегала в лес и, спрятавшись, глядела на страшное колдовство и идолопоклонство негров; они непременно убили бы мулатку, если бы увидели, что она подсматривает за их обрядами. Я раз пошла за нею, но страшный вой и шум в темном лесу напугал меня. Негры подозревали ее, и об этом я узнала. Я предостерегла ее, это спасло ее жизнь. И с того времени Сафо полюбила меня. Видите, я могу говорить с похвалой даже о невольнице.