Принуждение к любви - Александр Звягинцев

- Что так?

- Да потому что знаешь же, чем все эти революционные порывы кончаются! В книжках читали. Да и своими глазами тоже видели.

- Но жизнь-то сегодня действительно меняется, - тихо сказал отец. - И русские с украинцами в самое ближайшее время вряд ли будут вместе. Рядом - да. Но не вместе. Их история ничему не учит. Им надо опять побольше дерьма нахлебаться для того, чтобы понять, что у нас одни корни и одна судьба.

Потом он повторил почти то же, что твердили мне Веригин и отчасти Разумовская в Киеве. А возразить по-прежнему было нечего.

- А кроме нас с тобой и еще пары человек это кто-нибудь в Москве понимает? - спросил я.

- Может быть, еще пара человек. Да что толку понимать, если ничего нельзя сделать.

- Ты думаешь, все было предопределено?

- С распадом Союза безусловно. Бывают совпадения столь поразительные, что невозможно говорить о случайностях. Видимо, тут речь может идти только о каких-то символах и тайных знаках неизвестного нам происхождения.

- Например?

- Ты не представляешь себе, как я был поражен, когда украинские дела стали называть апельсиновой революцией, а апельсин стал ее символом. Ты «теорию апельсина» помнишь?

- В общих чертах…

- А там больше и не нужно. Еще в 1908 году, до начала Первой мировой войны, в Германии кайзер принял план, в основу которого была положена «теория апельсина», которую разрабатывал известный теоретик пангерманизма - Пауль Рорбах. Как сказал бы господин Свидригайлов из романа «Преступление и наказание», «так себе теория», невыдающаяся, но… Суть ее была проста: так как Россия слишком велика и необъятна, «она должна быть разъята по национальностям, как апельсин по долькам. При этом не стоит пугаться огромной, рассчитанной на многие годы организационной работы…» Естественно, Украина тут самая большая «долька», главная. Съесть апельсин целиком - дело действительно неудобное, грязное, а вот частями…

Отец посмотрел на парящий за окном золотой купол, еще полыхавшее огненным закатом московское небо и продолжил:

- В этой апельсиновой идее есть еще один очень точный образ. Апельсин перед разделением на дольки надо освободить от кожуры, которая объединяет дольки в единое целое. Чистить его не самое приятное занятие, но если не пугаться этой предварительной «организационной работы», то выигрыш огромен… И работа эта была сделана, апельсин очень тщательно очистили. Сначала ошкурили Российскую империю от веры, традиций, обычаев, соборности, от вековых устоев, уничтожили армию и казачество. Потом не спеша взялись за Союз наш нерушимый. Да так постарались, что дольки эти апельсиновые сами вываливаться начали. Поэтому, когда я вижу, как они скачут по Майдану с апельсинами в руках, ассоциации у меня возникают сам понимаешь какие… После очистки там уже разыгрались подспудные страсти. Это абсолютно закономерно. Ведь поперли наружу комплексы и страхи, многовековые мании и гонор, уже ничем не сдерживаемые. А это все вещи неуправляемые и непредсказуемые.

- Да как раз предсказуемые! - возразил я. - Все просто. Там теперь у них на Майдане новая мода - всегда и во всем винить Россию.

- Я потому и сказал - непредсказуемые, что не знаешь, где и когда вылезут.

- Мне в Киеве одна неглупая дама сказала, что из Украины сделают новый центр на постсоветском пространстве в противовес России…

- Ну, это мысль известная.

Отец вдруг внимательно посмотрел на меня.

- У тебя что-то случилось?

- Черт его знает! - вполне серьезно ответил я. - Может, случилось, а может, и нет…

Отец чуть повозился в своем кресле, устраиваясь поудобнее, что означало - он готов слушать.

- Помнишь, материал в «Эхе», о котором мы с тобой говорили? Так вот его автором оказался мой друг Женька Веригин. Меня попросили с ним поговорить, выяснить, что за этим…

Отец чуть удивленно опустил уголки рта. Для него это был сюрприз. И не очень приятный. Выходило, я втянул его в какое-то сомнительное дело.

- И кто же попросил?

- Меня - Бегемот. Кто его - не знаю. В общем, я и в Киев-то поехал, чтобы увидеться с Веригиным. Разговор не вышел. Женька стал убеждать меня, что это обычный коммерческий текст - кто-то принес, кто-то пришел, кто-то заплатил… А потом вдруг сорвался и умчался в Москву - якобы его редакция отзывает. Вот и все дела. А вчера вечером он исчез, и теперь его жена с любовницей требуют, чтобы я его нашел. Причем любовница убеждена, что я имею к его исчезновению какое-то отношение!

- И что ты думаешь делать?

- Очень надеюсь на его скорейшее возвращение из запоя или от другой любовницы.

- А если он не вернется?

- Тогда родственники могут объявить его в розыск. Затевать самодеятельные поиски я пока не собираюсь. Думаю, даже если что-то и случилось, то какая-нибудь бытовуха!

Чем яростнее отрицал я всякую возможность того, что с Веригиным произошло что-то серьезное, тем отвратительнее себя чувствовал. Видимо, в глазах отца я выгляжу как оправдывающийся мелкий аферист.

- Всегда был против этой твоей работы, - сказал отец.

Его признание не стало для меня открытием. Я знал, что он будет против, когда Бегемот еще даже не открыл рот, дабы выложить свои посулы.

- Но сейчас об этом говорить поздно. Давай попробуем представить, что с твоим другом все-таки что-то случилось. И оценить ситуацию.

Честно говоря, за этим-то я и пришел к нему.

- Тут вот что непонятно, - начал я, - почему все закрутилось именно сейчас, а не сразу после выхода статьи?

- Ну, мало ли что могло быть, - не согласился отец. - Возможно, конкретные последствия появились только теперь. Это раз. Другой вариант - готовится новая операция, и надо заранее обеспечить ее безопасность и закрытость. А пока люди, стоящие за спиной твоего друга, не выявлены, такой гарантии быть не может. Третье - просто желание отомстить… Варианты могут быть разными. А в поведении твоего друга тебя ничего не насторожило? По-твоему, его использовали втемную или он все-таки кое-что знает?

- Боюсь, что знает. Мне показалось, он кого-то скрывал. Человека, который для него очень важен. Или человека, которого он очень боится.

- Именно этот человек и был нужен твоим заказчикам?

- Не обязательно. Их интересовало все, что связано с появлением этой публикации. Схема могла быть сложнее. И человек этот - не первое и не единственное лицо в этой схеме. За ним другие.

- Кстати, а какой была реакция на неудачное расследование у твоего нынешнего руководства?

Бегемот - мое нынешнее руководство! Звучит. А впрочем, так оно и есть. Надо смотреть правде в глаза.

- Никакой реакции. Предложено было забыть.

- То есть нужда в твоих услугах отпала. Вопрос: отпала именно в твоих услугах или отпала вообще?

- Мне это безразлично, - проворчал я. - Какая разница?

- Если что-то случилось, большая…

Тут и зазвонил мой мобильник.

- Валя, - сказала Лара, - он умер.

Как странно это прозвучало - умер. Что значит - умер?

- Его нашли на улице и сразу опознали, потому что все документы были при нем. И деньги. Они говорят - инфаркт.

- Кто - они?

- Милиция. Ты не мог бы заехать? Мне надо с кем-нибудь посоветоваться, что делать.

- Хорошо, я скоро буду.

Отец внимательно смотрел на меня.

- Бред какой-то - он умер на улице от инфаркта. Никаких следов ограбления.

- У него было больное сердце? - спросил отец.

- Не знаю. Никаких патологий, во всяком случае, не было. А так - курение, выпивки, стрессы на работе, нервы… Да, молодая любовница… И что теперь делать?

- По-моему, ты сам знаешь, что делают в таких ситуациях, - пожал плечами отец. - Прежде всего выясняют обстоятельства смерти, нет ли следов насилия… Все, как обычно.

Я уже был в дверях, когда он окликнул меня.

- Тебе придется в этом разобраться, - сказал он.

- Понимаю, - буркнул я.

Глава 16

Аутопсия

[16]

Если из окна моей прежней квартиры можно было вдоволь налюбоваться на вспоровшие небо трубы мусоросжигательного завода, то окна нынешней выходят на просторный двор, пребывающий в стыде и сраме запустения. И только чистейший первый снег, прикрыв все белой пеленой, на какие-то мгновения придает этой картине видимость природного явления.

Но тут же всегда вываливает со всех сторон с гиканьем и свистом толпа окрестных берендеев со свернутыми в трубы коврами на плечах. Несть им числа и нет перевода. И выпавший вечером снег, мягко прикрывший безобразные следы существования человеков, уже к утру обычно бывает истоптан ножищами берендеев, изгажен темными пятнами от выбитых на нем ковров. Очистившийся на миг морозный воздух опять становится душен от запаха их жилищ и тел, а безжалостный стук берендеевских палок, лупящих по коврам, носится по двору каждый вечер и не прекращается всю зиму.

Берендеи - словечко Веригина. Валит толпа веселых берендеев - его любимое выражение.

Кроме берендеев были еще в его лексиконе фаранги. Если берендеев он насмешливо и несколько брезгливо терпел, то фаранги были врагами. Берендеев, говорил он, еще можно чем-то пронять, они еще могут перемениться, испытать какие-то человеческие чувства. Набитые же под завязку жизненными благами фаранги с бычьими затылками и их телки - существа непоколебимые, не пробиваемые ничем, убежденные в своем праве жрать и пить больше других. Их морды за темными стеклами иномарок, замороженные тупым выражением бесконечного превосходства над остальными, были лицами другого народа, с которым нельзя договориться, у которого не стоит просить пощады. Ибо хотят они только одного - давить и опускать тех, кто слабее. На их презрение, считал он, можно отвечать только ненавистью. И эта ненависть не подлежит осуждению.