Знакомьтесь: МУР - Вениамин Полубинский

На месте оперативные работники уточнили, что из голландского зала музея пропала картина великого живописца XVII века Рембрандта Ван-Рейна «Христос» и четыре картины из итальянского зала: «Святое семейство» Корреджио и «Бичевание Христа» Пизано XIII века, а также «Иоанн Богослов» Дольчи, творившего в XVII веке, и «Се Человек» Тициана, XVI век.

Причем преступник варварски вырезал из рамы картину Рембрандта в виде куска холста неправильной овальной формы, а картину Тициана по конфигурации рамы, но с закругленными краями, оставив на подрамнике часть руки одной из изображенных фигур и часть головного убора Пилата. Остальные картины из рам были вынуты целиком.

— Стоимость похищенного можете определить? — спросил Миронов у работников музея.

— По дореволюционной, еще довоенной оценке украденные картины стоили более миллиона рублей золотом. Однако какими деньгами оценишь их художественную ценность! Да, вот что мы еще обнаружили.

Сотрудник музея протянул оперативникам конверт небольшого размера с вложенной в него бумажкой. Миронов развернул ее и прочел написанную стилизованными буквами, с соблюдением славянской орфографии, фразу:

«Христосъ мертв быстъ, смертию жизнь оживися».

— Где это вы обнаружили?

— За щитком с фамилией Тициана, прикрепленном к верхней планке рамы картины «Се Человек».

— Явно какой-то богомолец приложил свою руку к краже, — сказал кто-то из работников музея.

— А может быть, преступник, учтя, что сейчас празднуются верующими пасхальные праздники, хочет нас натолкнуть на ложный след? — предположил Миронов. — Хотя не исключены и другие варианты. А сейчас, товарищи розыскники, приступаем к осмотру места преступления.

Осмотр показал, что форточка второго окна справа от входной двери в музей со стороны Волхонки разбита. Видимо, преступник, разбив стекло форточки наружной рамы, открыл запоры и выдавил стекло внутренней рамы. Через это окно, расположенное на высоте выше среднего роста человека, он и проник в помещение музея. А чтобы удобнее было забираться, воспользовался одной из скамеек, расставленных у стены здания, пододвинув ее под разбитое окно. Тут же валялся камень, которым, вероятнее всего, были разбиты стекла, а под скамейкой старый носовой платок.

Внутри музея никаких взломов не обнаружили. Внимательно осмотрев внутренние помещения, их расположение и запирающиеся на замки двери, представили наиболее вероятный путь преступника к картинам. Через разбитое окно он попал в раздевалку музея. Оттуда направился в дворик средних веков, который отделен от итальянского зала металлическими воротами из кованого железа с ажурным рисунком. Перелез через закрытые на замок ворота и добрался до картин итальянцев. Отсюда через незапертую дверь вошел в голландский зал. Тем же путем вернулся назад с похищенными сокровищами и скрылся.

Преступник действовал, очевидно, по заранее намеченному плану, осторожно и весьма предусмотрительно. Никаких отпечатков пальцев на камне, осколках стекла, оставленном им конверте с запиской, на других предметах обнаружить не удалось. Не нашли каких-либо иных улик, которые могли бы помочь расследованию. Даже установить, действовал ли один человек или несколько, не представилось возможным. Хотя большинство оперативников, участвовавших в осмотре места происшествия, склонялось к тому, что преступник действовал в одиночку.

По делу было выдвинуто несколько версий. Учитывая религиозное содержание похищенных картин, можно было предположить, что украдены они набожным человеком либо фанатиком. Тогда искать преступника надо в религиозной среде, а также среди психически неполноценных личностей. На ценности могли польститься лица, принадлежащие к представителям художественной интеллигенции. Налет на музей мог быть делом опытных уголовников, которым картины нужны для перепродажи коллекционерам, перекупщикам, собирателям старины. Преступник мог быть кем-то подкуплен, подбит на кражу. Были и другие предположения о личности налетчика и возможных направлениях его розыска.

Работу развернули по всем версиям одновременно. Причем не только в Москве, но и в других городах. Встретились со многими любителями живописи, среди которых немало было заслуженных людей. Однако ни они, ни коллекционеры картин и антиквариата, ни известные МУРу перекупщики старины ничего не знали о судьбе картин из Музея изящных искусств, никто им никаких сделок со старинными холстами не предлагал.

Тщательно проверили пациентов психиатрических клиник, состоящих там на учете клептоманов. Безрезультатно. Никакой полезной информации из других городов, куда было послано сообщение о краже в музее. Через соответствующие наркоматы еще раз обратили внимание работников таможенной службы, железнодорожной охраны, пограничников на возможные попытки вывезти народное достояние за рубеж.

И вот спустя четыре месяца одна из картин неожиданно объявилась. В первых числах сентября 1927 года через итальянскую миссию подданный Италии Феликс Лопайне, находившийся в нашей стране по коммерческим делам, передал органам милиции картину Пизано «Бичевание Христа». При этом он рассказал, что в конце августа городской посыльный принес ему отпечатанное на машинке письмо, подписанное «Братья Плятор». Анонимный автор, скрывавшийся за этим псевдонимом, предлагал коммерсанту купить у него одну из ранних работ родоначальника итальянского Возрождения в живописи знаменитого Пизано. На следующий день тот же посыльный доставил ему картину «Бичевание Христа». А через несколько дней Лопайне по почте получил письмо от того же автора, но отправленное из Ленинграда. Автор сообщал, что картину Пизано он приобрел по случаю, однако, здраво рассудив и не поддаваясь страсти коллекционирования, готов уступить эту редкость ее законным ценителям на родине художника, в Италии. Далее аноним, с явным намеком на возможные выгоды от приобретения у него картины, писал:

«Вы, наверное, представляете и согласитесь со мной, что кроме отечественной стороны Италия представляет собой исключительный рынок художественных произведений, откуда, несмотря на правительственные запрещения, ищущие там янки и англичане вывозят много мировых шедевров. По моим личным предположениям, официальные консульские представители в Москве менее пригодны для сбыта, нежели отдельные частные коммерсанты-иностранцы…

Вы, конечно, понимаете, что всякая экспертиза картины — излишня, и стоимость ее на рынке, безусловно, достигает десятков тысяч рублей… Я, зная Вас и по юнкерству, могу рассчитывать на Ваше содействие… Размер картины, не нужной в Советской России никому, составляет всего лишь 1/4 аршина в квадрате, что очень удобно для отправки».

В последние дни, объяснил Лопайне, неизвестный абонент от имени неизвестного продавца, приславшего ему картину, несколько раз звонил по телефону и пытался договориться о получении денег за посылку. Однако он ни в какие контакты вступать с неизвестными не желает и передает картину и письма властям.

Сотрудники МУРа хорошо понимали, что коммерсант руководствовался отнюдь не любовью к нашей стране, отказываясь от покупки картины у неизвестного продавца. В годы гражданской войны Лопайне пребывал в Советской России в форме югославского офицера и служил какое-то время в колчаковских войсках. Не зная, кто именно прислал ему картину, намек автора письма на какое-то их знакомство еще «по юнкерству», отказ продавца от предложения Лопайне встретиться — все это его насторожило. Он заподозрил возможность провокации, поэтому и сообщил обо всем происшедшем органам власти не лично, а через итальянскую миссию.

Однако теперь муровцы знали, что картины похищены с целью перепродажи за границу. Это, естественно, прибавило беспокойства за их судьбу. Розыскные мероприятия были активизированы. К поиску пропажи из Музея изящных искусств решено было привлечь общественность. О краже широко оповестили через печать население. Наркомпрос и НКВД обещали солидное вознаграждение тому, кто укажет местонахождение картин. Еще раз самым тщательным образом проверили возможность причастности к преступлению не только профессионалов-рецидивистов музейных воров, но и преступников других квалификаций, а также подозрительных лиц, вращающихся в богемном мире, и художников с темным прошлым.

Но несмотря на целый ряд самых энергичных розыскных мероприятий в Москве и других районах страны, похищенные картины обнаружить не удалось. Не смогли установить и неизвестного, который писал письма Лопайне и разговаривал с ним по телефону.

Время шло, а усилия многих опытных сотрудников МУРа не продвинули раскрытие дела ни на шаг. Лишь через четыре с лишним года наступила развязка в затянувшемся расследовании этого преступления.