Русалочка - Вероника Карпенко

Пусть трахает целую ночь напролёт! Пусть делает с ней, что захочет. Лишь бы только заветная сумма оказалась наутро в её кошельке.

Рогозин исчез в круглой арке, жестом приглашая её следовать за ним. Стуча каблучками, Таня прошла в освещенную спальню. Красота этой комнаты сбила с ног, и она, открыв рот, замерла на пороге. У стены, укрытая, словно фатой, кружевным балдахином, стояла кровать. Навскидку она была метров семь в ширину. И при желании здесь уместилась бы целая оргия!

Белоснежный ковёр с длинным ворсом возлежал на полу, словно шкура гигантского зверя. А с потолка вместо люстры свисала качеля. Плетёный кокон с подушкой манил! И Таня по привычке начала представлять, как листает журнал, сидя в уютной ротанговой колыбели. Как пальцы ног касаются мягкого ворса, а сквозь плотную штору внутрь сказочной комнаты проникает солнечный свет.

— Смелее, — он подмигнул, как будто прочтя её мысли. А затем скинул туфли и прошёлся, утопая ногами в ковре.

Таня нагнулась, расстегнула хлястики лаковых босоножек. Лишившись вмиг десяти сантиметров, ступила на белое «облако». Пройдя по нему всего лишь пару шагов, замерла! Рогозин стоял, наблюдая за ней. Как за зверушкой, впервые оказавшейся по ту сторону клетки.

— Садись, — пригласил он, кивая на чудо дизайнерской мысли.

Соблазнившись, она подошла, провела рукой, ощущая твёрдость каркаса. А затем примостилась, позволяя себе утонуть в мягком кресле, словно в яйце. Ноги её оторвались от пола, и конструкция мягко качнулась, увлекая её за собой. В мир фантазий! Туда, где возможным становится всё…

— Нравится? — голос Рогозина заставил вернуться на землю и вспомнить, зачем она здесь. Таня робко кивнула.

Он прошёлся по комнате, неторопливо, и сел на диван, что стоял у наружной стены.

— Скажи, у тебя есть табу? — услышала Таня.

Она пожала плечами, избегая смотреть на него. Он не давил, не пытался её оскорбить! Но почему-то одно лишь присутствие этого человека вынуждало краснеть. Словно тело её предвкушало неизбежную близость.

— Я имею ввиду запреты, — конкретизировал он, — Гэгинг, фэйсситинг, золотой дождь?

Таня сглотнула, из перечисленных слов ей было знакомо одно. Но в этом контексте оно вероятно, никак не вязалось с погодой.

— Понятно, — оценив её замешательство, ответил Рогозин, — Что ж, тогда начнём с азов.

Понаблюдав за ней ещё пару минут, он поднялся и вышел из комнаты. А Таня осталась сидеть, в мягких объятиях колыбели. Уповая на то, что «азы» — это нечто вполне безобидное. Рогозин вернулся с картонной коробкой в руках. Он отодвинул рукой балдахин и опустил свою ношу на белоснежную простынь. Любопытство боролось со страхом! И Таня могла лишь гадать, что внутри. Подарок? Возможно, бельё?

— Раздевайся, — это слово мало чем отличалось от других, произнесённых им в этот вечер. Но, услышав его, Таня внутренне содрогнулась!

Приказав себе не сдаваться, она слезла с качели. Платье снималось легко. Нужно было лишь расстегнуть бегунок. Дрожащими пальцами она провела сверху вниз, стащила с плеч мерцающий трикотаж.

Он мельком посмотрел на неё:

— Всё снимай.

Потоптавшись на месте, Таня стянула бюстгальтер. Радуясь хотя бы тому, что он не заставил её раздеваться под музыку. Помедлив, она сбросила трусики. И теперь, стоя голой, неожиданно вспомнила пляж. Тёплый вечер и Димку! Тогда ещё ненавистного хулигана, который её обокрал. А сейчас?

Таня зажмурилась, прогоняя видение! Боясь, что мысли о Димке обессилят её окончательно.

— Готова? — бросил Рогозин и поманил её пальцем.

Прикрывая ладонями бритый лобок и соски, Таня встала с другой стороны от «плацдарма».

— Ложись! — велел он. То, что было в коробке, до сих пор оставалось за кадром. Это и обнадёживало и пугало одновременно.

Таня с трудом одолела матрас. Такой постамент требовал наличия рядом подножки. Она легла на спину, плотно сжав бёдра. Прикрыла грудь, ожидая дальнейших инструкций. Над головой, словно сказочный купол, парил кружевной балдахин. А сквозь него было видно сиреневый светодиод. Он «полз», повторяя рельеф потолка, добавляя неправдоподобности всему, что творилось внизу.

Держа в руках что-то, Рогозин встал в изножье кровати. Он наклонился, схватил её щиколотки и потянул на себя. Таня ахнула, скользнув ягодицами по гладкой постели. Она поднялась на локтях, только теперь понимая, что именно он собирается сделать.

— Зачем это? — спросила она, не сводя глаз с верёвки.

Вместо ответа Рогозин скрутил её ноги и в два счёта, как бывалый моряк, обернул их плотным узлом. Свободный конец он продел между бёдер. И легко, словно куклу, крутанул её на живот.

— Подождите! — воспротивилась Таня, когда цепкие руки поймали её запястья.

Он как будто не слышал мольбы, продолжая «плести паутину». И Таня беспомощно всхлипнула, ощутив себя мухой, угодившей в ловушку по собственной воле.

— Тебе не нужно меня бояться, — прозвучал его голос у самого уха. Вслед за этим он вернул её на спину и узлы затянулись.

— Ммммм, — простонала она, ощущая, как больно верёвки впиваются в кожу.

— Поначалу может быть слегка неприятно, — объяснял он, как доктор, который готовит больного к процедуре. — Сейчас ты привыкнешь.

Таня ёрзала, пытаясь сдвинуть верёвку. Но чем усерднее она извивалась, тем сильней ощущала её между ног. Прямо там! В складках выбритой плоти.

— Лежи спокойно, я не хочу тебя ранить, — проговорил Рогозин, доставая из ящика что-то ещё…

Моток тёмных ниток в руках делал его похожим на чернокнижника. И на секунду ей показалось, что всё это — ритуал! Что сейчас в дверь войдут люди в длинных одеждах. Они встанут вокруг, огласят приговор и принесут её в жертву богам.

— Такие маленькие, — произнёс он с досадой.

И Таня не сразу сообразила, что он имеет ввиду её груди. Не успев оскорбиться, она ощутила касание теплых ладоней. Он оттянул её левую грудь, как будто желая измерить. А затем, приложив к основанию тёмную нить, стал перевязывать.

— Что… что вы делаете? — испуганно бросила Таня.

Слоёв нити становилось всё больше. И вот, взятая в узел, её грудь превратилась в резиновый мяч. Такой же круглый и маленький! Он шевельнул его, упиваясь полученным результатом, и приступил ко второй. Таня уже не противилась! Она отвернула лицо, чувствуя жар приливающей крови. Пока он завязывал правую грудь, левая покраснела. Теперь два твёрдых мячика, соединенные нитью, топорщились вверх.

— Отлично, — Рогозин потрогал их, проверяя на плотность.

Таня всхлипнула, с ужасом глядя на то, что он сделал с грудями. Но, не зная ещё, что это — всего лишь прелюдия к главному действу.

Он заметался по комнате, как режиссер, проверяющий, всё ли на месте. Затем вернулся к кровати и уложил её поперёк. На лице, которое теперь она видела вверх ногами, отражался восторг. Неподдельный,