Девять врат. Таинства хасидов - Иржи Лангер

Они мечтали найти другого святого, который заменил бы им их Иреличка. Но тщетно они блуждали по свету. Им нигде не нравилось.

Но в конце концов они вспомнили о реб Йиде-Герше из Стрешина. И хасиды стрелиские стали хасидами стрешинскими. Я никогда не забуду волшебства молитвенной мелодии стареньких хасидов стрешинских. До последних дней моих она будет звучать в моих ушах.

Со стрешинскими хасидами, произносящими святые слова молитвы, нельзя сравнить ни того, кто перебирает жемчуг, ни того, кто взвешивает золото. Медленно, неторопливо и тихо плывут эти сладкие слова, одухотворенные такой скромностью и любовью и такой щемящей тоской, что этого нельзя ни выразить, ни сравнить с чем-либо на свете.

Молитва стрелисчан бывала бурной и пламенной, как выкрик цыганской скрипки. Молитва стрешинцев — протяжная, нежная песня, приглушенная сурдиной глубокого смирения и преданности. Кто не слышал ее, тот не познал истинной веры.

— Окна есть символы таинства.

— Некоторые люди непомерно худы и слабы, и многие думают, что им легко одолевать дьявола и Господу Богу служить. Это ошибка. Есть один дьявол, имя которому Костлявость. А этого дьявола одолеть и прогнать куда тяжелее, чем одолеть всех остальных.

— Можно ли человеку быть гордым и заносчивым?! Ведь в нас нет ничего от нас самих! Ведь все от Бога. Наконец, и наша набожность есть дар Божий.

— До прихода Мессии какое-то время управу раввинскую будут представлять отъявленные негодяи. Они сумеют так притвориться, что хасиды будут принимать их за настоящих святых и слепо верить им. Но в своей великой милости Господь Бог все равно будет награждать хасидов за их веру так, как если бы они верили в настоящих святых, и оберегать их от греховного влияния таких духовных вождей. Как Давид уже молился в Псалмах своих: «Укрой меня от замысла коварных, от мятежа злодеев»[24].

— В Небесной Торе 600 000 букв, и 600 000 душ рассеяно среди народа израильского. Каждая душа идентична одной букве Закона. Если бы в Торе не хватало хоть одной-единственной буквы, весь свиток был бы недействительным. Подобно тому как если бы хоть один из нас не был на своем месте среди всех прочих, мы ничего бы не значили.

Однако почему древнееврейские буквы Торы не объединены? Да потому, чтобы мы брали с них пример и хотя бы время от времени отделялись друг от друга и в уединении предавались раздумьям.

— Когда я был еще маленьким и господин учитель учил меня читать, однажды он показал мне в молитвенной книге две маленькие буковки наподобие квадратных точечек и сказал мне: «Видишь, Иреличек, эти две буковки рядом? Это монограмма имени Господня, и где бы ты ни увидел в молитвах эти две четырехгранные точечки рядом, на этом месте ты должен произнести имя Божие, хотя оно там полностью и не написано». Мы с господином учителем продолжали читать, пока не подошли к двоеточию. Это были такие две квадратные точечки, однако не рядом, а одна под другой. Я было подумал, что это монограмма имени Божиего, и потому на этом месте произнес Его имя. Но господин учитель сказал: «Нет, нет, Иреличек, это не означает имя Божие.

Лишь в том случае, когда обе точечки рядом, когда одна видит в другой себе ровню, — там имя Божие, а где одна под другой или одна над другой — там нет имени Божьего…»

— И в братоубийце Каине были искры добра. Святые, которые являют собой воплощение этих искр Каиновых, как раз и есть самые наисвятейшие святые.

— Иреличек не опасается, что будет судим за то, что он не такой великий святой, какими были Моисей или Авраам, — сказал о себе реб Иреле. — Но Иреличек очень боится, что будет судим за то, что он не такой Иреличек, каким Иреличеком должен быть.

Врата пятые

А теперь все вы, коль жить хотите,

со мной в эти Врата войдите

и там прочтите:

о том, что пражский ребе реб Йойнысн был сладким по-моравски или что хасидом был почти заправским. — Как святые братья бродили светом-светом и каким Жише был веселым человеком. — О птичках, муравьях и земле-матушке всякие измышления и о крыльях Жише и его восторженном поведении. — И как в Межериче он был на учении. — Дескать, польские евреи настырны — таково франкфортского святого убеждение. — Далее следует, как святой ребе реб Мелех в Лиженске императора в Вене не послушал. — И почему наш солдатик всегда без охоты в армии служит и с нею не очень-то дружит. — Как ребе реб Мелех суп разливает. — И как император Иосиф в венском замке мага вразумляет, а святой ребе реб Мелех в Лиженске императору руки подставляет. — Как дьявол святым угрожает и число хасидов тем приумножает. — Как суд лиженский знаменитый приговор Господу Богу объявляет, а Мелеха в лесу чудеса не пугают. — Почему одну неделю в году он проповеди никогда не читал и какие наслажденья он нежданно-негаданно нам завещал.

Два золотых тромбона в ангельском хоре,

отца единого благословенных двое.

Два редких сердца тела святого,

жития благого,

Духа неземного.

Наш учитель и господин

СВЯТОЙ РЕБЕ РЕБ МЕШИЛЕМ-ЖИШЕ

ИЗ ГАНИПОЛЯ,

да хранят нас заслуги его на веки веков,

как и святой его брат,

наш учитель и господин

СВЯТОЙ РЕБЕ РЕБ МЕЛЕХ ИЗ ЛИЖЕНСКА,

да хранят нас всех заслуги его!

Хасидских святых в прямой речи мы величаем титулом ребе. Если мы рассказываем о них, мы пользуемся более кратким титулом реб. Реб несомненно означает более низкую ступень достоинства. Однако есть святые, величие которых ни тот, ни другой титул не отображают. Тогда мы используем оба титула одновременно — ребе и реб. Конечно, таких святых немного. Всего восемь. Прежде всего, это святой ребе реб Бер, или Проповедник из Межерича, а вслед за ним некоторые его ученики: моравский святой ребе реб Шмелке из Микулова и его брат ребе реб Пинхес из Франкфорта. Братья ребе реб Мелех, а правильнее Элимелех, из Лиженска и ребе реб Жише из Ганиполя. Затем следуют ребе реб Шимен из Ярославля и ребе реб Бурехл из Меджибожа. Это удвоение подобно тому, как. в обычной жизни мы говорим «профессор доктор» или «инженер доктор», однако ребе реб гораздо более свято и величественно. Но никоим образом нельзя забывать о восьмом, или, лучше сказать, о первом, святом! Это ребе реб Йойнысн Айбшиц (Йонатан Эйбеншиц) из старой Праги. Мы называем его ребе реб, хотя он жил задолго до святого Бааль-Шема, а стало быть, до начала хасидской эры. Но так мы называем его по праву — он был предшественником хасидизма. У хасидизма было несколько предшественников, как, например — не считая святого Ари в Палестине, — пражский Великий рабби Лёв, затем Моше-Хаим Луццатто из Италии и, наконец, пражский раввин Йонатан Эйбеншиц, наш святой ребе реб Йойнысн. Ребе реб Йойнысн стал раввином в Праге в 1711 году. Ему тогда был всего 21 год. До этого он жил в Моравии. Если не по какой-то иной причине, то хотя бы благодаря безграничному почтению, которое ему оказывали его пражские ученики, он заслуживает этого звания. В те времена его уважали в Праге почти так же, как и мы, хасиды. И кроме того, в силу своей скромности и снисхождения к противникам, он по праву носит свой хасидский титул.

Позже, когда он был приглашен в Гамбург, в Германии о нем говорили, что он «по-моравски сладкий». И правда, как «сладки» сочинения святого ребе реб Йойнысна! Когда мы читаем его Йеарот деваш («Медовые соты») или его Агават Йонатан («Любовь Йонатанова»), порой нам кажется, что мы читаем книгу какого-нибудь истинного хасидского святого. Когда мы называем его ребе реб, мы знаем, что делаем. Однако настоящим хасидом он не был. Ведь он запрещал употреблять кофе, чай, да и курево. Пожалуй, без кофе мы кое-как обошлись бы. Но представьте себе нас, хасидов, без чая или даже без курева! Это просто немыслимо! Вы же знаете, что для настоящих святых курение — поистине святое дело. Это едва ли не жертвоприношение. Как говорит наш святой Талмуд: «Совершай любые поступки лишь для наслаждения Небесного!» Конечно, это относится и к курению. Даже прежде всего к курению. Ведь именно дым возносится к Небесам.

Но не стоит слишком далеко уклоняться от темы. Мы ведь хотели поведать о наших святых братьях, а меж тем мы блуждаем по миру почти так же, как и они когда-то бродили по миру. Дело в том, что братья ребе реб Жише и ребе реб Мелех хотели разделить с Господом Богом мучения, какие Он терпит через все наши грехи и бесчестия в нашем Изгнании горестном. И отправились наши дорогие братья — по примеру стародавних аскетов — бродить по белу свету.