Река жизни - Владлен Петрович Шинкарев

что последний автобус на станицу только что прошёл мимо окон больницы. С горя опрокинули ещё пару рюмок, и конюх неторопливой походкой не раздумывая вышел на порог больницы и только сейчас ужаснулся мысли, как будет добираться домой. И хотя от районного центра не далеко – всего двенадцать километров, но ноги – то не казённые, да и темень хоть выколи глаза.

Выходит, он за ворота и слышит на свою радость конское ржание поблизости. Он и пошёл на голос животного.

Григорий быстро натолкнулся на лошадь, которая была привязана к пахучей акации. К его радости, эта была лошадь их бригадира по кличке Машка. Такому подарку судьбы конюх обрадовался всерьёз, даже пьяным глазам не поверил.

Тряхнув головой, ни минуты не мешкая, он влез в линейку и с криком «Но!» – направил вожжами лошадку в сторону своего села. Вскоре Григорий заснул, а Машка по накатанной грунтовой дороге медленно побрела домой.

Бригадир, приехавший в больницу по делам своего здоровья, не найдя лошадку, с досады отправился в село пешком, мысленно проклиная Машку.

«Стареет лошадка, – думал он, бредя по полям напрямик домой. – Пора сменить на новую».

Жена бригадира знала, что если муж припозднился, то уже трезвый домой не заявится. Поэтому всегда открывала ворота настежь, чтобы Машка мимо дома не провезла мужа. В тёплую погоду он в линейке проспится и безо всякой помощи добирается до печи, а зимой часто приходится его выжидать и выглядывать в окно. А то может не только простудится, но и замёрзнуть.

Намаявшись по хозяйству, жена бригадира залезла на печь и, не дожидаясь мужа, быстро заснула.

Крепко спал в это время и конюх в чужой линейке, а лошадь медленно брела к заветной цели – к дому бригадира, где её всегда накормят и напоят.

Когда Машка вступила во двор, она по привычки заржала, предупреждая пассажира, что приехали. Конюх, открыв глаза, осмотрелся, увидев, что он во дворе и, не сообразив, что это чужой двор, слез с линейки и побрёл в дом.

В сенях сняв верхнюю одежду, спокойно зашёл в чужой дом с одной мыслью: как можно быстрей лечь. Впотьмах нащупал печь и, осторожно забравшись на неё, молча свернулся калачиком.

Зачуяв перегар, жена бригадира забилась в уголок и молча заснула. Конюх тоже быстро погрузился в сон.

В это время бригадир, входя в свой двор, только и смог произнести:

– Ну, слава богу, пришёл.

Он страшно умаялся. Но сильно обрадовался, когда увидел, что лошадь на месте. Он долго сокрушался, кладя перед кобылкой свежую травку, что, как назло, ни одного извозчика не встретил. С любовью обнял лошадиную морду и промолвил:

– Милая Маша… не могу! Если через несколько минут не буду в постели, то умру, это точно. – В постель…

– В постель… В постель, – бормоча себе под нос бригадир вошёл в свой дом. Ему уже не хотелось не ужинать и даже попробовать стакан красненького вина. Страшно захотелось пить.

Он зачерпнул в сенях холодной воды и залпом её выпил. Войдя в свой дом, бригадир окликнул:

– Нюрка, где ты?

И, услышав в ответ сонный голос жены, полез на печку.

Сквозь сон слышит он, как посапывает жена и где-то невдалеке храпит кто-то, назойливо не даёт сомкнуть ему глаза. Затем чувствует, что его обнимает жена, и проваливается в сладкий крепкий сон.

Сколько он спал, сообразить не смог, когда утром от очумелой тряски проснулся. Над ним стоит жена и требовательным голосом, показывая на конюха, просит разъяснить, зачем он приволок его в дом и ещё уложил рядом с ней на печке.

– Никакого конюха я не приводил.

– Что ты мне рассказываешь? – возмутилась жена. – Откуда же он здесь взялся!

Перепалка длилась недолго. Пока бригадир приходил в сознание, его жена так отходила шваброй нежданного гостя, что тот, забыв одеться, второпях в одних подштанниках ретировался.

Целую неделю бригадир клялся перед женой, что он в дом никого не приводил, мол, и сам еле добрался, ночью из районного центра, где находился на обследовании у врача. Жена ещё долго не унималась, повторяя:

– Ты, что мою верность проверяешь?

Когда об этом происшествии стало известно куму – ветврачу, он с усмешкой при встрече с конюхом то и дело повторял:

– Григорий, ну ты даёшь, уже и до жены бригадира добрался!

Город разбитых улиц

Евгений Костров, зав. отделом писем районной газеты «Немеркнущие зори», молодой человек, стоял посреди своего кабинета и любовно поглядывал на клетку с попугаем.

– У, паршивец, молчишь, как рыба! И когда ты заговоришь? – без злости говорил зав. отделом. – Кешка, сколько на тебя я сил потратил, какие методы дрессировки не использовал, а ты до сих пор не единого слова не произнес.

Зав. отделом безнадежно махнул рукой и сел за стол работать. В это время в кабинет заглянул селькор с заметкой о дорогах города «Лицом в грязь». Когда Костров читал рукопись, местный селькор с досадой и злостью то и дело повторял одни и те же слова: «Дураки… Олухи!». Он так проникновенно говорил, что в какой-то момент в углу кабинета зашуршали перья, и хриплый голос буркнул:

– Дур-раки… Олу-хи…

Зав. отделом даже подскочил на стуле от радости, а селькор от испуга на мгновение потерял дар речи.

– Вот тебе и на! – воскликнул Евгений Костров, потирая лоб, – надо же, заговорил!

И обращаясь к селькору, произнес:

– Наверное, ваши слова так запали в душу, что смолчать уже не мог! – с этими словами Костров распрощался с изумленным селькором и углубился в чтение писем. Его раздумья о бедственном положении крестьян прервал главный редактор газеты, который как-то незаметно и неожиданно, как всегда, вошел в кабинет.

– Евгений, что нам делать с критическим материалом по ДРСУ-56? – обратился редактор к автору статьи. – Надо согласовать факты, изложенные в статье, с районным начальством, – заключил редактор. – А то могут быть большие неприятности.

В это время попугай как закричит во все горло:

– Дур-раки… Олу-хи..!

От неожиданности редактор даже оторопел, а потом захохотал и закричал громче попугая:

– Надо же, заговорил!

В кабинет уже заглядывали работники отдела рекламы и объявлений. Им, как всегда, все надо знать первыми.

– А мы думали, что ваш попугай неговорящий. Болтаем при нем всякое-разное! – осторожно заявили они дружно.

Целую неделю всех входящих в отдел писем попугай встречал возгласом:

– Дур-раки… Олу-хи..!

Это стало тревожить не только Евгения Кострова, но и главного редактора:

– Как бы чего не вышло?! И смех бывает сквозь слезы! – рассудил редактор. Решение было принято быстро: попугая сбагрить кому-нибудь из юбиляров! Случай не заставил себя долго ждать.