Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Кин вдруг одобрительно улыбнулся и заговорил. Теперь часть его слов Николаич понимал, а еще за спиной Асука торопливо переводила, сообщая русскому мастеру, что глава доволен Николаичем-сан, что их ждут еще великие дела и, наконец, что недалек тот день, когда он, русский мастер, станет полноправным членом клана. И даже пообещал, что сам приложит свою руку к этому действу. По залу опять пронесся незримое дуновение самых разных чувств, среди которых главной была зависть. Сам же Будылин ощутил вдруг, как в сердце кольнула ледяная игла, а спине вернулись годы, которые он сутулился у токарного станка. Она словно закостенела, и когда Асука ощутимо пихнула его в спину крепким кулачком: «Кланяйся, идиот! Благодари за великую честь!», – Николаич смог только наклонить голову.
Но Кина уже не интересовал человек, застывший перед ним. Глава клана словно не видел ни его, ни Асуку; его взгляд насквозь пронзал живую плоть и искал теперь в зале других – счастливчиков или, напротив, бедолаг. Николаич не стал дожидаться, когда японка потянет его за рубаху.
– Да и рубахи-то сейчас нет, – отстраненно подумал он, поворачиваясь к дверям.
Он шагнул мимо Асуки, чьи руки были заняты его одежкой, и почти побежал к выходу, из зала, где ему стало трудно дышать. Японка догнала мастера уже за дверью, где и сунула ему небольшой комок хлопчатобумажной ткани – рубаху с майкой. Ее взгляд сейчас выражал и злость, и обиду – на него, русского мастера, за то, что не дал лишнее мгновение постоять рядом с великим Кином, подышать с ним одним воздухом. Но уже через несколько мгновений ее лицо стало опять бесстрастным; обычным, каким было даже в постели. И Асука, не дожидаясь вопросов Николаича, принялась объяснять, в чем именно будет заключаться великая милость.
– Все члены клана, если вы, Николаич-сан, видели, имеют татуировку. Дракон – вот кто покровительствует нашему клану.
– Однако у тебя никакой татуировки нет, – невольно усмехнулся Будылин, которому были хорошо известны все уголки ладного женского тела.
– Теперь есть, – лукаво улыбнулась японка, намекая на то, что раньше такой знак отличия для ее тайной миссии был совершенно невозможен, – могу сегодня ночью показать.
– Не хочу, – сурово отказался Николаич, вызвав еще одну улыбку Асуки.
– Так вот – в самое ближайшее время тебе сделают такое тату.
– Даже если я этого не хочу?
– А кто вас, Николаич-сан, будет спрашивать, – искренне удивилась женщина, – после того, как свое слово сказал глава клана? Кстати, именно он, своей рукой выколет глаза дракона на вашей спине – и это будет величайшей милостью, которая только возможна для рядового члена клана.
Будылин спорить больше не стал; говорить о том, что никаким членом ему быть не хочется, с Асукой было бесполезно – она ничего не решала. Не знала она и о тех великих делах, которые обещал ему Мин. Холодная игла снова кольнула в сердце, и мастер побледнел. Вот теперь японка встревожилась. Видимо, за Николаича она отвечала головой, и для нее не важно было – как потеряет русского мастера клан, от руки подосланного убийцы, или от банального инфаркта. Она тут же потащила Будылина в автомобиль, а потом – после совсем короткой поездки – в дом. Дальнейшая процедура была отработана давно – легкий, но очень вкусный ужин; ванная с обязательным релаксирующим массажем; наконец, общая постель, в которой продолжился массаж, теперь уже обнаженным телом – и не более того, чтобы там не говорили маститые врачи о профилактике сердечно-сосудистых заболеваний регулярным сексом. Акура, на что она была заполнена клановыми предрассудками и инструкциями бойца-охранника экстракласса, оставалась прежде всего женщиной. И сейчас почувствовала, что нельзя переступать грань, которая навсегда сделает Николаича врагом и ее, и всего клана Тамагути.
Великим делом, что обещал русскому Мин, оказалось все тот же сокайо. Шантаж – но уже не своего собственного правительства. Как оказалось, империя вовсе не жаждала крови или свободы главы клана Тамагути, или какого-то другого. Якудза так тесно были интегрированы в экономику Японии, что выдрать их из ее тела можно было только с плотью и кровью. И смертями многих людей, конечно. Это никому не было нужно – в стране Восходящего солнца. А вот за ее пределами… В чем-то дела клана пресеклись с интересами самой могучей империи – американской. Именно с их подачи правительству и пришлось на время ограничить свободу Кина. Теперь глава решил предоставить Соединенным Штатам свершить обряд юбитуме – отсечь от своего жирного тела один палец.
Николаич не присутствовал на совещании, где решалось, какой именно «пальчик» предложат американцам отрубить. А может, такого совещания и не было вовсе. Может, Кин просто вызывал какого-нибудь невзрачного скучного бухгалтера и повелел ему рассчитать, сколько будет стоить такой «пальчик» как часть тучного тела экономики США. И бухгалтер, как видимо, не подкачал. Эту цифру словно специально озвучили. Десять нулей с пятеркой – ровно пятьдесят миллиардов долларов; эта цифра появилась в очередном номере «Тамагути-гуми Шиипо».
Николаич только головой покачал, когда торжествующая Асука принесла ему этот журнал, на развороте которого не было ничего, кроме этих одиннадцати цифр. У клана якудзы, которая во всем мире воспринималась как бандитская подпольная организация, был свой вполне легальный журнал, в котором помимо всего прочего публиковались хайку и статьи о рыбалке.
Объект, который был намечен к уничтожению, поначалу Николаичу ничего не сказал. Незнакомое слово Йеллоустоун заставило ледяную иглу кольнуть в сердце много сильнее; мастер понял, что опасность угрожает теперь уже не только ему самому и какому-то количеству американцев, обидевших главу клана, но и, быть может, всей планете, всей цивилизации.
– А значит, и Клавдии, и Верке с Серегой. И Витьке, – вспомнил он про внука, которого никогда не видел.
Он решительно замотал головой:
– Нет, этого я делать не буду!
Николаичу словно специально подбросили подборку материалов о спящем супервулкане на территории Соединенных Штатов. О той громадной силе, что дремала под каменной подушкой. Были даже картинки – во что превратится Земля, если этот гигантский вулкан проснется. Теперь такие термины, как «ядерная зима», «исчезновение биологических видов» жили внутри него; воспринимались как нечто уже не фантастическое, а вполне реализуемое. При его, Виктора Будылина, непосредственном участии.
– Нет, этого я делать не буду, – повторил он, выпалив резкие слова прямо в лицо улыбчивого очкастого японца.
Этот человек отвечал за компьютерную обработку всех данных, и теперь требовал показать два участка на карте Земли.
Николаич переместил палец с юго-востока США, где и находился Йеллоустоунский национальный парк, на вторую точку, на Европу, где тоже предполагался скорый катаклизм.
– А этих за что?
Японец только пожал плечами. Он если и мог поделиться чем-то с Будылином, так только своей догадкой. Он ее тут же и озвучил, напыжившись от важности, словно действительно был посвящен в важные тайны.
– Европе достанется как пример – пусть Америка убедится, что мы не шутим, что у нас действительно есть сила, способная поменять местами горы и океанские впадины. А потом – когда все, а особенно американцы, будут готовы нас слушать, мы только чуть-чуть дотронемся до этого самого супервулкана. Заставим его немного поворчать – и не более того.
– Как же, – невольно поежился Будылин, – разбудите дикого зверя – разве он ограничится ворчанием?..
С первым этапом все пошло не так, как планировали. Однако Такео, так звали очкарика, который теперь общался с Николаичем практически каждый день, все равно светился радостью. Он, несомненно, стремился сейчас сблизиться с русским, чтобы и его – пусть опосредствованно – тоже коснулась милость главы клана. Встречались они в лаборатории; в домик, где поселили русского мастера, никому, кроме Асуки и охранника-суперколобка, входить не разрешалось. А здесь – в царстве компьютеров – именно Такео был царем и богом. Сейчас он потыкал пальцами в клавиатуру и показал на осветившийся большой экран, явно довольный собой:
– Смотрите, Николаич-сан, – вскричал он, что для обычно невозмутимых японцев было признаком небывалой взволнованности, – это мы! Это мы сделали!
– Мы?! – изумился Будылин, – да ты в своем уме, парень?
Действительно, невозможно было поверить, что катаклизм, картинки которого мелькали на экране, мог быть вызван далеким крушением очередной скалы в океане. Это была впечатляющая картина наводнения. По дорогам, превратившимся в реки, пытались плыть автомобили. Какие-то люди в форме, скорее всего спасатели, снимали с крыш других – насквозь промерзших; зачастую жмущихся к черепице в одной нижней одежде. Мелькнула цифра – пятьдесят – и Николаич вдруг понял, что это число жертв наводнения, обрушившихся на Европу. Но игла в сердце не кольнула, потому что голова отказывалась верить, что это именно с его подачи погибли люди; женщины и дети. А японец рядом кликал мышкой и с явным удовольствием перечислял: