Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин

Впрочем, чистым небом тут и не пахло. Все внутри храма заполнило удушливым дымом, нетерпеливым ожиданием десятков людей и хищной радостью главы клана. Казалось, он сейчас примется кромсать своими иглами спину Николаича, и жесткое, но вполне удобное ложе превратится в жертвенник. Кто-то (наверное, тот самый контролер) внутри мастера пронзительно заверещал, и тут же замолчал, как только игла коснулась кожи. Теперь кольнуло именно тем смертельным холодом, которое так и липло к измученному сердцу Будылина. Этот, самый первый, укол был и самым страшным. Словно на кончике иглы сконцентрировался весь яд, что сочился из сердца самого якудзы. «Контролер» в душе больше не верещал; он умер, а вместе с ним растворилось в небытие что-то очень важное – то, что было с Николаичем с самого рождения, а теперь исчезло. Другие уколы были не менее болезненными, но они только добавляли слой за слоем нестерпимый холод на сердце. Наконец сердце не выдержало и заставило провалиться сознание русского в тьму – в тот самый момент, когда игла в последний раз кольнула, заставив красный зрачок дракона грозно и вполне осмысленно сверкнуть. Проваливаясь в глубокий омут небытия, Николаич вдруг услышал четкий, хоть и негромкий женский голос. Женщина, и это была не Асука, прошептала на русском языке, с рязанским говором:

– Все будет хорошо, Николаич. Отдохни пока…

Вместе с Будылином в небытие провалилась озорная рожица, показавшая этой части мира язык.

ука Р

Глава 43.Сентябрь – октябрь 2000 года. Япония

Подполковник Крупина. В эту ночь решили самураи…

Довериться полностью службе военной контрразведки Наталья не могла; просто не имела права. Конечно, можно было бы все-таки дозвониться по заветному номеру и спрятать семью Виктора Будылина в России, в которой укромных уголков было куда больше, чем в крошечной Японии. Но к Мышке вдруг пришло понимание, что на этом этапе, а может и позже, вмешивать родную страну в дело, которое может закончиться вселенской катастрофой, не следует. Потому что – как это не раз уже было в истории и давней, и совсем близкой, последних лет – во всех грехах обвинят именно Россию.

– Так что, – усмехнулась Наталья, наблюдая, как в сутолоке пассажиров рейса «Москва-Токио» неприметные люди в сером осекают от толпы и уводят в сторону несколько растерянных россиян, одна из которых катила перед собой коляску, – пусть лучше обвиняют француженку, или англичанку, да хоть эфиопку – лишь бы русского следа вообще не было.

Наталья, конечно, понимала, что совсем без обвинений не обойтись – никуда следы русского мастера Николаича не денешь. Самого мастера – да, вполне возможно. Сжечь и развеять над океаном; хотя бы над тем местом, где когда-то радовал глаз остров Зеленой лагуны. А следы сжечь не удастся…

Крупина еще раз одобрительно улыбнулась, поправив форменную кепку. Еще одна неприметная волна людей в сером ловко отсекла группу накачанных мужчин, которая целеустремленно направлялись к пассажирам «Аэрофлота». Логика подсказывала, что за всем этим действом должны были следить совсем уж незаметные люди, наряженные так, чтобы окружающие относились к ним, словно к предметам аэропортовского оборудования. То есть пропускали их мимо собственного внимания. В такой одежде была и подполковник Крупина. К лицу «оператора метлы и половой тряпки», в данном случае компактного промышленного пылесоса, практически никто не приглядывался. Даже с учетом того, что этот самый пылесос временно вышел из строя. А вот другой – на расстоянии полусотни метров – прилежно жужжал; а потом на мгновение замолчал – в тот самый момент, когда люди, под короткими рукавами рубашек которых извивались в экстазе сине-красные драконы, послушно протянули руки под наручники. «Коллега», невысокий японец в таком же форменном комбинезоне светло-оранжевого цвета, как у Мышки, заторопился в подсобку.

– Наверное, поставить пылесос на место, – поняла Наталья, – японец, что с него возьмешь. Наш бы оставил где-нибудь в углу, а переоделся в туалете. А может, и переодеваться не стал бы.

Соглядатай, как оказалось, работал на якудза. И сейчас, зажатый в углу закрытой на два оборота ключа подсобки, он не скрывал своего изумления – ни тем обстоятельством, что кто-то посмел вмешаться в дела клана Тамагути; ни тем, как его самого, обладателя черного пояса, успевшего пройти очень далеко по будо, боевому пути, совсем легко скрутила, обездвижила, а теперь с той же ленцой допрашивает женщина, ловко притворявшаяся японкой. Но мастера дзю-дзюцзу обмануть было невозможно. И разговорить тоже – это он так думал, пока женщина-неяпонка с той же внешней ленцой не стала нажимать поочередно на точки сухого жилистого тела. В животе мастера вдруг разгорелся пожар – словно туда плюнул священный дракон, символ клана. Это японец еще стерпел. Но когда боль стала острой и холодной, как будто он руками страшной незнакомки проводил обряд сепукку, мастер заговорил; быстро и подробно. Потому что понял, что в арсенале этого мастера, в руки которой он попал, есть такие методы воздействия на тело и душу человека, о которых он даже не слышал.

– Да, парень, – Мышка одним движением руки отправила его в оздоровляющий сон, – и зачем надо было сопротивляться, мучить и себя и меня. Какой секрет ты сейчас выдал? Разве что адрес храма, где скоро должна пройти какая-то тайная церемония. Жертву что ли будете приносить своему дракону?

На этот вопрос японец ответить уже не мог; он лежал на узенькой лавочке, на которую прежде успел только присесть, чтобы снять форменные туфли, а сейчас сладко причмокивал губами. Проснуться он должен был до конца смены, а о допросе помнить весьма смутно – но помнить! С этим Крупина ничего поделать не могла. Был один способ заставить его замолчать – навечно. Но он, как понимала Мышка, тоже должен был навести мысль о возможном «потрошении».

Поэтому подполковник Крупина проводила земляков, гостей из Коврова, до микроавтобуса, у которого охраняемых лиц ждал знакомый ей майор, и направилась на вокзал. Не на центральный токийский, а один из тех, что, словно бусины на веревочке, были нанизаны на линию железной дороги «Синкансен» в черте Большого Токио. Скоро поезд вез ее, теперь уже шведскую, на удивление симпатичную, туристку на юго-запад, в сторону многострадальной Хиросимы, где и находился старинный храм. В вагоне было шумно.

– Наверное, потому, – догадалась Мышка, – что здесь нет аборигенов.

Все места были заняты туристами, и Наталья очень скоро оживленно болтала с двумя итальянками, что сидели в сиденьях напротив нее. На вокзале города Цукусимы немного растерянную шведку подхватила толпа туристов из вагона – в отличие от нее, организованных. И Наталья совсем не протестовала, когда ее пригласили вместе со всеми в огромный автобус, а потом повезли по раз и навсегда утвержденному маршруту. Очевидно, кто-то из любителей японской старины отстал от группы, потому что никто никаких претензий Наталье предъявлять не стал. Вместе со всеми она остановилась перед огромными, метров на пятнадцать, воротами – так их называли сами японцы. По мнению Серой Мышки, раз на столбы не были навешены створки, и ни от кого они ничего не запирали, воротами их назвать было нельзя. Это были огромные столбы, изукрашенные затейливой резьбой, которые сверху соединяла еще более великолепная перекладина. Столбы ласкало холодными языками волн море. На Мышку вдруг повеяло чем-то знакомым – из детства, от тех редких для ее закаленного организма дней, когда она все-таки простужались и ласковые руки пожилой докторши втирали в ее спину камфарное масло.

– Это тории, ритуальные ворота, – надуваясь от важности, вещал гид, – неофициальный символ страны.

– А как же гора Фудзияма? – пропищала по-английски рядом с Натальей девушка в очках с крупными, выдающимися вперед зубами, в которой, в отличие от Крупиной, вполне можно было признать скандинавку.

Конец ознакомительного фрагмента.