Анти-Авелин - Наталия Земская

Петрович внимательно посмотрел на Саламатина. Он слушал молча, глядя на крышку стола.

– На допросе присутствовал адвокат – молодой, талантливый малый, – продолжил Егерев. – Он склоняется к мнению, что Бжозовская оговаривает себя и, если его подозрения подтвердятся, пообещал, что не будет занимать позицию своей подзащитной.

– Она пытается запутать следствие? – поинтересовался Сомов.

– Ее показания настолько невероятны, что мало похожи на правду. Возможно, она тянет время или боится находиться на свободе, – помолчав, Егерев добавил: – Она многое не договаривает, и ей действительно страшно.

– Почему она никому не рассказала об угрозах? Не наняла охрану? Не уехала отсюда на время? – удивлялся Сомов.

– Говорит, что приняла происходящее, как неизбежность. Ведь отец предупреждал ее об этом. Сначала хотела все понять сама, а потом просить о помощи окружающих.

– Когда этот Фаддей помер-то? – не унимался Сомов.

– В начале XIX-го века, – продемонстрировал свою осведомленность Петрович.

– Ох, и ничего себе! А что раньше-то не мстили? Столько времени прошло.

– Может, и раньше мстили, – отреагировал молчавший до этого Саламатин. – Недаром отец предупреждал дочь об опасности.

– Кровь на брюках Бжозовской чья? – снова задал вопрос Вяземский.

– Результатов генетической экспертизы еще нет, но по группе крови уже можно сказать, что она не принадлежит покойному. Бжозовская утверждает, что была уверена в том, что эта кровь принадлежит убитому ею монаху. Откуда могли взяться пятна крови другого человека, она понятия не имеет, – Егерев устало вздохнул.

– А девушка-горничная, что она говорит? – спросил Вяземский.

– Назира? – перехватил внимание Петрович. – Для допроса в рамках уже возбужденного уголовного дела ее должны были допросить сегодня с утра, в виде исключения, так как у нее был нервный срыв. На допрос к назначенному времени она не явилась, по данным внешних наблюдателей, территорию усадьбы не покидала. В данный момент туда отправились мои люди, чтобы узнать причину…

Телефон Петровича заерзал по столу от виброзвонка.

– А вот и Семенов.

Поднеся телефон к уху, Петрович какое-то время внимательно слушал, затем резко встал. Обведя глазами окружающих, он сообщил:

– Назира обнаружена мертвой в спальне гостевого домика.

Все резко поднялись со своих мест и, натягивая на ходу куртки, направились к выходу, кто-то опрокинул стул. Вяземский со своего мобильного набрал Семенова, чтобы лично услышать детали произошедшего.

Петрович вбежал в свой кабинет, схватил ключи от машины, проверил документы.

– Бонифаций, ты со мной или здесь подождешь?

Пес со всех лап рванул к двери.

– И как тебе удается понимать меня? – удивился Петрович.

На стоянке служебных машин уже никого не было, кроме всеми забытого Сомова, растерянно озиравшегося по сторонам.

– Николай Николаевич, вы без машины? – окликнул его Петрович.

– Так получилось, – виновато развел руками Сомов.

– Тогда садитесь в мою, если не возражаете.

– Какие могут быть возражения! – обрадовался он.

Сомов сел рядом с Петровичем, а Бонифаций, запрыгнув на аккуратно застеленное заднее сиденье автомобиля, здесь же стал демонстрировать свой интерес к попутчику. Пес шумно втягивал в себя воздух, то зарываясь носом в волосы Сомова, то уткнувшись ему под воротник.

– Матушка у меня кошатница, – оправдывался Сомов, втягивая голову в плечи и увертываясь от назойливого внимания собаки. – У нас всегда в квартире какая-нибудь кошка живет, а то и две. Песик, наверное, учуял этот запах.

– Бонифаций, лежать! – скомандовал Петрович.

Пес усилием воли подавил свой многовековой инстинкт и улегся на заднее сиденье, продолжая пристально следить за Сомовым.

Около забора злосчастной усадьбы уже собирались вездесущие журналисты. Петрович проехал через оцепление и свернул в ворота. Перед центральной клумбой криминалисты выгружали ящики и ранцы из своего фургончика. Рядом с парадной лестницей в дом стояли Егерев и Саламатин. Со стороны сада к ним быстрым шагом приближался Семенов. Петрович поторопился присоединиться к компании.

– Ребят, как закончите свое «колдовство», скажете, когда нам можно пройти на «место», – окликнул Петрович криминалистов. – Ну, Семенов, рассказывай.

Было установлено, что в пятницу вечером Назира попросила Гульнару Шарипову перевести ее в гостевой домик, расположенный в глубине сада, под предлогом, что ей страшно оставаться в доме, где она стала свидетелем убийства. Туда же, по просьбе Назиры, должны были подселить ее подружку Айбике, которая также была ее соседкой по комнате, но последняя заработалась допоздна и, когда после работы попыталась войти в домик, он оказался запертым изнутри. Второй ключ не нашли и решили, что не будут беспокоить бедную девушку, пережившую такую ужасную драму. С утра ее попытались разбудить к завтраку, но безрезультатно. Тогда обеспокоенные работники все-таки решили вскрыть дверь, только не пошли на такой шаг без управляющего. Борис Ким в это время еще не вернулся с рынка, на который он ездил каждую субботу для пополнения недельного запаса продовольствия. Затем приехала опергруппа с Семеновым, и наконец-то дверь гостевого домика была открыта найденным у подоспевшего управляющего вторым ключом.

– Девушка лежала под одеялом в ночной сорочке, – продолжал Семенов. – Никаких признаков насильственной смерти, на первый взгляд, обнаружено не было. Только припухшие веки могут говорить об отравлении. Сложилось ощущение, что она умерла во сне. На поверхностях около кровати не было ни пузырьков, ни таблеток, ни стаканов и прочих емкостей. На прикроватной тумбочке – только настольная лампа.

Во время рассказа Семенова внимание Петровича привлекла худенькая девушка, закутанная в цветастую шаль, – она стояла на углу дома и смотрела в сторону гостевого домика.

– Айбике? – окликнул ее Петрович.

Девушка обернулась на оклик и поклонилась.

– Подойди сюда, пожалуйста, – как можно ласковее позвал ее Петрович. – Тебя кто научил кланяться в ответ на свое имя?

– Хозяева.

– И что же, теперь каждый, кто назовет тебя по имени – твой хозяин? У нас крепостничество отменили уже лет 150 как.

Вся компания одобрительно переминалась с ноги на ногу. Девушка молчала, сжав губы и потупив взгляд. Петрович представил на ее месте свою дочь, которую также могла погнать нужда в чужую страну, чтобы помочь свести концы к концами состарившимся родителям. Он почувствовал острую жалость и желание обнять Айбике, но вовремя остановил себя, подумав, что может испугать подобным жестом девушку, воспитанную в другой культуре.