Анти-Авелин - Наталия Земская

Когда монахини усердно отчитывали матушку за ее родительский недосмотр, Авелин низко склонила голову к груди, чтобы никто не мог увидеть ее счастливую улыбку. В присутствии монахинь она пообещала своей матери, что никогда больше не поднимется на холм.

Оставшись одна, Авелин закружила по дому, вспоминая подробности этого дня. Она бралась за любую работу, лишь бы не сидеть на месте. Сияющая улыбка не сходила с ее губ. В какой-то момент она поймала на себе внимательный взгляд матери.

– Сегодня прекрасный день, матушка, не правда ли? – спросила Авелин, желая поделиться своим счастьем.

– Держись подальше от этого монаха, – на полном серьезе произнесла Мария.

– Про кого ты так сердито говоришь, матушка? – оторопела Авелин.

– Про человека, которого ты встретила на холме Фурвьер, и который передал тебя в руки монахинь. О нем сейчас говорит весь город – это очень опасный человек. На Рыночной площади Лиона давно не горели костры инквизиции, он здесь для того, чтобы возобновить эту традицию.

Это был обжигающий ледяной душ в знойный день. Сердце глухо ударилось в груди и как будто провалилось. Авелин вспомнила речь епископа в соборе.

– Мне тоже он не понравился, – поспешила она успокоить свою мать.

Авелин схватила веник и побежала во двор, подальше от материных глаз. Подметая ступени, она пыталась припомнить все, что слышала в соборе и за его пределами, когда люди стали собираться кучками на площади.

Сердце ныло, ей во что бы то ни стало захотелось поговорить с Жан Полем. Она с трудом дождалась окончания дня, потом всю ночь не отрывала взгляда от ставней, в ожидании полоски света из-под них. В положенный час она вышла из своей комнаты и, поклонившись, прижала руки к груди.

– Я пойду в храм – молиться за то, чтобы костры инквизиции никогда не вспыхнули в Лионе, – сказала грустным голосом бледная Авелин.

– Я тебя напугала? – обеспокоилась Мария.

– Я испугалась не за себя, а за людей, которые могут сгореть заживо.

Авелин шагнула за порог с твердой решимостью объясниться с Жан Полем. Ей хотелось убедиться в том, что этот человек не способен причинить людям страдания. Если же это было не так, то она была готова первой пойти на этот костер.

Всю мессу Авелин старалась не отрывать глаз от молитвенника и не смотреть в сторону Жан Поля, специально выбрав одну из последних скамей. По окончании, в полной уверенности, что Жан Поль обязательно придет, она отправилась на то место, где они первый раз встретились на холме. Через час ожидания ее уверенность пошатнулась, уступая место заползающей в грудь тоске. В этот день он не пришел.

На следующий день Авелин заняла место в первых рядах собора, и уже не так усердно разглядывала строчки в молитвослове, но Жан Поль не пришел и на следующий день.

Потянулись дни бесплодных ожиданий. Сначала Авелин возненавидела его, затем простила ему все, включая его миссию в этом городе. Ей хотелось то погибнуть на его глазах, то спасти его от смерти. Стоять на коленях около его кровати, если он заболеет, выносить на руках из пожара, если он задохнется от дыма, и даже умереть от тоски на камнях амфитеатра. Но каждый раз она поднималась и шла домой к родителям, которым она будет единственной опорой, когда они состарятся – только это, по мнению Авелин, спасло ее от неминуемой смерти.

Через две недели, потеряв всякую надежду на встречу с Жан Полем, Авелин бродила по склону холма в раздумьях о своей судьбе, которая казалась ей несчастной без любимого человека.

Но обжигающая рана быстро затягивалась на молодом сердце. Она уже семь дней, как не появлялась в соборе, ей не хотелось видеть человека, который принес ей столько страданий.

Она села на камень и, глядя на траву под ногами, дала себе слово больше никогда не появляться на холме, до тех пор, пока приор Ордена святого Доминика не покинет Лион. А если она случайно и встретится с ним где-нибудь в городе, то пройдет мимо, не замечая его.

Услышав хруст ветки, она обернулась. За спиной стоял Жан Поль. Его тонкие губы были плотно сжаты, глаза опущены, нездоровый румянец горел на бледных щеках.

Соскочив с камня, забыв все данные себе обещания, Авелин стремительно приблизилась к нему и, как во сне, услышала предательский шепот собственных губ:

– Я ждала тебя здесь каждый день.

Он неловко обнял ее за плечи и прижался холодной щекой к ее лбу.

Каждая из ста

– Мил, ты чего так напилась-то? – вопрошала Катерина, помешивая ложечкой утренний кофе.

– А ты бы на моем месте как ответила на этот вопрос? – раздражалась Мила, закутанная в плед.

– Да, здесь есть и моя вина. Но ты, Мил, тоже хороша. Разве можно подавлять стресс первого свидания алкоголем? Ты себе не представляешь, что мне стоило отцарапать на брачном рынке такого мужика как Илья Андреевич.

Катька хотела сказать еще что-то на повышенных тонах, но Мила едко заметила:

– Перестаралась.

Воцарилась тишина, первой ее нарушила Мила:

– Не мое это. С твоим Ильей Андреевичем надо не быть, а казаться. Я не умею. И вообще, мутит меня даже от запаха кофе и голова раскалывается.

– Чего пила-то? – смягчившись, поинтересовалась Катерина.

– Вино какое-то, – Мила поднялась со стула и заглянула в помойное ведро под раковиной. Из ведра торчал частокол из горлышек винных бутылок.

– Господи! Как ты жива-то осталась? – воскликнула Катька.

– Он их с собой принес что ли?

– Кто «он»?

– Знакомый один, – Мила снова опустилась на стул.

– Как зовут? Почему не рассказывала?

– Имени не помню. А не рассказывала потому, что приходит он ко мне только второй раз, и я не уверена, что он настоящий.

– В каком смысле «не уверена, что он настоящий»?

– Первый раз он пришел ночью, когда я спала, и ушел через балкон. Второй – вчера вечером, когда я была пьяна. Вошел тоже через балкон.

– Мил, ты живешь на пятом этаже. У него что, крылья на спине есть?

– Крыльев я не видела.

– Ну, все! Приплыли. Это все видения, а их причина – в твоем одиночестве. Наш мозг устроен так, что он может воспроизводить наши желания, как наяву. Те, кто до глубины своей души верит в привидения и инопланетян, обязательно с ними столкнутся, – только в своем воображении. А ты до такой степени веришь в свое будущее счастье, что твой воображаемый мужик приходит к тебе через балкон.

– А вино?

– Сама купила. Пьяная была, поэтому не помнишь.

– Ерунду ты сейчас, Кать, сказала. Нет у меня никакого желания «до глубины души», а если бы и было, то ты бы об этом первая узнала. И кстати, ты мне совсем другую теорию обещала рассказать – о гармоничном женском одиночестве.