Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны - Эрик Лор

Реализация этих новых принципов проходила совсем не гладко, и тем не менее доля номинально русских земельных имуществ в западных губерниях выросла с 17% в 1865 г. до 40% в 1885 г. Поданным официальной статистики, к 1914 г. доля польского землевладения в западных губерниях сократилась почти вдвое[87].

Несмотря на то что вскоре после начала войны вел. кн. Николай Николаевич объявил о намерении царя предоставить Польше широкую автономию и вопреки тому, что вражеские подданные польской национальности не подвергались действию конфискационных законов военного времени, ограничения на приобретение земли поляками оставались в силе до тех пор, пока Временное правительство не отменило их в марте 1917 г.[88] Губернаторы западных губерний специально позаботились о том, чтобы не допустить попадания конфискованных у немцев во время войны земель в руки поляков{284}.

Довоенные ограничения на расширение немецкого землевладения

По сравнению с ограничениями на владение землей для евреев и поляков довоенная официальная политика по отношению к немецким фермерам-колонистам в гораздо большей степени зависела от наличия или нехватки свободной земли. Фактически первые основные потоки крестьянской иммиграции из Австрии, с Балканского полуострова, из Болгарии и в особенности из немецкоговорящих государств начали приливать в Россию в XVIII в., когда русские цари приглашали иммигрантов заселять и возделывать целинные пространства Новороссии, Среднего Поволжья и других районов. Нужда в приглашении иностранцев в фермерские общины к середине XIX в. постепенно отпадала по мере роста населения и сокращения площади неиспользуемых земель. К концу XIX в. быстрый рост прежде всего русского крестьянского населения привел к нехватке земли во всех основных районах немецкого расселения{285}.

В то время как в правых кругах и даже в правительстве призывы к сдерживанию приобретения земли немецкими иммигрантами начали раздаваться еще в 1880-х гг., причиной первых официальных ограничений стала борьба с ростом польского землевладения, а вовсе не негативное отношение к немцам{286}. Наоборот, узаконения 1865 г., ограничивающие приобретение земли поляками, решительно утверждали, что, если немцы приобретали землю в ущерб полякам, это способствовало достижению главной цели государственной политики в крае — «ослаблению польского элемента»{287}. Ограничения, наложенные на поляков и евреев, способствовали притоку немецких иммигрантов в конце XIX в. на Волынь и в другие западные губернии[89]. Только в Волынской губернии в результате иммиграции немецкое население увеличилось в 1880-х гг. с 70 тыс. до 200 тыс., а доля их земельных владений выросла еще в большей пропорции. Многие немцы арендовали землю у поляков или покупали ее по заниженным ценам из-за искусственно ограниченного спроса со стороны последних.

14 марта 1887 г. был издан важный указ, запрещавший иностранным подданным в Волынской, Киевской, Подольской и десяти привислинских губерниях арендовать или приобретать землю в собственность, за исключением вступления в права наследования. Хотя этот закон действительно ограничивал права немецких иммигрантов на приобретение земли, гораздо важнее был тот факт, что он не давал возможности прусским и австрийским полякам (которые в качестве иностранных подданных, по иронии бюрократических судеб, имели больше прав приобретать землю, чем российские подданные польского происхождения) приобретать землю для себя или своих родственников в России. Кроме немцев, эти законы затрагивали чехов, поляков и галицийских славян (поляков и украинцев), которые составляли соответственно 13, 9 и 5% от общего числа иммигрантов. Эти меры были направлены не столько против немецких иммигрантов, сколько против их роли в расстраивании планов по расширению русского землевладения за счет польского. Власти были чрезвычайно обеспокоены тем, что иммигранты «тяготели к местным полякам и евреям, а не к русским»{288}.

Поскольку в начале 1890-х гг. отношения с Германией ухудшились, взгляды на иммигрантов и их поселения приобрели определенно германофобский характер, особенно среди военных, которые подняли вопрос о безопасности в связи с подозрительной плотностью сети немецких поселений в стратегически важных приграничных районах.

Не менее важным фактором стал быстрый рост крестьянского населения в Российской империи. В то время как размер земельного надела для большинства крестьян уменьшался по мере роста населения, немцы продолжали расширять свои земельные владения, в основном благодаря сравнительной эффективности хозяйствования и особой практике наследования недвижимого имущества{289}. Только один сын получал наследство, а поскольку средняя семья состояла по крайней мере из восьми человек, то многие из младших сыновей оставались без земли. Наследник должен был выплатить своим братьям компенсацию наличными деньгами, которые они часто использовали для покупки новых земель у соседних дворян-помещиков или крестьян. Быстрое развитие обществ взаимного кредита, обслуживавших немецкие общины в конце XIX — начале XX в., давало возможность безземельным сыновьям получить кредит на приобретение земли{290}. Эти факторы привели к значительному росту немецкого землевладения. Например, в губерниях Новороссии (Херсонской, Екатеринославской, Таврической и Харьковской) доля немецкого землевладения выросла с 10% (2,3 млн. дес.) от общего числа в 1890 г. до более чем 17% (3,8 млн. дес.) в 1912 г. В Волынской губернии доля немецкого землевладения выросла с 0,6% (96 тыс. дес.) в 1871 г. до 4,6% (685 258 дес.) в 1909 г. относительно всей земельной площади губернии[90]. В Поволжье число немцев-колонистов выросло с 400 тыс. до 600 тыс. в период с 1897-го по 1914 г., а размер их земельных владений увеличился с 1,2 млн. до 2 млн. дес. К 1914 г. немецкие фермеры владели почти 9 млн. дес. (около 9,8 млн. гектаров) земли в Российской империи. Значимость этих цифр усиливалась тем фактом, что большинство земель считались одними из самых плодородных в империи[91].

Когда в конце XIX в. масштаб немецкого землевладения стал очевидным, проблема сразу же оказалась в центре разрастающейся полемики вокруг немцев. К этому времени ситуация в России изменилась. Государство уже не было озабочено тем, как заселить свои земли; напротив, теперь проблема заключалась в том, чтобы обеспечить землей быстрорастущее население. Вместе с тем, по мере того как отношения с Германией в конце века ухудшались, немецкие поселенцы подвергались все более придирчивому критическому изучению со стороны общественности и властей. В результате закон 1892 г. впервые установил ограничения на приобретение земли российскими подданными «немецкого происхождения» в Киевской, Подольской и Волынской губерниях. Этот закон был несколько смягчен в 1895 и 1905 гг.[92], но с его помощью удалось существенно затормозить рост немецкого землевладения в этих трех губерниях.

Некоторые представители правительственных кругов считали, что реальной проблемой сельского населения империи с определенного момента стало положение крестьян славянского происхождения. Во-первых, бывшие крепостные, в отличие от немецких колонистов, были обременены обязательствами по уплате выкупных платежей в течение 49 лет, пока их наконец не отменили в 1907 г. Во-вторых, традиционная общинная форма землевладения давала мало стимулов для накопления капитала и приобретения земли. Попытки оживить и укрепить крестьянскую общину в 1890-х гг. обострили эти структурные недостатки. Широкое распространение правила единонаследия в большинстве немецких поселений создавало сильную мотивацию для накопления средств в семье для того, чтобы младшие сыновья могли приобрести дополнительные земельные участки. Подобная мотивация отсутствовала при подлежавшем разделу наследстве и в общинной системе, имевшей распространение на большей части Европейской России. Таким образом, проблему приобретения немцами земли можно рассматривать как часть более общей проблемы российского сельского хозяйства. В конечном счете, как утверждали многие немецкие фермеры и российские реформаторы, решение лежало не в ограничении немецкого землевладения, а скорее в реформировании общинного землевладения, преобладавшего среди крестьян славянского происхождения. Сравнительная эффективность методов ведения хозяйства немецких фермеров была принята во внимание чиновниками, готовившими реформы, позднее осуществленные П.А. Столыпиным{291}.

Тяжелые последствия крестьянских волнений 1905—1907 гг. заставили правительство отказаться от веры в то, что община есть главное средство сохранения порядка в деревне. Столыпинские реформы были направлены на создание консолидированного землевладения и независимых землевладельцев, что уже давно присутствовало в немецких общинах в гораздо большем объеме, чем среди других групп населения империи[93]. Если столыпинские реформы имели своей целью пробудить сознание частной собственности, чтобы бороться с самовольным захватом земли, активно практикуемым общинниками в 1905—1907 гг., то немецких поселенцев с их крепкими едиными хозяйствами и гораздо более высоким процентом хуторского землевладения можно было считать основными союзниками в решении этой задачи{292}.[94]