Русский национализм и Российская империя: Кампания против «вражеских подданных» в годы Первой мировой войны - Эрик Лор

Вскоре общественность узнала, что широко распространенная аксиома о германской принадлежности компании «Зингер» оказалась ложной. Вмешательство возмущенного американского посла, крупного финансиста Дж. П. Моргана и других известных лиц заставило князя Г.Е. Львова, главу объединенного Союза земств и городов (Земгора), провести серьезное неофициальное расследование вопроса{268}. Результаты были опубликованы в августе 1915 г. в специальном отчете, отмечавшем, что из 30 328 служащих компании до войны только 131 были подданными враждебных государств и совсем малое число работников были гражданами союзных или нейтральных стран. В отчете содержалось заключение о том, что компания, основанная в 1897 г. как российская, была изначально американской и получала все руководящие указания из Нью-Йорка, а не из Берлина. Один из трех основателей русской компании был германским подданным, но только до 1902 г. Более того, «Зингер» уже имела 82 оборонных заказа на 3,6 млн. руб., а расследования, закрытия и секвестры грозили их невыполнением. Американская головная компания приказала кораблям, на борту которых находились основные компоненты для производства авиамоторов на Подольском заводе, развернуться, возвратиться в Нью-Йорк и оставаться там до тех пор, пока не прекратятся закрытия и секвестры, а также не будет снят запрет на перевод денег из России в Нью-Йорк. Секвестры и запрет на выплаты за рубеж не только угрожали объемам производства в России, но и привели к образованию 120 млн. руб. долга фирмы «Зингер-Россия» перед головной компанией в Нью-Йорке. Это в свою очередь угрожало экономическим отношениям с США, которые и так уже были натянутыми из-за массовых депортаций евреев и гражданских лиц как враждебных подданных{269}. Продолжавшиеся газетная травля и официальная кампания еще более обостряли проблему, поскольку многие клиенты и фирмы отказывались погашать свои долги перед «Зингер». Текущие долги по расчетам стремительно росли, еще более угрожая способности компании выполнять оборонные заказы и продолжать производство товаров для потребительского рынка{270}.[81]

Несмотря на очевидный урон экономике, оборонному производству и отношениям с важной нейтральной державой — США, включая прямые угрозы Дж.П. Моргана покинуть Россию и агитировать против предоставления ей кредитов, ликвидационная кампания продолжалась. 26 сентября 1915 г. все 94 магазина на Кавказе были закрыты по приказу военных властей, а сам военный министр продолжал требовать прекращения деятельности отделений «Зингер» по всей стране{271}. Центральные власти все же позволили большинству магазинов к концу 1915 г. открыться вновь, но под контролем правительственных инспекторов, что практически приравнивалось к секвестру Государственные управляющие докладывали о больших трудностях при восстановлении деятельности отделений компании, многочисленных конфликтах с полицией и военными властями, которые упорно продолжали противодействовать их усилиям{272}.

Дело фирмы «Зингер», хотя и не приведшее к полной ее ликвидации, наглядно показало динамичную природу данной пропагандистской кампании. Обвинения в шпионаже, исходившие от военных, привели к своего рода «официальному погрому» компании, прокатившемуся по всей стране, чему способствовали присоединившиеся к травле МВД, местные власти и печать. Некоторые управляющие филиалами «Зингер» пытались избежать расправы, увольняя российско-подданных немцев и евреев, даже если от них этого напрямую не требовали. Этот случай демонстрирует, как шовинистическая кампания, нацеленная исключительно на вражеских подданных, распространилась на граждан нейтральных стран и даже российских подданных. В 1930-е гг. в СССР можно было наблюдать новый расцвет этой своеобразной «ментальности чисток» (purge mentality). «Зингер», конечно же, была не единственной крупной фирмой иностранного, но не вражеского происхождения, практически уничтоженной в ходе ликвидационных кампаний военного времени[82].

Хотя Временное правительство сняло ограничения военного времени с российских подданных, оно не собиралось сворачивать репрессивные меры против вражеских подданных и их имущественных прав. Фактически стремление свести на нет участие подданных враждебных государств в экономике даже усилилось, и самым поразительным образом эта тенденция сохранялась в программах четырех совершенно разных режимов, находившихся у власти в 1917—1920 гг. «Ликвидационные комитеты», созданные при старом режиме, продолжали свою работу при Временном правительстве, а затем и при большевистском режиме (безусловно, с существенной сменой состава членов). Существуют свидетельства, что белые в самом начале Гражданской войны также предприняли попытку наконец завершить ликвидацию некоторых немецких фирм на контролируемой территории{273}. Во время недолгого пребывания у власти Временного правительства акции вражеских подданных, составлявшие приблизительно 2% стоимости всего основного акционерного капитала в российской промышленности, были переданы российско-подданным частным лицам или государственным учреждениям. Всем 33 крупным акционерным обществам, действовавшим в России на основании германских и австрийских уставов, было запрещено продолжать работу в России, и многие из них были ликвидированы к ноябрю 1917 г. В итоге 1839 торговых фирм и 59 крупных промышленных предприятий также были ликвидированы или сменили владельцев. На 364 предприятиях началась ликвидация паев вражеских подданных, т.к. выяснилось, что в капиталах этих фирм участвовало значительное число вражеских акционеров. Кроме того, десятки предприятий, включая некоторые самые крупные иностранные компании в России, были секвестрованы и переданы под контроль государственных или общественных организаций. К тому времени, когда большевики захватили власть, большая часть германского и австрийского участия в имперской экономике была ликвидирована; практика национализации собственности, принадлежавшей «враждебным» категориям населения, была узаконена и стала применяться в полную силу[83].

Большевики также не отменили законы царского правительства, направленные против вражеских подданных, и не распустили ликвидационные комитеты, введенные при царском режиме. В первые месяцы правления большевиков, до известного декрета 28 июня 1918 г. о национализации крупной промышленности, еще 191 предприятие, на котором до революции были сформированы ликвидационные комитеты, было ликвидировано{274}. По сути, вопрос о собственности вражеских подданных оказал важнейшее влияние на выработку положений и дату принятия этого основополагающего декрета[84].

По причине того, что роль иностранцев в экономике позднего имперского периода была велика и в основном это были подданные враждебных государств, санкционированная государством кампания против последних имела существенные последствия для экономики империи в целом. Роль иностранцев в экономике империи была не просто значительна сама по себе — инвестиции, коммерческие связи, акции и паи иностранных подданных были теснейшим образом переплетены с русским бизнесом. Спеша создать более русскую экономику, власти весьма агрессивно вмешались в функционирование общеимперской экономической системы и попытались распутать сложный многонациональный узел смешанных сфер промышленности, торговли и финансов, стремясь выявить и нейтрализовать секторы, как считалось, захваченные врагом. Деятельность властей влияла на характер внутренней политики и на отношение не только непосредственно к вражеским подданным, но и к более широким категориям населения, включая иностранцев вообще и российско-подданных членов коммерческих диаспор. Государство отказалось от своей роли защитника прав собственности, круто изменило прежнее отношение к иностранным инвестициям и приняло радикальную программу национализации экономики путем передачи собственности и рабочих мест подданных враждебных государств русским, лицам других «благонадежных» национальностей или самому себе.

Глава 4.

«НАЦИОНАЛИЗАЦИЯ» ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ

Одним из краеугольных камней кампании против вражеских подданных в Российской империи во время Первой мировой войны был план конфискации земельной собственности и передачи ее представителям русской и других привилегированных национальностей. В некоторых отношениях сосредоточение усилий на землевладении отражало известное положение о том, что земля есть главный инструмент достижения социальной и политической власти, а на применение экстраординарных мер военного времени до определенной степени оказывала влияние традиционная сословная система. Однако также оно отражало переменчивые подходы к национальному вопросу и системе имперского правления на приграничных территориях. Меры военного времени имели ряд серьезных непредвиденных последствий для экономики, стабильности и легитимности частной собственности в деревне.