Вот и я, Люба! (СИ) - Евгеника Мара

Пока Степа помогает мне раздеться и разуться я наблюдаю за картиной общесемейного единения.

Вижу, как мои три грации вместе с Маришкой и еще какой-то дюймовочкой неопределенного возраста с шутками и прибаутками накрывают на стол.

От увиденного у меня складывается впечатление, что люди, находящиеся в данный момент в доме, не сегодня познакомились, а знаю друг друга всю жизнь.

- Сима! Ой, мамуль, привет, - окликает бабушку моя Анечка и подбегает к нам, меня целует. - Сима, а куда мне положить музыкальные инструменты и костюмы, которые я привезла для театральной постановки?

Сима обнимает Аннушку, и они уходят. Степан бережно берет меня за руку, приобнимает за плечи и заводит в гостиную.

- Так, Любаша, в принципе ты уже всех знаешь, кроме двух человек. С ними я тебя сейчас и познакомлю, - говорит мужчина и подводит к своему практически двойнику. - Любушка, прошу любить и жаловать моего братца-кролика по имени Тимофей.

Передо мной на самом стоит практически полная копия Степы, только немного меньшего размера и в очках.

Вспоминая слова Степана, что у брата его была родовая травма, с которой долго пришлось бороться всей семьей, понимаю их некоторую разницу в фактуре.

Тимофей очень доброжелательно со мной здоровается и обнимает брата своего.

- Тимка, а где мой Верунчик? Ты куда, злодей, Веру мою подевал? А вот вижу, конечно же, она среди молодёжи затесалась. Вера, Веруня, Верунчик, дуй сюда, я тебя с Любовью моей познакомлю! - громко произносит Степан, и я вижу как в нашу сторону от стола начинает движение улыбающаяся женщина-дюймовочка.

Подойдя к нам, после нашего представления, она самым нежнейшим образом обнимает меня и Степана и целует Тимофея.

- Любушка, я искренне рада, что в нашем женском полку такое милое пополнение. Познакомилась с твоими замечательными девочками. Не страшно, я что я сразу к тебе на ты? - щебечет женщина. - Если честно, в нашей большой семье всегда все общаются по-простому. Так что привыкай. Дети твои к нашей демократии сразу отнеслись позитивно.

- Вера, ты куда пропала? - слышим мы детский голос и видим, что к нам вместе с Пашкой несётся парнишка.

- Егор, поздоровайся, пожалуйста, это Люба, - говорит мальчику Вера. - Любаша, это наш младший внук.

- Егорка - беспризорка, - тут же дразнит мальчишку бойкий Пашка. - Ты, Егорка, губы не дуй. Люба - она своя, так дед Степа сказал. Все мы побежали.

- Девчонки, у нас пополнение, - подмигивая говорит Вера, когда мы с ней подходим к столу.

Мои девчонки, Алёна и Маша, сразу же вешаются мне на шею и обе шепотом произносят, что им все ужасно нравится, все клёвые, добрые, весёлые открытые.

Все два дня семейного отдыха проходят весело и непринуждённо и подтверждают первое мнение моих детей, которые в чужой им семье чувствуют себя, как рыбки в воде.

Я не могу нарадоваться тому, что вижу и как сама себя ощущаю.

В рождественскую ночь, возвращаясь с церковной службы, мама Сима простецки берет меня под руку, пока на Степане висят Егор и Пашка.

- Любушка, я так рада, что ты у Степана появилась. Он просто светится от радости. А что еще матери нужно кроме счастья детей, - тихо говорит мне женщина, глаза которой искрятся добротой и счастьем.

- Любка, ты что оглохла что-ли? - зло цедит мать Анатолия, выдергивая меня из приятных воспоминаний. - Чего сидишь, как ни рыба, ни мясо? Слышишь меня или нет? Еще раз повторяю, давай думай, как мужу помочь.

- Анна Васильевна, я бы подумала, только Вы мне до сих пор так и не рассказали, что у него случилось и что нужно от меня, - устало отвечаю я.

- Надо было трубку брать, когда тебе и парням твоим эта дурочка из турагентства звонила. Как я поняла, Толик, вроде, опоздал на самолёт. Билет сам купить не может, у него украли деньги с карты. Из отеля его выселили, потому как путёвка закончилась. Ещё в отеле ему счёт выставили за какую-то ерунду. Он его оплатить не смог, поэтому эти отельные бестии сдали его в полицию. Теперь он в полиции сидит. Тебе надо все заплатить и купить ему билет на самолёт. Любка, ты давай не сиди с такой рожей, будто тебя пыльным мешком по башке треснули. Меня твои проблемы собственно не интересуют…

- Да уж, на самом деле за чем Вам, Анна Васильевна, о моих проблемах думать. Вам всегда было и на меня, и на детей моих почихать. Вы, вообще, знаете, что я с вашим Анатолием развожусь?

- Ты мне, Люба, ерунды не говори. Разводиться она собралась. Плевать я хотела на твои финты, мне о сыночке думать надо. Вы пока в браке состоите. Толик муж твой, тебе его и спасать. Да, и не забудь, что 50-ят процентов всего что у тебя есть Анатолию моему принадлежит. Так что не корчи тут из себя не весть что.

"Как все же страшно жить, когда рядом с тобой те, кого волнует только их собственный эгоизм…И все же здорово, что есть другие люди, которые могут искренне переживать и за тебя," - думаю я, вспоминая Симу и Аркадьича.

Наши прекрасные рождественские праздники в один момент прерывает звонок, который раздается в телефоне Дмитрия в момент нашего весёлого домашнего концерта вечером седьмого января.

Когда Дима просит меня выйти с ним, понимаю, произошло что-то крайне серьезное. Однако пока не услышала, даже и подумать не могла, что пришедшее известие будет настолько неприятным. Сложившаяся ситуация для меня и моей семье может иметь просто фатальные последствия.

Не медля ни секунды, быстро побросав вещи, мы срываемся с места фактически всей семье.

В доме родителей Степана оставляем только Аню с Женей, которых в Новосиб взялись доставить бабушка Сима и дед Григорий.

В связи с тем, что Степа, Дима и Миша выпивали, а я нет, то за руль огромной тойоты приходится сесть мне.

Степан, попытавшийся задать мне несколько вопросов, натолкнувшись о мой тяжелый взгляд, произнеся слово "понятно", молча занимает место в третьем ряду салона вместе с Михаилом.

Девчонки, Алёна, Маша и Мариша, с ними же и Павлик, сидят во втором ряду.

Лечу по трассе под 200 кэмэ во весь опор. Дима рядом со мной все время разговаривает по телефону, советуется с Алёной, делает заказ необходимого, вызывает своего друга на подмогу.

Влетаю чуть ли не на полной скорости на территорию своего хозяйства. Мы с Димкой практически одновременно выскакиваем из машины. Навстречу нам летит наш зоотехник Пётр Иванович.

- Любовь Петровна, такого падежа молодняка в зоне доращивания поголовья у нас никогда не было, - со слезами на глазах выкрикивает Иванович. - Ещё утром и днем было все хорошо. Все были бодры и весело хрюкали, а час назад десять немцев легли замертво.

- Погибли поросята в одном боксе или в разных, Иваныч? Вы другой молодняк все это время мониторили? - уточняю спокойно, хотя мне от слов зоотехника хочется рыдмя рыдать.

- Люба, все десять поросят из одного бокса. Остальные пока живы и здоровы, - тихо произносит Пётр.

- Что значит, пока живы и здоровы? Ты меня, Пётр, такими заявлениями без ножа ржёшь. Вы хоть в санитарную службу не додумались позвонить?

- Нет, ты что, Люба. Сразу тебе. У меня такое чувство, что это отравление, а не вирус.

Дима и Алёна убегают переодеваться. Маша, Миша, Марина и Степан стоят рядом.

- Вы можете пройти со мной в наш офис, - произношу на выдохе. - Правда, это все надолго. Могу попросить нашего водителя, он вас довезёт до дома.

- Любушка, извини, можно только один вопрос, - несколько неуверенно спрашивает Степан.

- Конечно, спрашивай, Степа.

- Это что твой свинокомплекс? Это ты специально для этого в Баварию за Степушкой летала?

- Да, Степан Григорьевич, это мой комплекс. Я занимаюсь разведением элитных пород свиней. И у меня сейчас большая проблема. Если мои животные больны вирусом, то мне согласно законодательству может поступить требование об отчуждении животных и их ликвидации.