Мертвые мухи зла - Гелий Рябов

Вышел священник с баулом в руке, за ним дьякон с испуганным лицом, почтительно поздоровался, все чинно и стройно прошли к автомобилю и двинулись в обратный путь. Когда подъехали к ДОНу, Ильюхин заметил, как оба священнослужителя переглянулись и по лицу настоятеля вдруг разлилась смертная бледность...

Миновали калитку, охранники провожали изумленными взглядами небывалых гостей, когда вошли в кабинет Юровского, священнослужители машинально перекрестились на красный угол. Но икону не нашли и растерянно переглянулись.

- Мы неверующие. - Юровский сел за стол, предложил: - Прошу садиться, отцы... - Это слово вызвало у него ироническую улыбку, но он ее подавил. Мне нужно, чтобы вы отслужили. Здесь и сейчас. К тому же и они просят.

- Они... - одними губами повторил настоятель. - А... как они? Ничего? Здоровы?

- Э-э, батюшка, да вы не философ, - поморщился Юровский. - Как это там у вас? "Пройдет над ним ветер - и нет его..." А?

- Вы точно произнесли часть псалма, - кивнул священник. - Но какую службу желаете... вы? Или... они?

- Служба - она и есть служба. - Юровский прошелся по кабинету взад и вперед, остановился у окна. - Когда у вас поют отходную? Только учтите без лишних вопросов, да?

- Когда отпевают покойника, - совсем побелел священник.

- А еще?

- Ну... К примеру - есть такое последование - обедница. Там тоже... есть "отходные", как говорите, слова. Только они читаются, а не поются.

- Спеть можете?

- Но... но зачем? - Батюшке стало дурно, он схватился за сердце и готов был упасть в обморок.

- Это я знаю, - твердо сказал Юровский. - Ваше дело - исполнить беспрекословно. Вы понимаете: время военное, революционное, неповиновение реввласти карается смертью. Итак?

Дьякон перекрестился.

- Если вам так надобно - я это... пропою. А вы... отпустите нас?

Юровский помрачнел.

- При условии: всё, что здесь увидите, - государственная тайна. И ваша служба, и вообще... Всё. Ну?

- Мы согласны, - с трудом произнес священник.

Прошли в гостиную. На письменном столе, справа от которого обыкновенно спал Боткин (сейчас его койки в комнате не было), стояло множество икон, перед ними горели свечи. Все это успел рассмотреть, и даже внимательно, но потом увидел... ее. Она была бледна, вокруг глаз чернели круги, она часто и мелко крестилась и, заметив Ильюхина, вымученно улыбнулась. Больше ничего и никого не увидел, в уши ворвался "читок" - священник произносил положенные слова, кланялся, махал кадилом, дьякон возглашал - только вот что?.. Поймал себя как бы "боковой" мыслью (боковой, именно боковой, и при этом даже не успел подумать, что если есть "боковое зрение", то почему бы не быть и боковой мысли?), что не слышит, не понимает, да и не хочется, признаться, понимать...

А ее лицо изменилось. Нет креста мелкого, нет обыкновенного. Она стоит, как истукан, в полнейшем забытьи и словно ждет, ждет чего-то, ждет такого, о чем он, Ильюхин, даже и догадаться не может...

Вот оно: после каких-то очередных слов батюшки дьякон начинает приятным баритоном...

То самое и начинает, мог бы догадаться...

И понял бы тогда - чего она, несчастная, ждет... Они все, медленно-медленно, словно во сне, опускаются на колени.

- Со святыми упоко-ой, Христе, души ра-аб Твоих, и-де-е-же несть болезнь, ни печаль, ни-и воздыхани-е-е-е, но жизнь беско-неч-на-я... Сам Един еси безсмер-ртный, сотворивый и создавый челове-е-ека...

Она плакала. Тихо. Незаметно. И слезы оставляли две блестящих полоски на ее бледных щеках. Попятился к дверям и очутился у комендантской комнаты. Там, у окна, стояли Зоя и Кудляков.

- Зайди... - тихо сказала Зоя. - Их там отпевают?

- Да.

Кудляков потер виски, сказал безразличным голосом:

- А хорошо придумано, согласись, Сергей? У новых людей - несомненно, образовалось совершенно новое мышление, а?

Зоя приложила палец к губам.

- Послезавтра, ровно в полночь заводим "Романовых" в кладовку Ипатьева. Вещи оттуда уже вынесены, я позаботилась... Чтобы всё прошло без сучка - я их напою... чаем. Они будут сонные и заторможенные. А знаете - я убедила отца семейства отрастить точно такую же бороду и усы, как у... Понятно: привести в соответствие. Прически у женщин сделаны один к одному. Одежда - тоже.

- Одежда? - удивился Ильюхин. - А кто... тебе подсказал? Ты ведь сюда вроде бы и не ходила?

- Вроде бы... - усмехнулась. - Твоя, Ильюхин, задача: ровно без пятнадцати двенадцать всех угостить тем же чаем. Всех.

- Но они не станут пить! - возмутился. - Как я их заставлю?

- Не считай меня дурой, импотент несчастный!

Кудляков отвернулся, чтобы Ильюхин не заметил скабрезной усмешки.

- Ты придешь точно вовремя, с доктором в белом халате. По приказу Военного комиссара Урала товарища Шаи Голощекина доктор напоит охрану специальным лекарством от нервенности. Он объяснит: предстоит акция и чтобы нервы не сдали - ну, и так далее...

- Смелая ты... - удивился. - А если...

- Не будет "если". Всё предусмотрено. До встречи, импотент...

На улице Ильюхин спросил:

- Слышь, Кудляков, а что это за словцо мудреное? В ее голосе не было ни похвалы, ни уважения.

Кудляков рассмеялся.

- Эх, Ильюхин... Отношения с дамами-с - это тебе не бом-брам-стеньга. Это очень сложно. Она обвинила тебя в том, что ты... отказался, понял?

- Ну... дура... - Сплюнул. - Сказала бы по-русски...

Следующий день, пятнадцатое июля 1918 года, пролетел незаметно. Отправляли жен и родственников - многие торопились это сделать, понимая, что когда армия "розовых" встанет у ворот города - поздно будет, да и транспорт наверняка не найти.

- А ты своих отправляешь? - спросил Юровского.

- Дочь взрослая, сама решает... Она у меня молодая большевичка! произнес с гордостью. - Пацана... Конечно. И жену. А мама не поедет. Старая, предрассудки, опять же... Да я думаю - эти сволочи ее и не тронут? Что им в старухе?

- Но ведь эта старуха - мать цареубийцы? С их, конечно, точки зрения...

Вгляделся в лицо Ильюхина - подозрительно, остро, но тот смотрел так искренне и открыто, что яриться вроде бы было и ни к чему. Сказал раздумчиво-печально:

- Ведь надеесся на лучшее. Не все же у них потеряли человеческий облик...

Сразу же захотелось спросить: "А у нас?" Но понял, что это будет явно лишним.

- Какие указания, Яков Михайлович?

- От тебя ждем... - сказал серьезно. - К тебе ведь принесут шифровку или код от Свердлова. Так ведь договаривались? Какой там код?

Улыбнулся искренне.

- Вот получим - и узнаем. А допрежь времени... Не имею права!

- Вот и молодец. Правильно. Служим революции.

С утра шестнадцатого одолевала только одна мысль, одно желание поглощало все естество: пойти в ДОН и увидеть. Ее. Потому что - мало ли как сложится. Может - по плану спасения. А может - и совсем по другому плану.

В ДОН пошел, но сначала заглянул в Вознесенский собор. Шла обедня, народу было совсем немного - человек пять или шесть, одни женщины в черных платках; подумал с грустью: "Гибель вокруг и разрушение, а храм в час молитвы - пуст. Разуверился русский человек в Боге, сосредоточился только лишь на собственной персоне, а ведь без Бога - не до порога..."

Подошел ко кресту, священник вгляделся пристально:

- Ты исповедался, раб Божий? Чего-то я тебя раньше здесь и не видел?

- Не препятствуй, отче... - ответил тихо. - Ради умаления смертного греха или... Спасения - кто знает?

Удивленно покачал головой, но крест поцеловать дал.

- Благословите... - протянул руки - ладонь в ладонь - как когда-то научил батюшка в церковноприходской.

- Знаешь... - одобрил священник и, перекрестив, поцеловал в склоненную голову и положил руку в ладони Ильюхина.

Что ж... Облобызал руку священника. Может, в последний раз в жизни? Кто знает...

...В кабинет Юровского по одному заходили охранники смены - той самой, которой предстояло если не стрелять, то уж охранять страшное дело. Заходили и клали на стол револьверы. Пришли и нижние, "латыши", и тоже оружие сдали.

Заметив удивленный взгляд Ильюхина, Юровский объяснил:

- Допрежь времени нечего... А когда время придет - я им сам раздам...

- Мне сдать?

- Ты стрелять не будешь. У тебя другая задача... - И слабая, едва заметная улыбка, змеясь, поползла под усами. И стало холодно и сыро: знает. Всё знает, чертово отродье...

И тут же заколебался: от кого? От Войкова? Тот еще цацки своей не получил, это еще предстоит сделать, да и получится ли? Может, царица ее и не отдаст? Тогда от кого? Зоя и Кудляков - исключаются. Они ни при чем.

Медведев подслушал? Лукоянов продал?

Глупости...

Ладно. К делу, матрос.

Вызвать государя попросил Боткина. Тот сидел за столом и писал что-то - морщась, вздрагивая и поводя плечами. "Переживает..." - подумал и позвал:

- Евгений Сергеевич!

- Я пишу письмо своему другу в Санкт-Петербург... - как ни в чем не бывало произнес Боткин. - Грустное письмо... Я утверждаю, что мы все здесь давно мертвы и осталось только подтвердить нашу смерть... делом.