Развод по-русски - Диана Машкова

Но совсем рядом была совершенно другая реальность: та, в которой из обрывков и осколков людям приходилось собирать будущее. Чувство ненависти к тем, кто ломает чужие жизни, калеча и убивая, жгло, словно огонь. Должен быть способ это предотвратить!

Под утро в гипермаркете было непривычно пусто. Пара зевающих девушек на кассе, охранник около входа – вот и весь персонал. Ни роты уборщиков, ни толпы продавцов.

Алла прошла в глубь магазина и растерянно застыла перед бесконечными рядами с детской одеждой.

Она не понимала, к чему маленьким людям такое разнообразие мод, фасонов, тканей, цветов. Можно было сойти с ума от обилия пестрых тряпок и заблудиться в лабиринтах, так ничего и не купив. Лучше бы взрослые думали о безопасности малышей, которые живут рядом с ними, чем прикладывать столько усилий к ерунде. Разве наряды нужны ребенку? Алла прекрасно помнила собственное детство: ей вполне хватало пары удобных брюк, в которых она бегала по двору, и одного-единственного платья «на выход». Гораздо важнее было, чтобы мама в нужный миг оказалась рядом.

Пройдя по рядам, Алла выбрала уютную фланелевую пижаму. На этикетке было написано: «3–4 года». Оставалось им верить. Подумала немного и положила в корзину еще одну, другого цвета. Потом, не без труда, но выбрала носочки и трусики. После некоторых раздумий заглянула в отдел посуды, купила поильник и веселую детскую тарелку с удобной ложкой. Борис Кузьмич не сказал, чем можно кормить ребенка, – пришлось соображать самой.

В восемь ноль-ноль Алла парковала машину около больницы. Она ощущала усталость и при этом испытывала жуткое беспокойство, замешенное на страхе за жизнь ребенка.

При свете дня отделение показалось ей еще более страшным, чем ночью. В каждой палате, в которую Алла невольно заглядывала сквозь наполовину стеклянную стену, лежало по пять-шесть детей. Рядом со многими суетились родители. Но некоторым ребятам приходилось справляться самим. Алла увидела, как девочка лет двенадцати перелезает из кровати в инвалидное кресло – у нее не было обеих ног. Как семилетний мальчик в гипсовом корсете пытается дотянуться до бутылки с водой, стоявшей на тумбочке. Как кое-как одетый ребенок неразличимого пола и возраста, тяжело опираясь на костыли, пытается открыть дверь, чтобы выйти в коридор. Алла остановилась, придержала дверь. Ребенок ей улыбнулся.

Заглянув в палату, где лежал ее мальчик, Алла чуть не потеряла сознание от накатившего ужаса. Сердце застучало быстрее, мысли побежали как сумасшедшие: кровать, на которой ночью лежал ее малыш, оказалась пустой.

– Вы че, к новенькому? – услышала она хрипловатый голос.

– Да…

– Поня-ятно, – худой подросток, которого она видела ночью, сидел на своей кровати и с любопытством разглядывал Аллу, – тогда здрасьте!

– Здравствуйте, – она не знала, куда девать глаза: их словно магнитом тянуло к несуществующей ноге мальчика, и злилась на себя.

– Ваш Леха молоток, – выдал паренек и улыбнулся открытой детской улыбкой, – совсем не плакал! Его на кардиограмму повезли.

– Да?! – Алла выдохнула с облегчением: значит, ничего страшного за ночь не произошло.

Она улыбнулась – только сейчас узнала имя своего мальчика. Бог знает что наговорил приемной медсестре Борис Кузьмич, но ребенка положили в больницу, заполнив в карте только ее собственные данные.

– Ага, – небесно-голубые глаза подростка сияли веселым светом, – мы с ним уже познакомились. Алексей Соколов. Пять лет. Я все знаю, – похвастался он.

– Алешенька разговаривал с тобой? – Алла старалась скрыть изумление.

– А че? Я общительный, – подросток задрал нос.

– Просто он, – Алла помолчала, подыскивая слова, – боится людей.

– Я заметил, – он сочувственно кивнул, – от всех медсестер шарахался. А от меня – нет! Меня Максимкой зовут.

– А меня Аллой.

– Без отчества? – засомневался он.

– Без, – Алла улыбнулась.

– Тогда тетя Алла, о’кей?

– Да.

– Заходите, садитесь, – разрешил он, – Леху скоро привезут.

Алла прошла, смущенно поздоровалась с остальными обитателями палаты и, положив пакеты под кровать, села на краешек одеяла. Парнишка на вытяжке хмуро буркнул «здрасьте» в ответ на приветствие, а ребенок с загипсованной ногой приветливо улыбнулся. Взрослых в палате не было. Кроме Алешиной, пустовала еще одна кровать.

– Теть Алла, – мальчишка с подвешенной ногой разглядывал нового человека без тени стеснения, – подайте судно, а? Писать хочется.

Алла вскочила с места и растерянно оглянулась по сторонам, не понимая, что именно нужно делать.

– Ну, ты, Степка, лох, – Максимка ласково укорил мальчишку, – первый раз в жизни женщину видишь! Давай лучше я подам!

– А че такого? – удивился Степан, которому на вид было лет восемь. – Лучше описаться? Ты пока дойдешь…

– Это да, – Максимка расстроенно покачал головой и виновато посмотрел на застывшую посреди палаты Аллу, – у него под кроватью горшок плоский стоит, просто дайте, и все.

Торопясь и смущаясь, Алла бросилась к кровати ребенка. Отыскала под ней железное судно и, краснея, сунула его под одеяло.

– Дальше сам, – отозвался Степка, – спасибо.

Его руки сосредоточенно зашуровали под одеялом, а через несколько секунд в палате раздался звонкий дождь, заодно с тягучим довольным выдохом.

– Ну, ты баран! – засмеялся Максимка.

– Сам баран, – Степка даже и не подумал обижаться. – Теть Алл, унесете, а?

Максимка снова бросил на женщину извинительный взгляд.

– Мать-то твоя куда подевалась? – поинтересовался он у товарища.

– Вызвали в суд, – буркнул Степан.

– Чего там опять?

– Ничего, – Степка по-стариковски наморщил лоб, – не на тех, говорят, напали. Куда вам с таким человеком тягаться!

– А мать чего?

– Сказала, будет стоять на своем до последнего!

Он вытащил полное судно из-под одеяла и протянул Алле. Все еще не справившись с проклятым и неуместным стеснением, она взялась руками за теплые железные бока и, глядя в пол, вышла в коридор.

– Девчачий туалет направо! – крикнул ей вдогонку Максимка.

Едва выйдя за дверь, Алла застыла как вкопанная, боясь сделать хотя бы один шаг: по коридору в инвалидном кресле ехала девочка без ног, которую она видела утром в соседней палате. Рядом с ней, с загипсованной и вытянутой вперед ногой, ковылял, повиснув на костылях, вихрастый мальчишка. Вид покалеченных детей заставил глаза снова наполниться слезами: она замерла, оглушенная горем.

А потом сквозь искусственную тишину в ее голове прорвались первые звуки – не веря своим ушам, она услышала веселый смех девочки и хвастливый голос парнишки. Через мгновение отовсюду понеслись детские переклички, задиристые голоса, нетерпеливые окрики. В коридоре появлялось все больше детей: кто с загипсованной рукой, кто с затянутой в корсет спиной, кто с шеей, замурованной в ортопедический воротник. Дети переговаривались, галдели, кричали, как во время школьной перемены, – так, словно в их жизни не было трагедий, изменивших судьбы раз и навсегда. Словно им удалось обмануть смерть и получить шанс на новую жизнь.