Имя - Война - Райдо Витич

— Ну, чего? Война-то закончилась!

— Точно, товарищ лейтенант, немцы Москву взяли, — сообщил рыжий.

— Да вот хрен вам! — рявкнул Васечкин.

— Ша, Федя, — бросил Перемыст, шагнул к солдату, направляя на него ствол автомата. — Ты, баклан рыжий, за базаром следи, а то покоцаю, — выплюнул.

Мужчины переглянулись, у Дроздова бровь к челке ушла, а Санин на Антона уставился, будто впервые увидел: вот так гражданский! Зек, не иначе. Впрочем, не такая уж новость, о чем-то подобном Николай догадывался:

— Разговоры отставить, — приказал и тяжело на троицу уставился. — Доложить по форме!

Те вытянулись с недовольными лицами, лениво данные выдали.

— Рядовой Харулин, двенадцатый стрелковый.

— Семечкин, рядовой, двенадцатый, — выдавил рыжий.

— Рядовой Баригун, пятнадцатый стрелковый корпус, — глядя исподлобья, объявил верзила. — Только что с того? Наша служба закончилась, мы домой идем.

— Дезертиры, — понял Летунов.

— Суки, — выплюнул Васечкин.

— Гасить их к… маме! — постановил Перемыст.

— Все сказали?! — обернулся лейтенант: ну и дисциплина! — Отставить!

Бойцы смолкли, подобрались, Летунов смущенно в землю уставился, Васечкин губы поджал, горящий взгляд с парней не спуская. Санин повернулся обратно к дезертирам:

— Тот, кто покидает свою часть без приказа командира, является…

— Так нет командиров! Капитана убили, лейтенанта убили, сержанта ранили, политрук застрелился! Э, куда нам? — возмутился Хайрулин. — Все бежали имы бежали.

— Взводами сдавались, ротами сдавались…

— Не ври, сволочь!

— А чё на смерть-то переть? Помереть всегда успеется.

— Немец волю обещал, ходи до дома говорит…

— Лично тебе сказал?

— Всем, громко объявил, потом листовки кинул. Там русским язык сказано: кто листовка покажет — домой идет, все ему списывают.

— Вы поверили и домой направились?

— А чего сидеть?!

— Откуда? — спросил Дроздов.

— Кобрин…

— Где бой был?!

— У Ружан. Танк пер, самолет летал, все бежать — мы бежать. Там немец, тут немец…

— Как через Ясельду переправлялись?

— Так мост стоит!

— И никого? — не поверил.

— Немец стоит.

— Как же тогда переправились?

— Листовка показали, руки подняли. Винтовка нет, чего в нас стрелять?

— И вас пропустили?

— Комендатура служить отправили. Бумага дали, мы подписали. Сказали прямо иди.

— Мы в лес…

— Так вы, суки, фрицам служить собрались?! — не выдержал Васечкин, рванул на парней и сшиб бы, не придержи мужчину Перемыст.

— Годи, Федя.

— Служить всегда успеется, — бросил рыжий. — Мы думаем.

Дроздов передернул затвор и дал очередь. Солдат откинуло. Миг какой-то и три трупа.

— Так их, сук, — выплюнул Федя.

— Ой, лышенько, — протянул обескураженный Голушко.

Санин к другу повернулся:

— Ты что?… Сдурел?!

— А что, прикажешь перебежчикам пряники выдать? — прищурил глаз.

Перемыст котелок с супом с огня снял:

— Правильно, лейтенант. А то там они думали, здесь тоже думают. Нах их, фраеров мутных. Пошли жрать, мужики, пока лейтенанты разбираются.

А те и не заметили, смотрели друг на друга — Саня спокойно, Николай растерянно.

— Ты знаешь, что я правильно сделал. Немного, и сам бы расстрелял. А не мы — они бы позже нас расстреливать начали, — поправил лямку автомата, руки в карманы галифе сунул. — Ну, что молчишь? Скажи: не прав. Скажи: озверел…

Николай голову склонил, покачал: нечего сказать. С одной стороны прав, а с другой…

— … а я тебе скажу, что ты без меня знаешь: таких сволочей в зачатке давить надо, пока из волчат в волков не превратились. Если наши не подойдут, таких на оккупированных территориях выше головы будет, и не мне тебе объяснять — почему.

Николай отвернулся, чтобы ни друга, ни трупы убитых не видеть.

— Лейтенант, есть пошли, — позвал Антон.

Вот с кем Санин не разобрался.

Шагнул к мужчине:

— Беглый?

Перемыст замер, поглядывая на него. Ложку облизал, Летунову отдал и медленно кивнул:

— Ну и? Шмальнешь, как твой дружок в этих?

— Вы чего, мужики? — забеспокоился Голушко.

— За что сидел?

— Гоп-стоп. Что-нибудь еще из автобиографии? Или закроем тему? Я вольный человек, лейтенант, сам дорогу себе выберу. Вас вот выбрал. Сам. Мне ваши части бравые никуда не уперлись, а немчуки тем более. Их давить надо, однозначно. Это я сразу понял. А потом вы — фарт такой выпал. Или что, в падлу с зеком суп хлебать? А фрицев крошить вместе не в падлу было? — прищурился недобро.

Николай с минуту молчал, изучая физиономию мужчины. Видно был, тот ко всему готов, настороже.

— Не напрягайся, — вздохнул Санин. — Кто ты и за что — забыли, считай в бою проступок смыл. Но чтобы жаргона не слышал!

Антон растерянно моргнул, на губы улыбка наползла:

— Ну… так точно, что ли?

— Разгильдяй, — хмыкнул Дроздов.

Бойцы поняли, что грозы не будет, и бодрее ложками заработали. Густолапов ложку облизал, в карман сунул:

— Хозяйством обзаводимся. Жизнь идет, идет хорошая.

Очередь протарахтела и стихла.

Леня и Лена у кустов затаились, прислушиваясь: тишина.

— Что это было?

— Хрен его знает, — пожал плечами парень. — Но в ту сторону не идем. Береженых Бог бережет.

— Верующий, что ли?

— В такой переплет попади, во что угодно поверишь.

— А я вот не верю…

— Ну и гордись до пенсии, — бросил и пошел вперед, руки в карманы сунув. Лена растерянно ему в спину посмотрела и поплелась следом.

К берегу вышли, залегли, местность осматривая. Слева вдалеке мост железнодорожный виднеется, а справа ничего, никого. Река широкая, но вплавь переправиться можно. Однако тут выяснилось что Густолапов и Сидельников плавать не умеют, а Камсонов честно признался, что большое расстояние не преодолеет — до середины реки его хватит, максимум.

— Что делать будем? — спросил Дрозд у Санина. Тот знал не больше друга.

— Вдоль реки пойдем…

Тут справа ветка хрустнула, бойцы насторожились. Лейтенант жестом приказал Летунову проверить, кто там бродит.

— Свои, свои! — послышалось из кустов, и к солдатам молодой, потрепанный мальчишка вышел, вихрастый, улыбчивый. — Свои, родненькие, — замер с поднятыми руками, оглядывая бойцов.

— Ой, мать моя женщина, — протянул Перемыст, растянувшись на траве и поглядывая на паренька. — Откуда же чудеса такие являются? Слышь, малой, ты хоть школу закончил?

— Ага, — закивал тот, улыбаясь широко и наивно, взгляд — дитя.

— Руки опусти. Доложи, — приказал Санин.

— Рядовой Вербенский Станислав Юрьевич, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, Великие Луки. Направлен на службу в восемьдесят шестую стрелковую дивизию, — отрапортовал.

— Оружие где?

Парнишка поднял подол гимнастерки, выказывая живот и наган, сунутый за пояс брюк. И улыбнулся еще шире, став похожим на лягушонка.

Перемыст фыркнул и хотел видно высказаться, но глянул на Санина и передумал — промолчал.

— Что здесь делаешь?

— Ховаюсь, — признался честно рядовой. — Сержант со мной, раненый. Не бросать же?

— Ни черта не понимаю, — нахмурился Дроздов. — Восемьдесят шестая здесь откуда?

— Так в плен нас взяли. Случай подвернулся, мы тюкать. А сержант раненый.

— Твой сержант?

— Ну. Севастьян Поликарпович, дюже человек хороший. Я его тут спрятал и сторожу. А тут вы. Вы нас с собой возьмите братцы… товарищи лейтенанты. Пожалуйста.

— Пошли, сержанта покажешь, — кивнул ему Николай, поднимаясь.

Парнишка вперед потрусил, лейтенант и рядовой Густолапов за ним, и Перемыст увязался, на расстоянии держась. Вскоре показался импровизированный шалаш из лапника, за пригорком у камней, в молодом ельнике. Мужчины хвою убрали и сели, увидев обросшего щетиной сержанта с перевязанной головой. Стеклянный взгляд не оставлял сомнений, но Николай все же проверил — пульс попытался на шее нащупать. Его не было.

— Мертв твой сержант, — выдал, ладонью закрывая веки погибшего.

— Как же?… — растерялся Станислав, руки развел, улыбку потеряв. — Он же дышал… Да нет же… Спит, намаялся…

— Умер он, — отрезал Николай, поднялся и закидал лапником тело.

— С нами теперь будешь, — постановил Перемыст, ладонь протянул. — Я — Антон.

— Ссстас… — а взгляд на лапник и почти безумный. — Как же можно живого?… Живой он, товарищ лейтенант.

Антон хлопнул его по щеке:

— Очнись, сосунок!

— Отставить! — рыкнул лейтенант. — Рядовой Перемыст, еще одно нарушение и я расстреляю вас по закону военного времени!

— Ага? — притих мужчина. — Ладно, лейтенант, сам с контуженным разбирайся.

— Рядовой Вербенский: шагом марш в расположение группы. Кругом!