Резервация разума - Сергей Самаров

Это все я прекрасно осознавал. И, если шлем был там, моя обязанность была добыть его. А, если невозможно его унести, то хотя бы уничтожить любым вероятным образом. Чтобы узнать свои возможности при таком варианте, я обратился к своему шлему.

– Если я найду пропавший шлем, и у меня не будет возможности унести его с собой, сможешь ты уничтожить его?

– Это исключено. Он такой же квантовый киберкомпьютер, как и я, и наделен таким же, как у меня, разумом и интеллектом. Мне моя основная программа запрещает подобные действия. Это можно будет расценить, как действия против ктархов или против тебя. Аналогия полная. Исключено…

– Ладно. Я не настаиваю. Придется мне самому действовать. А как я могу уничтожить квантовый киберкомпьютер? Есть какие-то варианты? Наверняка, у шлема есть система защиты, хотя неплохо бы было такому шлему иметь и систему самоуничтожения, автоматической самоликвидации, какая бывает у боевых ракет. Если ракета промахивается, и пролетает мимо цели, она самоуничтожается, чтобы не упасть туда, где может нанести вред людям.

– Системы самоуничтожения нет. Но обязательно есть система защиты. Уничтожить шлем, практически, невозможно. Он не боится ни огня, ни воды, не поддается разрыву. Но есть вариант, как можно хотя бы частично дезактивировать его программу. Его необходимо приложить ко мне, когда я буду в твоей руке или на твоей голове. Я просто поставлю пароль для ввода, если кто-то попытается заставить его работать. Я поставлю такой пароль, который будет недоступен для подбора средствами человеческого общества. Ни один суперкомпьютер в вашем мире не сумеет подобрать нужный пароль. Не сумеют этого и стерехи.

– А отсюда сделать не сумеешь?

– Нет, мне необходимо касание шлема. Прямой контакт. Иначе я израсходую весь свой ресурс, и буду тебе бесполезен. Но, в любом случае, необходимо точно знать, где шлем находится. Иначе я могу израсходовать свой ресурс в поиске.

Раньше мой шлем вообще отказывался искать шлем пропавшего ктарха, говоря, что это невозможно. Значит, он не всегда бывает искренним, и вызвано это чувством самосохранения, которое, обычно, бывает присуще только живым существам. Значит ли это, что квантовый киберкомпьютер следует рассматривать, как живое существо? Ответа на этот вопрос у меня не было. Но мне стоило иметь ввиду, что чувство самосохранения порой может оказаться сильнее чувства долга и блокировать присущее, например, людям чувство самопожертвования.

Думая об этом, я совершенно упустил из вида, что шлем «слышит» мои мысли. И он отозвался сразу.

– Нет, чувство долга и обязательность исполнения приказа записано у меня в основной программе. А что касается чувства самопожертвования, то я просто не понимаю, что это такое…

Я убрал бинокль в футляр, не вступая в разговор с квантовым киберкомпьютером, и не объясняя ему человеческие душевные порывы, но про себя, не углубляясь в мысли, чтобы он снова не прочитал их, отметил, что всегда, при любых обстоятельствах надеяться на шлем невозможно. По большому счету, ему безразлично, чьи команды он выполняет. Он, создание ктархов, уносил меня и майора Медведя в ущелье ктархов, наверняка читая наши мысли и наши стремления. То есть, он просто машина, очеловеченная в определенной степени, но только машина.

Но, как я ни старался «закрыть» свои мысли, шлем все же прочитал их, и согласился:

– Да, это так…

Но мои мысли в данный момент уже были отвлечены на другое. Я рассматривал возможный маршрут передвижения до палаточного лагеря под «матрасным» флагом. Конечно, идти туда в светлое время суток было безрассудно. Случайный взгляд может вызвать прицельный выстрел. И пуля вовсе не обязательно попадет в бронежилет. Но, даже если в него попадет, это тоже не слишком приятно. И потому мне предстояло дождаться темноты. Конечно, пока, как я определил, в палаточном лагере было всего пять человек. Из них опасения мог вызвать только один спецназовец, но у меня американский спецназ уважения и пиетета не вызывал, и я не сильно опасался того, кого посчитал сержантом. Четверо других, гражданские люди, вообще были для меня не больше, чем бывают прохожие на улице. На них внимание все равно обращать стоит, но опасаться их – смешно. С одной стороны, наведаться в лагерь сейчас – было не слишком сложно. Сложность могла возникнуть только на завершающем этапе пути, на последних сорока метрах, где преодолевать придется открытое пространство. Но именно на этом участке был риск получить пулю. С другой стороны, к вечеру, видимо, вернутся и другие спецназовцы, ушедшие с научными группами, как я предполагал, в поиск по ближайшим горам, и другие научные деятели экспедиции. Судя по котлу, в котором варилась пища, группа должны состоять, по крайней мере, из двадцати человек. Да и палаток в лагере было многовато. Но я допускал при этом и самый худший для себя вариант, когда двадцать человек, на которых был рассчитан котел – это только научная бригада, а спецназа корпуса горных стрелков может быть много, даже до взвода, и питаться спецназовцы могут отдельно, собственными «сухими пайками». Любой спецназ имеет привычку к «сухому пайку». Но, признаться, количество противников меня тоже не смущало, поскольку я не намеревался с ними драться. В моих мыслях было тихо пробраться в лагерь, не попасться на глаза часовому, которого наверняка на ночь оставят в лагере, и обыскать штабную палатку. Если в этой палатке окажется человек, мне придется без звука нейтрализовать его, что делать я умею, кажется, весьма неплохо. И тогда уже ничто и никто не помешает моей работе. Если шлем найдется, я не буду никому мешать, и тихо уйду из лагеря.

А если не найдется?

А если не найдется, мне необходимо будет утешить себя мыслью, что отсутствие результата – это тоже результат, и он существенно снижает поле дальнейшего поиска. Вообще я видел только три направления поиска. Первое – американцы, второе – стерехи, третье – неизвестный в третьей башне брошенной деревни. Где еще искать шлем, я представления не имел. Но была твердая уверенность, что шлем должен быть там же, где находится в настоящий момент тело погибшего ктарха.

– Связь требует. – сообщил шлем.

– Соединяй.

– Товарищ старший лейтенант. – услышал я то ли в шлеме, то ли у себя в голове голос старшего сержанта Камнеломова. – Под горой, где обломки скутера лежат, работает группа людей. Четверо военных в камуфляже песчаного цвета, и трое гражданских. Собирают останки скутера. Упаковывают, чтобы унести с собой. Почти все подобрали. Даже всякую мелочь в пластиковый мешок складывают. Оставляют только самое громоздкое. Широкое кресло брать не стали, хотя один из гражданских долго по нему ползал с лупой, собирал что-то пинцетом в целлофановый пакет. Впечатление такое, что он блох пинцетом ловил.

– Шерсть ктарха собирал, – предположил я.

– Да, – подтвердил мой шлем, – ктархи в здешнем климате сильно линяют.

– Предпринимать что-то следует? – спросил старший сержант.

– Ничего. Себя не обнаруживать. Нельзя их настораживать, пока я в лагерь не наведался. А наведываться я буду только ночью.

– Вон, майор Медведь идет. Сам хочет на американцев посмотреть.

– Хочу посмотреть, – майор Медведь попытался ответить густым баском, но его басок не шел ни в какое сравнение с баском адмирала ктархов Гжнана, сына Амороссэ. Видимо, майор еще званием для аналогичного баса не дошел. – Ты когда, говоришь, Троица, в лагерь американцев двинешься?

– С наступлением темноты.

– Может, лучше днем? Днем ждать не будут. И время нам неплохо бы поберечь.

– Нет. Там последние сорок метров до лагеря ровное открытое место. Меня сразу заметят. А я хочу втихомолку добраться, втихомолку посмотреть, и точно так же, втихомолку, уйти – найду или не найду шлем. Да и ждать осталось недолго. Как только начнет темнеть, я сразу начну выдвигаться.

– Добро. Возражений нет. В случае чего, сообщай. Или, может, сразу прислать тебе Волкова. Вдвоем все – не одному идти.

– Мне одному легче, товарищ майор. Привычка.

– Как хочешь, тебе виднее. Я думал, ты с солдатами своими привык. Удачи тебе, Троица.

– Спасибо, товарищ майор. Конец связи.

– Конец связи.

С солдатами я, конечно, привык. Но одно дело с солдатами, которыми я командую, отправляться на сложное задание, и совсем другое дело с офицером, который, во-первых, старше меня по званию, и, естественно, пожелает командовать, а, во-вторых, когда капитан Волков посмотрит своим волчьим взглядом, у меня рука интуитивно ищет спусковой крючок автомата. Трудно в такой обстановке сохранять хладнокровие. А оно при таких действиях необходимо.

– Троица, – снова начал разговор майор Медведь, хотя я думал, что он уже все сказал.