Растление великой империи - Владимир Максимов

Смею утверждать, что у меня есть такое право. И не только право соотечественника, болеющего за судьбу родной страны. В моей жизни был свой Белый дом, рядом с которым я что-то не видел почти никого из нынешних апологетов демократии. Они сидели в это время в различных номенклатурных кабинетах и втихомолку и вслух издевались над нашей политической наивностью. Этим домом была для меня в те годы квартира Андрея Сахарова. (За подтверждением прошу обратиться или к мемуарам самого Андрея Дмитриевича, или к его вдове Елене Боннэр.) Была и своя решающая ночь, когда арестовывали Александра Солженицына и все мы, входившие в те времена в его идейное окружение, ждали самого худшего, но, тем не менее, собравшись наутро на сахаровской кухне, подписали требование к правительству освободить писателя и опубликовать «Архипелаг ГУЛАГ». Нас оказалось всего девять человек. Где они пропадали тогда, эти десятки, сотни тысяч яростных антикоммунистов, заполоняющие сегодня городские площади с самыми вызывающими лозунгами? Я не говорю о молодежи, я говорю о людях своего поколения.

В связи с этим вспоминаю я и написанное мною Обращение к мировой общественности с предложением выдвинуть Сахарова на Нобелевскую премию Мира. Немалому числу «прорабов перестройки» мог бы я сегодня напомнить о своих звонках к ним по этому поводу! Увы, согласились подписать документ вместе с вашим покорным слугой лишь Игорь Щафаревич (кстати сказать, далеко не пылкий поклонник Сахарова) и Александр Галич. Почти одновременно с нами отдельное письмо на ту же тему опубликовал на Западе Александр Солженицын (тоже не из числа сахаровских единомышленников).

Исходя из этого, я считаю себя вправе предупредить всех, кто сегодня требует мщения и крови (министр обороны РСФСР генерал-полковник Кобец, а может быть, нынче уже и маршал, требует ее в самом буквальном смысле слова), что если вы запустите этот карательный перпетуум-мобиле, то завтра окажетесь там же, где сидят сейчас ее первые клиенты. В таком случае, когда придет ваша очередь, не кричите перед закланием, что вас обманули. Нет, вы хотели быть обманутыми и пенять вам будет не на кого, только на самих себя.

Закончу предупреждением из «Гамлета» в переводе Бориса Пастернака:

Из жалости я должен быть суровым.

Несчастья начались — готовьтесь к новым.

Увы!

Демократия по-грузински

Сначала я позволю себе привести две цитаты:

«Грузинский язык — Лазарь всех языков. Это — первейший, главный язык, так же как Лазарь-Иоанн был главным апостолом Иисуса Христа».

«Грузинский язык, грузинский род, прославленный и благословленный именем Господним, Лазарь среди языков, после 4 дней (четырех тысячелетий) смерти, унижения и смирения должен выполнить неслыханное свидетельствование Христа, — он восстанет в будущем, возвратит себе универсальную позицию духовного пастыря человечества (выделено мною. — В. М.), а во Второе пришествие Христа станет разоблачителем (судией) греховного человечества, чем выполнит миссию Христа — Михаила и Святого Духа Гавриила».

«Миссия грузинского языка, грузинского рода — та же, что и миссия Святого Духа, то есть при помощи грузинского рода Святой Дух осуществит свою миссию, когда будет судить человечество во время Второго пришествия».

Хватит? Или еще? И это не разгоряченный бред религиозного фанатика, это — научные изыскания нынешнего Президента Грузинской Республики Звиада Гамсахурдиа. Источники: «Духовная миссия Грузии». Тбилиси. 1990. Журнал «Цискари» № 3. 1987 год. С. 138.

А вот вам реальное воплощение этих теоретических изысканий нашего государственного мужа:

«Уполномочен заявить, что Грузинское телевидение подчиняется Верховному Совету республики и проводит избранный им стратегический курс. Поскольку позиции Верховного Совета и Национального конгресса (то есть оппозиции. — В. М.) в оценке политической ситуации радикально различаются, объявляю запрет на освещение в телевидении заявлений и обращений Национального конгресса».

Это уже из политической сокровищницы новоявленного Президента.

Если же добавить к этому, что политических заключенных в нынешней демократической Грузии стало значительно больше, чем при тоталитарном режиме, а все решения в Верховном Совете этой республики принимаются единогласно (это при наличии в нем довольно весомой группы депутатов-коммунистов), а все оппозиционные средства массовой информации разогнаны (к примеру, русскоязычная газета «Молодежь Грузии») или запрещены, то нетрудно представить.

Что же в конце концов возникает здесь (если уже не возникло!) на развалинах посткоммунистической эпохи.

И если бы это касалось одной только Грузии, это можно было бы отнести за счет ее восточного своеобразия! К сожалению, в большинстве бывших советских республик, заявляющих сегодня свое право на независимость, прослеживается та же самая угрожающая тенденция.

В той же европейской Литве оппозиция практически не имеет ни малейшей возможности публично пропагандировать свои взгляды. Бывший премьер республики Прунскене, посмевшая иметь суждения, не совпадающие с политикой Председателя Верховного Совета Ландсбергиса, вынуждена искать трибуну для высказываний где угодно, кроме Литвы, а мнения представителей национальных меньшинств, проживающих на территории республики, в частности, польского, вообще не принимаются во внимание.

К тому же, как это ни печально, литовские демократы и борцы за независимость с завидной трогательностью продолжают в своей повседневной практике культивировать застойные традиции своих тоталитарных предшественников.

Не успел, к примеру, Ландсбергис, скромный в недавнем прошлом преподаватель вильнюсской консерватории, пробыть у власти чуть более года, как он спешит осчастливить эмансипированных подданных увесистым томом своих речей и докладов, желая, видимо, увековечить собственную особу в истории национальной политической мысли. Даже проклятый нынче всеми Сталин в первые годы своей диктатуры не мог позволить себе такой роскоши.

Нетрудно вообразить, во что выльется культ Ландсбергиса, если, не дай Бог, он, наподобие «вождя всех народов», пробудет на своем посту более тридцати лет!

В Молдавии дело обстоит еще хуже. Заклинания о «Великой Румынии» давно сделались здесь общим местом национальной публицистики. В тотальной войне против любого инакомыслия средствами не стесняются. Председатель Верховного Совета Гагаузской республики, входящей в состав Молдавии, сидит в тюрьме без всякой надежды на освобождение, а призывавшую к межнациональному примирению молодежную газету просто-напросто сжигают.

Если же добавить ко всему этому кровавые распри между Арменией и Азербайджаном, Киргизией и Узбекистаном, проблемы месхов, немцев Поволжья, русских беженцев из республик, то картина вырисовывается, прямо скажем, малоутешительная, а говоря откровенно — апокалиптическая.

Учитывая при этом, что уже раздаются голоса, призывающие к дележу ядерного оружия между всеми включенными когда-либо в советскую империю национальностями, нетрудно уже сейчас смоделировать, каким образом и для каких целей оно — это оружие — может быть использовано нынешними борцами за демократию и независимость от всех и от всего. И в первую очередь, от всякой ответственности.

Поэтому, наблюдая сегодня за процессами демократического и национального освобождения в Советском Союзе, я с чувством глубочайшей горечи спрашиваю себя:

— Если это демократия, то что же тогда фашизм?

Что с нами происходит?

Не так давно мне довелось прочитать в «Советской культуре» взволнованную и в высшей степени профессиональную статью о трагической кончине замечательной русской актрисы Георгиевской. Вместе с автором я искренне содрогнулся ее участью и так же искренне возмущался окружавшим ее до самой кончины общественным равнодушием. Но тем не менее с выводами статьи, определявшими причины такого опустошающего равнодушия, мне все же согласиться трудно.

Впрочем, выводы эти сделались сегодня в средствах массовой информации, а также в литературе, театре и кино основополагающими и сводятся они к замечательной в нравственном смысле, но далекой от подлинной истины схеме: семьдесят с лишним лет исторического забытья, идеологической обработки, коллективной взаимозависимости превратили наш народ в сборище духовных монстров и моральных калек.

Разумеется, здесь едва ли позволительно сбросить со счета все перечисленные выше факторы. Тоталитарное наследие долго еще будет сказываться на модели нашего общественного бытия и в нашей общей психологии. Но объяснить этими факторами любое негативное явление советской повседневности было бы крайне наивным и к тому же сущностно опасным упрощением.