Растление великой империи - Владимир Максимов

«Можно быть разных мнений о красном терроре, — вторил ей Ольминский в «Вечерних известиях» от 3 февраля 1919 года, — но то, что сейчас творится в провинции, это вовсе не красный террор, а сплошная уголовщина».

Доходило даже до более драматических выводов. Покончивший с собой 16 февраля 1923 года (от себя добавлю, это в самый разгар обожаемого нынешними либералами нэпа) прямо на Никитском бульваре в Москве член правительственной комиссии по обследованию ГПУ бывший рабочий Скворцов, написал в предсмертной записке:

«Товарищи! Поверхностное знакомство с делопроизводством нашего главного учреждения по охране завоеваний трудового народа, обследование следственного материала и тех приемов, которые сознательно допускаются нами по укреплению нашего положения, как крайне необходимые в интересах партии, по объяснению товарища Уншлихта, вынудили меня уйти навсегда от тех ужасов и гадостей, которые применяются нами во имя высоких принципов коммунизма и в которых я бессознательно принимал участие, числясь ответственным работником компартии. Искупая смертью свою вину, я шлю вам последнюю просьбу: опомнитесь, пока на поздно, и не позорьте своими приемами нашего великого учителя Маркса и не отталкивайте массы от социализма».

Но все эти одиночные всплески возмущенной совести уже не могли, как вы догадываетесь, остановить запущенной на полный ход репрессивной машины «социалистической законности».

Тем более что им противостояли куда более авторитетные мнения представителей, как теперь принято называть, старой ленинской гвардии, из числа впоследствии «безвинно погибших», но в наши дни с почетом реабилитированных.

Вот, к примеру, цитата из приказа председателя чрезвычайного военно-революционного трибунала Донецкого бассейна Юрия Пятакова, опубликованного в «Харьковской звезде» от 7 июня 1919 года: «Всякое недонесение будет рассматриваться как преступление, против революции направленное, и караться по всей строгости законов военно-революционного времени».

«Любимец партии» Николай Бухарин выражался в «Известиях» не менее изящно:

«Отныне мы все должны стать агентами Чека».

Оплаканный ныне советскими либералами из «Огонька» и «Московских новостей» Алексей Рыков на XV съезде партии кокетливо углубляет предложенные обобщения:

«Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить».

Не остается в стороне от общего хора партийных гуманистов и ее первый интеллектуал Анатолий Луначарский. На заседании Московского совета 4 декабря 1918 года, не мудрствуя лукаво, чистосердечно признается:

«Нас упрекают в готтентотской морали, мы принимаем этот упрек».

Эти откровения «святых отцов» революции можно цитировать до бесконечности. До бесконечности можно приводить и свидетельства о зверских преступлениях их многочисленных учеников во всех концах залитой ими кровью послереволюционной России. Можно было бы, к примеру, вспомнить о художествах харьковского чекиста Саенко (благополучно дожившего, кстати, по слухам, до персональной пенсии), который коллекционировал «перчатки», содранные с человеческих рук; его полтавского коллеги «Гришки-проститутки», заживо сажавшего на кол местных священников, или супруги «безвинно погибшего от рук бериевских палачей» Михаила Кедрова — Майзель-Кедровой, имевшей на своем революционном счету более ста душ расстрелянных ею лично, не считая полтысячи потопленных по ее приказу вместе с баржей в Северном море. Но для этого у меня не хватило бы ни бумаги, ни времени.

Так что, в отличие от своего предшественника и учителя, Сталин обставлял свой террор хотя бы видимостью законности. Ленин и его подручные в таком декоруме не нуждались.

Хочу в заключение посоветовать бойким любителям с разрешения начальства и с хорошей моральной и материальной прибылью для себя побороться сегодня с «культом личности» Сталина не наводить, как говорится, тень на плетень и не пытаться свалить фундаментальные пороки системы на кремлевского карлика с грузинскими усами, ибо рано или поздно эта их новая ложь может обернуться новой трагедией не только для нашей страны в целом, но и для них самих.

Сказавши «а», советскому обществу придется дойти до конца алфавита, иначе оно будет обреченб бстаться слепоглухонемым и закоснеть в историческом беспамятстве.

Согласитесь, разрушать памятники одним палачам, чтобы тут же воздвигнуть монументы другим, далеко не лучшее средство для восстановления «белых пятен» в нашей истории.

Распад империи?

Сегодня сделалось модным говорить о распаде советской империи. И, казалось бы, вся информация оттуда по этому поводу только подтверждает неизбежность такого развития событий: шаги к независимости в Прибалтике, фактическое отделение Молдавии, Грузии и Армении, сепаратистские тенденции внутри самой Российской Федерации. Тем не менее я бы не торопился с далеко идущими выводами.

Прежде всего эта империя, если мы уж договорились ее так называть, носит не экономический, а идеологический характер, то есть имперская нация не обладает никакими преимуществами перед другими населяющими страну народами, скорее — наоборот. Во-вторых, в ней переплелось великое множество (порой абсолютно взаимоисключающих) интересов, в том числе и таких, которые совпадают с имперскими тенденциями. И в-третьих, цементирующие возможности центра далеко еще не исчерпаны.

И лучшее тому доказательство — результаты последнего референдума о Союзном договоре. Заметьте, в нем отказались участвовать только республики с преимущественно христианским населением. В мусульманских же регионах, включая Азербайджан, процент сторонников сохранения Союза оказался даже намного выше, чем на территории России.

В некоторых местах число их достигало чуть ли не ста процентов от числа голосовавших. Таким образом, теория известного французского советолога Карер Д’Анкос о разрушительной для советской империи силе мусульманского сепаратизма лопнула, как мыльный пузырь. О чем я в свое время неоднократно и предупреждал.

Не следует забывать, что мусульманская религия тоталитарна по своей сущности, а поэтому довольно легко адаптируется в родственных ей режимах. Недаром на конгрессе Коминтерна в 1925 году его председатель Григорий Зиновьев предлагал объединить в коммунистическом знамени два цвета — зеленый и красный. Не следует забывать также, что экономические проблемы Средней Азии — это не столько проблемы земли или демографии, сколько — воды. Эту воду она может в достаточном количестве получить только с Севера, то есть из России. Помнить, на мой взгляд, следует еще и о том, что благодаря стремительному росту своего населения она, оставаясь в составе СССР, медленно, но неотвратимо втягивает его в азиатскую орбиту, а это тоже ничего хорошего Европе не сулит.

К тому же у Центра остаются многообразные возможности для манипуляций и давления и в тех шести европейских республиках, которые отвергли участие в референдуме. Все они, за исключением, пожалуй, Армении, многонациональны по своему составу, что позволяет общесоюзному руководству осуществлять веками проверенную политику по принципу: «разделяй и властвуй». В этом смысле ситуация в Грузии, где уже происходит кровавая междоусобица между составляющими ее национальными образованиями (явно подогреваемая со стороны), может служить заинтересованным наблюдателям предостерегающим уроком.

Но в свою очередь и западным сторонникам распада советской империи не мешает задуматься над ценой, какую при всех обстоятельствах придется заплатить самому Западу за это довольно сомнительное удовольствие. Ведь все без исключения территории СССР, сделавшие ставку на независимость, рассчитывают в экономическом плане не на свой собственный потенциал, а прежде всего на помощь того же Запада. Есть ли у последнего соответствующие этим претензиям возможности, если он практически оказался не в состоянии сколько-нибудь эффективно изменить экономическую ситуацию в пост-тоталитарных странах Центральной Европы? Представляют ли также в полном объеме в западных странах, какими последствиями грозит им неизбежный наплыв восточноевропейских и русских беженцев? Албанский прорыв в Италию — лишь первая ласточка этого всесокрушающего половодья.

Один только балканский распад обещал вновь, как и много лет назад, превратить этот регион в «пороховой погреб» Европы. Что же нас ожидает, если в такой же, только еще большего, практически глобального, масштаба погреб превратится территория бывшего Советского Союза?

Поэтому мне хотелось бы предостеречь горячих сторонников развала коммунистической империи (хотя в принципе я сам стою за это!) от излишней эйфории по этому поводу. Прежде чем спешить приобрести билет на этот заманчивый поезд, я предлагаю его потенциальным пассажирам, увлеченным предстоящим путешествием в сладостный мир всеобщей независимости от всего и от всех, задать себе вопрос: не отправляются ли они в наше завтрашнее Сараево?