Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Запуганы?
– Трудно сказать. Приезжали дважды, без Бредли и при нём, разницы в поведении работников не отмечено. Но и ездили не оперативники, у них свои проблемы и работы выше крыши, наши им по очень дальнему боку.
– Вот и надо было самому ехать.
– Не хотелось светиться раньше времени, пришлось по отчётам.
– Ладно, – кивнул Спиноза, оглядывая заполненную колонку. – Давайте Трейси.
– Тоже известен здесь лет восемь, ковбой, стрелок каких поискать.
– Вот его и боятся.
– Непонятна его роль при Бредли.
– Ну, Петерсен его охарактеризовал, – Спиноза поправил очки. – Итак, он не Фредерик и не Трейси…
– Ежу понятно!
– Не перебивай. Давай, Спиноза, уже интереснее.
– Подлинного его имени никто не знает, вернее, если кто и знает, то только Бредли.
– Будем называть Трейси.
– Или, если хотите, как его зовут в округе – Фредди. Это уголовник-рецидивист. Примерно десять лет назад, опять же никто точно не знает, одни слухи и сплетни, он угодил в Уорринг.
– Об Уорринге слышали.
– Интересно.
– Да, безусловно.
– Вот и мотив с Ротбусом.
– Ещё раз прошу не перебивать.
– Давай, Спиноза, дальше.
– Так вот, был местной уголовной системой взят из Уорринга и стал киллером, наёмным убийцей, или, как их здесь называют, чистильщиком.
– Сволочи они, такое слово испоганили!
– Саша, успокойся.
– Вы слушаете?
– Да, давай.
– Брал он дорого, но работал чисто. Ротбус хотел заставить его работать на себя, для этого потребовал заведомо невозможную сумму: шестьсот восемьдесят тысяч…
– Да, он привёз сто семьдесят тысяч, оголил свои счета.
– Мы проверяли, Бредли их восстановил.
– На Ротбуса у него железное алиби.
– Что ещё на него?
– Председатель ковбойского суда чести.
– Ни в какие ворота не лезет.
– Почему же? Такой стрелок, кто захочет с ним связываться?
– Да, боятся его сильно.
– Имея сто семьдесят тысяч, работает ковбоем на контракте?
– Да, контракт подлинный, оформлен по всем правилам.
– А что, отличная крыша.
– А формулировка… закачаешься. «Ковбой и другие хозяйственные работы».
– Например, отстрел конкурентов и должников.
– Значит, Бредли одного Трейси мало, и он готовит ему заместителей.
– Ты про пастухов?
– А кто ещё? Остальные работники, посмотри список. Трое мужчин и три женщины, две пары и двое одиночек. Но все – не бойцы.
– Да, несомненно.
– Имение вообще для отвода глаз, но какая-то работа там должна вестись. И вот шесть человек там копошатся, прикрывают другие дела. А пастухи, думаю, уже для серьёзных дел готовятся.
– Хорошо. Давайте по ним пройдёмся.
– Ну, здесь тёмный лес.
– Так, что у нас есть? Индеец, раб…
– Да, номер есть, клейм нет.
– Значит, не из резервации.
– Связи с племенем, похоже, утратил.
– Да какие к чёрту связи, когда он – спальник!
– Ну, ты, Костя, хватил. Чтобы такое утверждать…
– Я был у Аристова. У него их несколько десятков…
– Это столько выжило?!
– Нет, подождите, я расскажу…
– Верим-верим, что ты там всё вынюхал, но пощади нервы Шурочки.
– Тише, интересно же.
– А что это нам даёт?
– Нет, дайте Косте сказать…
…Старцев ощутил, что ритм движения изменился, и открыл глаза. А, уже переезд. В ушах стоит гул голосов. Никогда так не уставал. А ведь тоже… интереснейшее социально-психологическое явление эта команда. Их тоже бы исследовать…
…Новиков говорил долго и горячо. Рассказывал, как горят спальники, как лежат неподвижно в депрессии, ко всему равнодушные и безучастные, даже едят только по приказу.
– Они инфантильны, пожалуй, даже больше остальных рабов, ласковы, привязчивы, очень чистоплотны, старательны.
– Одни достоинства, – иронически хмыкнула Шурочка.
– Но сексуальных потребностей у них нет. Напрочь. Импотент хочет, но не может, а они и не хотят.
– Ладно, Костя, это всё интересно, – Гольцев с видимым отвращением отхлебнул остывшего чая. – Холодный чай – это… Ладно, Шурочка, не буду. Так вот, повторяю. Допустим, индеец – спальник. Какие у нас доказательства? Спиноза?
– Красив, чистоплотен, старателен, физически очень силён, – перечислил Спиноза.
– Интересно, – давал себе слово молчать, пока не спросят, но не выдержал. – Кого из присутствующих нельзя по этим критериям отнести к той же категории?
– Меня, – сразу ответил Спиноза. – Я некрасивый, несильный и нестарательный.
Шутка разрядила возникшую неловкость.
– Извините.
– Нет, – Гольцев внимательно смотрел на него. – Нет, Гена, ты прав, это не доказательства, а так… фуфло, шелуха. Но дело не в этом. Я начал с допущения. Допустим, что так, но что это нам даёт? – и перевёл взгляд на Новикова. – Какой вывод, Костя?
– Полная и безоговорочная преданность, – быстро ответил Новиков.
– Кому? – Гольцев пристально, даже прицельно смотрел на собеседников. – Трейси? Бредли? Мальцу? Я понимаю твою мысль, Костя. Я тоже был у Аристова. И с парнями даже пообщался.
– На массаже?
– Нет, в тренажёрном зале. Пришёл в их время. Они сначала перепугались до потери пульса, но убедились, что меня только тренажёры интересуют, и успокоились. А там слово за слово… и разговорились. Да, тому, кто помог им гореть и вылезти из депрессии, преданы они… но, кстати, это нормально и свойственно любому нормальному человеку. Благодарность за спасение. Так кто из троих фигурантов помог индейцу? Чьё слово для него теперь выше любого закона?
– Трейси, – по-прежнему быстро ответил Новиков. – А теперь я знаю, Саша, что ты хочешь сказать. Доказательств, верно, прямых нет, а косвенных…
– Только одно, – Гольцев закурил. – Убийство Ротбуса. И то… Участие индейца недоказуемо.
– Не доказано? – задумчиво и как бы вопросом поправил его Золотарёв.
– Можно и так, – пожал плечами Гольцев.
– Я думаю, Костя прав, – Спиноза поправил очки и невесело улыбнулся. – Меня индеец чуть не прирезал за Трейси. А приказа ему тот не давал, это уж точно. Не такой Трейси дурак, чтобы связываться с комендатурой. Это индеец инициативу проявлял. И если принять Костину версию, то индеец сделан. Его от Трейси не оторвать.
– Опоздали! – стукнул по столу кулаком Золотарёв. – Надо было сразу…
– Посуда ни при чём, – строго сказала Шурочка. – И сразу – это когда? Скорей всего эта встреча произошла зимой.
– Да, видимо, – кивнул Новиков. – Тогда ничего сделать уже нельзя.
– Есть ещё такая штука, – Гольцев раздавил в блюдце окурок. – Рабская клятва. Когда раб сам, подчёркиваю, сам покоряется, признаёт господство над собой. И освобождает от такой клятвы только смерть. Раба. Весьма унизительный ритуал, но… он существует и действует.
– А эта информация откуда?
– Оттуда же, Коля. Чай пили у костра, и индеец меня немного просветил.
– Думаешь, он дал клятву? Трейси?
– Не знаю, ребята. Честно. Трейси был не очень доволен тем, что парень стал рассказывать об обычаях рабства. Но это понятно. Они все здесь этой грязью помазаны. Ладно,
