Красное самоубийство - Владимир Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чем писали и говорили
В 1998 году А. Н. Яковлев дал газете «Известия» интервью, опубликованное под таким названием: «Российских фашистов породил КГБ». В нем Яковлев рассказал о том, что еще в конце 50-х годов в СССР начали появляться фашистские группы. Он вспоминает, что в ЦК партии поступали такие сигналы, «они приходили от разных организаций, но меньше всего от КГБ». Оказывается, предшественником нашего, российского, фашизма стала печально известная организация «Память», куда КГБ, как рассказывает Яковлев, внедрил своего человека – фотографа Д. Васильева с его несколькими коллегами. Они направили деятельность «Памяти» как бы в русло борьбы с сионизмом. А затем, утверждает Яковлев, «от “Памяти” стали отпочковываться еще более экстремистские нацистские организации. Таким образом КГБ организационно породил фашизм… Опасность фашизма в России реальна еще и потому, что с 1917 года мы привыкли жить в уголовном мире с уголовным государством во главе. Привычка притупляет бдительность. Уголовщина, освященная идеологией, – эта формулировка подходит как коммунистам, так и фашистам».
Вот в чем суть! В красно-коричневой опасности, нависшей над Россией. «Идет ползучая реставрация, – продолжает Яковлев. – Красно-коричневые уже составляют списки, и я видел эти списки, кого и в каком порядке будут судить».
...«Нет сегодня второго такого государства в мире, где было бы столько нацистских и неофашистских партий, сколько их нынче в России. Причем действуют они совершенно легально, зачастую при полном благорасположении властей. Им, русским нацистам, вольготно на Руси. До последнего времени им нигде не противодействовали. Прокуратура и милиция лояльны… Несмотря на то, что по настоянию президента закон о противостоянии экстремизму все-таки принят. Вот потому-то нацизм в России – больше, чем нацизм. Потому что здесь ему лучше, чем где-либо еще…
В сегодняшней России – не менее полусотни организаций и партий, исповедующих и проповедующих откровенно людоедские взгляды. Сами себя их лидеры – за малым исключением – нацистами не называют, предпочитают уклончивое: “национал-патриоты”. На заре перемен, затеянных Горбачевым, такое жонглирование формулировками нас поначалу обманывало. Но лишь до тех пор, пока за дело не взялись идеологи и пропагандисты».
Газета «Московский комсомолец», 2003 г.
В 2004 году газета «Известия» сообщает:
...«В 85 городах страны действуют фашистские организации… По информации, обнародованной социологом А. Тарасовым, осенью прошлого года началось резкое увеличение числа убийств, совершенных скинхедами по всей стране. Этот рост продолжается и по сей день… Доклад А. Тарасова из Московского бюро по правам человека “Нацскины в современной России” – это история движения в нашей стране, свидетельства о погромах и убийствах и данные о том, что, как правило, милиция квалифицирует деятельность скинхедов не как разжигание национальной ненависти и организацию массовых беспорядков, а как хулиганство.
По данным А. Тарасова, в 1992 году в Москве было около десятка скинхедов. Сейчас их в Москве и Московской области, по разным подсчетам, от пяти до пяти с половиной тысяч. В Петербурге – до трех тысяч.
Осенью прошлого года произошло резкое увеличение числа убийств, совершенных скинхедами по всей стране. И резкий рост числа судебных процессов. Но это никак не повлияло на деятельность скинхедов.
– После того как в регионах начались процессы над скинхедами, они начали совершать демонстративные нападения, – говорит Тарасов. – Кстати, все суды – по поводу убийств. То есть надо было произойти убийству, чтобы власти стали обращать на них внимание…
За последние месяцы случаи задержания и арестов скинхедов участились. Однако Тарасов утверждает, что власти обращали на скинов внимание и раньше, но по-другому. Каким-то образом используя их для своих нужд. Материал, который он обнародует, сенсационный и пугающий: “Накопилось определенное количество данных о том, что нацскины поощряются, организуются и используются в своих интересах правящими кругами России”»
Опыт советизации
Союз Сталина с Гитлером принес нам новые земли в Восточной Европе с населением 23 миллиона человек. Впервые перед «вождем мирового пролетариата» появилась возможность начать давно задуманную советизацию новых территорий. Началась она с Польши. Разумеется, с массового террора. Многострадальная страна стала полигоном для Гитлера и Сталина, разорвавших ее пополам и как бы соревновавшихся друг с другом в злодеяниях на польской земле. Достаточно вспомнить, что по приказу Сталина были тайно расстреляны тысячи польских офицеров, попавших к нам в плен.
О первом опыте советизации в нескольких восточноевропейских странах в канун Великой Отечественной войны сохранилось мало источников. Во-первых, срок этого эксперимента оказался невелик, немецкие войска быстро заняли эти страны. Во-вторых, нам были невыгодны свидетельства о том периоде, мы их всячески скрывали или фальсифицировали. Так, в массовых казнях польских офицеров мы были вынуждены признаться только спустя полвека, когда нас весь мир прижал к стенке неопровержимыми доказательствами.
Но есть одна, можно смело сказать, эпохальная книга, в первых главах которой подробно освещаются события в захваченной нами по сговору с Гитлером Бессарабии. Несколько слов об ее совершенно уникальной истории.
Из многих литературных открытий, подаренных нам перестройкой, самым выдающимся, на мой взгляд, ни с чем не сравнимым, стали воспоминания Евфросинии Керсновской «Сколько стоит человек». Не могу не гордиться тем, что по воле случая стал одним из первых читателей Евфросинии Антоновны и смог поспособствовать появлению в «Огоньке» ее первой печатной публикации. Ее мемуары – воистину невиданный труд: 1500 страниц и 700 авторских цветных рисунков к ним. Это не просто талантливо написанные воспоминания, нет, это нечто неизмеримо большее! Аналогов ему, пожалуй, не подобрать. Конкретный, предельно заземленный материал, не претендующий на обобщения, с каждой страницей, с каждым рисунком перерастает в литературное явление необычайной силы.
После публикации в «Огоньке» (более шестидесяти ее рисунков с ее же текстами) в журнале «Знамя» была напечатана примерно треть всей рукописи. Обе публикации вызвали небывалый поток читательских писем, многие их авторы, бывшие узники ГУЛАГа (о нем – пять из шести частей книги), отмечают не только мастерство автора как литератора, но и потрясающую точность, правдивость ее мемуаров. В письмах предлагается выдвинуть их на Нобелевскую премию, на что, несомненно, имелись бы основания, но, увы, посмертно эту премию не дают.
В 1991 году в Москве был издан альбом с рисунками Керсновской и ее подписями к ним. В 2000 году наконец вышли ее воспоминания, но без этих иллюстраций. Несомненно, эта работа будет все же издана целиком, то есть текст с рисунками вместе. В таком виде мемуары Керсновской и станут одним из главных памятников советской эпохи, станут книгой века, потому что в ней говорится не только об оккупации нами Бессарабии, не только о ГУЛАГе, но и о том времени. Остается ждать и надеяться, ведь у нас прочно сложилась традиция делать книги такого масштаба достоянием широких масс только много лет спустя после смерти их авторов, можно вспомнить хотя бы Булгакова и Платонова…
В 1940 году Керсновской было 32 года. Она жила тем, что трудилась на земле на себя и на мать, любила свое дело и работала за пару мужиков. За несколько лет до этого она окончила гимназию, и отец хотел, чтобы она училась дальше, а находившееся в упадке их небольшое хозяйство хотел продать. Но Евфросиния очень прикипела к сельской жизни. В 1939 году отец умер, и она стала хозяйничать самостоятельно. Она вспоминает:
...«И вдруг по радио: “Советский Союз заявил о своих притязаниях на территорию Бессарабии…” Теперь даже трудно себе представить, что сердце, которое, как мы знаем, должно быть “вещуном”, ничего не возвестило. Как будто еще совсем недавно в Прибалтийских республиках не произошла катастрофа (мы их оккупировали – В. Н. ) и как будто мы не могли догадаться, во что это выльется?!»
В разгар лета 1940 года перед босоногой Евфросинией, ловко орудовавшей вилами, появились наши кавалеристы, обратились к ней:
«– А скажи-ка, где у вас здесь барин?
– Барин – это я!
… Душой я тянулась навстречу этим людям: ведь это были свои, русские. Вернувшись в дом, мама сказала:
– Ты обратила внимание, как он произнес “мамаша”? Мне он стал сразу близок, как сын…