Мурка - Валерий Александрович Гуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне же новое тело все больше нравилось, и даже было забавно думать, что я получил в свое распоряжение материал, этакий пластилин, из которого буду лепить, как мне вздумается. Тело было здоровое (если не считать досадной раны и худобы от плохого питания) и довольно крепкое, немного физику подтянуть – и от девок не будет отбоя, благо мордашка у меня теперь дюже симпатичная. Этим я и начал заниматься примерно со второй недели пребывания в госпитале. Незаметно для сестрички делал повторения на трицепсы, опираясь об основание кровати, приседал, почти не отходя от койки. И вот тут впервые столкнулся с нехваткой калорий, тело охотно поддавалось тренировкам и требовало все большую и большую энергетическую подпитку. А жрать по-прежнему было нечего…
Ну а мне самому было бы неплохо подтянуть некоторые знания, чтобы не угодить впросак. Нафаня особо не заморачивался с учебой, все больше на улице пропадал, и в части всякого рода дисциплин у паренька имелись километровые пробелы. Потому в один из дней я попросил сестричку, притащить себе книги – любые, какие она найдет. И уже следующим утром с удивлением обнаружил на тумбе у койки увесистый томик географии Российской Империи (новой географии советского государства попросту еще не существовало).
- Мой папа когда-то работал учителем в гимназии, – объяснила сестричка. – Других книг у меня нет, но, может, эта пригодится? Картинки порассматриваешь, всяко лучше, чем глядеть в потолок.
Картинками она называла карты, которые мне и были нужны, чтобы выяснить современные географические названия. Пришлось некоторое время привыкнуть ко всем этим «Ъ» в словах, о которые ломался язык, но дело шло. К примеру, я запомнил, что современное название Краснодара – Екатеринодар, а Ростов-на-Дону и Нахичевань – это две разных административных единицы.
В один из дней я валялся на койке, по десятому кругу рассматривая карты из учебника географии, когда в палату влетела медсестра. Обычно она заходила практически бесшумно, а тут неведомо откуда ей придалось ускорение.
- Быстро поднимайся, в порядок себя приведи, – выросла она передо мной, как из-под земли.
«Ты чего такая взбудораженная?» – хотел спросить я, но сестричка, не дожидаясь, пока я сам начну вставать, ухватила меня и начала поднимать. Силищи у нее было хоть отбавляй, привычная – а ну-ка попробуй по десять раз на день усадить на утку таких здоровых мужиков, как мой сосед Павлик.
- Волосы пригладь, – строго сказала она, критично осмотрев и, опять же, не дожидаясь, пока я сам примусь за дело, поправила мне топорщащийся чуб.
- Может, расскажешь, к какому параду мы готовимся? – наконец, спросил я, не понимая, отчего суетится сестра.
- Ты не знаешь разве? – она вытаращила глаза. – Ах да, конечно, он же без предупреждения пришел…
- Кто – он?
- Шишка какая-то из советской власти!
Я не уточнил вслух, идет ли речь о том самом толстожопом товарище, которого я накануне спас, но вовремя придержал язык.
- Смотри, лишнего ничего не сболтни, особенно о том, что вы с Васильком тут у меня в карты играли, – сквозь зубы зашипела медсестра, наконец, справившись с моими непослушными волосами.
- Вообще не вопрос, буду паинькой, – я пожал плечами и улыбнулся. - Если поцелуешь.
- Да иди ты! Смотри мне, Гришка, я ведь вижу, какой ты баламут, – отчитывала меня сестра,- не болтай там лишнего.
Я послушно кивал. Эх, знала бы ты, дорогуша, что ты мне годишься в дочери, и там, где ты жизни училась, я преподавал.
- Ничего не спрашивай и вопросов не задавай, – кудахтала она. – Только кивай.
- А если сам чего спросит? Может, это проверка какая?
Я эту милую женщину немного разыгрывал, но она всё принимала за чистую монету и ответила мне советом:
- Если сам, то отвечай односложно: да, нет… если спросит! Ой, мамочки…
- Чего ты его так боишься-то, или он страшный как Бармалей? – я улыбнулся.
- Страшный не страшный, а кабы ты ничего лишнего не сболтнул. Сам знаешь, что у нас как не неделя, так новая власть. Вон был царь да сплыл. Потом верховодили белые, а теперь вот красные, а следующий кто? Анархисты? – сестричка отмахнулась. – Мне ведь эту революцию, будь она неладна, как-то пережить надо, детей кормить…
«Лишнего тут ты говоришь, товарищ медсестра, а мне еще рот закрываешь», - подумал я, но только шире улыбнулся и поспешил заверить хлопотливую женщину, что ей не о чем беспокоиться.
– Не дрейфь – прорвемся, я и не таких начальников видал.
Сестричка выпучила глаза, видимо, захотела спросить о каких таких нчальниках я веду речь, но не успела. В лазарет зашли двое мужчин. Первый – в строгом пиджаке серого цвета. В шляпе, как у Урфина Джуса из Волшебника Изумрудного города. Не знай я, что передо мной представитель советской власти, так принял бы его за мясника, больно широкие плечи у него были, да и ладони размером со спелую дыньку. Впрочем, будучи в курсе перипетий Советов, я бы ничуть не удивился, если б узнал, мужчина некогда валил скот. Вторым гостем была уже знакомая мне рожа – тот самый мент, который категорично послал меня подальше, услышав желание служить. В отличие от «Урфина Джуса», мент быстро нашел меня глазами, а я не отвел взгляд, чем малость смутил своего визави. Какая неожиданная встреча, однако, я даже невольно закашлялся в кулак. А вообще интересно, какого хрена им от меня нужно?
«Урфина Джуса» сопровождали другие сотрудники лазарета, словно деревянные солдаты, которые вились вокруг него, как пчелы вокруг улья.
- Не хотите ли чайку выпить, Виктор Аркадьевич?
- Некогда, женщины, революция не ждет! – мигом отрезал товарищ.
Манерой и прытью он мне напоминал типичного коммуниста, верящего в революцию больше, чем во что бы то ни было. Менту, хотя они и были вместе, уделялось гораздо меньшее внимание. И про чай у него никто спрашивать не стал. Но он тащил с собой какую-то авоську, следуя чуть сзади ярого революционера.
Вся эта делегация проследовала к моей койке и остановилась.
- Товарищ Нафанин? – Виктор Аркадьевич внимательно посмотрел мне в глаза.
Глава 10
Он самый, - кивнул я.
- Белов Виктор Аркадьевич, – отрекомендовался тот, – я прибыл по поручению заместителя председателя ростово-нахичеванского комитета товарища Новикова Пал Борисыча.
- Я слушаю, - мои глаза невольно полезли на лоб.