Путь славы и скорби - Алексей Жидков

Джон подошел ближе и увидел, как профессор подносит тоненькие, толщиной с волос, стержни виктория к органам пациента и тот начинает заполнять их поврежденные части собой. Сначала было ничего не понятно, но потом Джон увидел закономерность и почувствовал викторий – как тот стремится самостоятельно встать в нужные места головоломки. Он делал это с филигранной точностью, но очень медленно.

– Почему так медленно? – спросил Джон профессора.

– В смысле? – не понял тот.

– Ну, викторий – он очень медленно замещает повреждения. Как будто… как будто его заморозили…

– Интересное замечание, – Лоббитс даже оторвался от процесса. – Возможно потому, что мы работаем с замороженными телами и их реакция существенно приторможена. В любом случае – это сейчас не так важно. Потом разберемся.

– А если нагреть? – не унимался Джон.

– Чего нагреть? – Лоббитса начинали раздражать глупые вопросы.

– Викторий, – ничего не замечая ответил Джон.

– Ну как я его тебе нагрею??? Это же викторий???!!!

– Я могу, – невозмутимо ответил Джон. – Поднесите, – и взяв руку профессора он направил ее в рану.

Тот лишь фыркнул и снова приступил к своей кропотливой работе, но вдруг… викторий начал не медленно-медленно ползти, а за одну секунду весь растаял и занял нужное место.

Профессор выпучил глаза от изумления.

– Вот видите, – довольно выпалил Джон. – Так-то оно быстрее, давайте следующий стержень.

Профессор быстро взял следующую дозу виктория и поднес к другому органу. И снова весь викторий расплавился и вживился в человека почти мгновенно.

– Давайте следующий, – в нетерпении требовал Джон.

– Все, – удивленно заметил Лоббитс. – Мы восстановили все повреждения. Осталось наложить швы и запустить сердце с мозгом.

– Так давайте, что-же мы медлим.

Профессор очень быстро и умело наложил швы. Набрал шприц специального раствора, запускающего сердце с мозгом, и впрыснул раствор в сонную артерию.

– Ну все, – сказал он Джону. – Осталось разогнать раствор электрическим разрядом, и пациент должен ожить. Пробуем? – сильно волнуясь спросил он.

– Пробуем! – решительно ответил Джон и подал Лоббитсу дефибриллятор.

Профессор взял устройство и всадил разряд в сердце пациенту… и ничего… пульс не появился. После первого последовал второй разряд… сердце снова не начало биться. Профессор посмотрел на Джона и всадил третий разряд в пациента… и вдруг… раздался писк прибора, имитирующий сердцебиение… за ним еще один… и еще… сердце начало биться.

– Работает!!! – закричал Лоббитс. – Сердце запустилось, сейчас должен активироваться мозг…

И только он это сказал, как мужчина открыл глаза.

Джон с профессором с удивлением уставились на ожившего пациента, а он с еще большим удивлением смотрел на них.

– Что?… что происходит?… – заговорил он. – Где я?…

И вдруг, его глаза закатились и тело начало трястись. Джон с профессором бросились его удерживать, но тело трясло так сильно, что пациент упал со стола и начал трястись на полу. Из его рта пошла пена, глаза иногда открывались и в них просматривался осмысленный, полный муки взгляд, но потом они снова закатывались.

– Что происходит, профессор?!! Что с ним?!! – кричал Джон, пытаясь остановить конвульсии. – Сделаете что-нибудь…

Но профессор молча стоял в сторонке, грустно наблюдая за происходящим.

Джону все же удалось успокоить пациента. Конвульсии прекратилась, но он на всякий случай сел сверху мужчины, пытаясь удержать его руки и ноги. А как только пациент затих окончательно, профессор подошел к нему и пощупал пульс.

– Он умер, сынок, – грустно сказал он и потрепал Джона по плечу. – Его организм не принял викторий. Слезай, помоги мне его уложить на стол и извлечь материал – он нам еще пригодится.

Но Джон не реагировал. Он молча сидел на трупе и смотрел на открытые, пустые глаза мертвого человека.

– Мы убили его, – прошептал он себе под нос. – Вы видели, он был жив, а потом… потом… умер…

– Так и есть, – ласково ответил Лоббитс. – И так, скорее всего, и будет с большинством оставшихся. Мы знали это, я же тебя предупреждал…

Джон продолжал сидеть и смотреть в мертвые глаза человека, которого он пытался спасти и не смог.

– Сынок, если ты устал и тебе тяжело, то давай я продолжу один. Только помоги мне уложить его на стол и иди отдыхай. Я справлюсь…

– Нет! – решительно ответил Джон.

Поднеся руку ко шву мужчины, он дернул ей пару раз и прямо из живота, разрывая кожу и плоть к нему вырвались кусочки использованного виктория.

– Вот материал, – сказал он, и кусочки, превратившись обратно в тонкие стержни, упали к остальному викторию. – Не надо тратить время на его извлечение. И без меня вы не справитесь. Сильно медленно. Я нужен!.. Готовьте следующего, я пока уберу этого.

Встав с тела и взвалив его на себя, Джон понес его в импровизированный морг, предусмотрительно созданный профессором.

Лоббитс, конечно, хотел, чтобы Джон стал сильнее и перестал беспокоиться по пустякам. Но этот решительный настрой, внезапно появившийся в глазах его помощника, почему-то вызывал больше беспокойства, чем радости.

На втором умершем пациенте Джон заплакал. На третьем зарыдал. Четвертая была девушка лет двадцати пяти, и когда она тоже умерла, молоденький, наивный парнишка сломался. Чтобы жить дальше Джону пришлось превратиться… вернее преобразовать себя изнутри. Точно также, как меняет себя снаружи, он попытался изменить себя изнутри. Слезы закончились, а после них закончилась и жалость. На сотом пациенте смертельно раненые люди стали материалом.

Профессор выставил алгоритм поочередного размораживания камер, и они с Джоном работали, как конвейер – обрабатывая в сутки по двадцать, а иногда и по тридцать тел.

После трех сотен неудавшихся попыток и нескольких дней изнурительной работы в душе не оставалось ничего: ни жалости, ни сомнений, ни надежды. Весь материал требовалось переработать – только эта цель и сидела в голове.

– Я уже сбился, какой это? – устало спросил Джон, заставляя викторий заполнить нужные места в поврежденных органах немолодого мужчины, лет пятидесяти с темными вьющимися короткими волосами и арабскими чертами лица.

– Я тебе уже говорил – триста сорок седьмой, – так же устало и отрешенно ответил Лоббитс.

– Аааа… Точно… я и забыл. А сколько еще на сегодня осталось?

– Этот последний… ух, давай быстрее, я уже засыпаю и с ног валюсь.

– Я все, он готов. Зашивайте и оживляйте… вернее… – договаривать Джон не стал, хотя другого стечения событий он уже и не ожидал.

Лоббитс быстро наложил швы, ввел раствор и всадил разряд дефибриллятора в сердце пациенту. Пульс не появился. После первого последовал второй разряд… сердце снова не начало биться. После третьего разряда раздался тихий, едва слышный писк прибора, имитирующий сердцебиение… потом очень большая пауза и снова писк, правда, еще тише предыдущего.

– Ну все, у этого даже сердце не бьется, – с нетерпением озвучил свои мысли Джон. – Давайте заканчивать, я извлекаю викторий…

С этими словами он поднес руку к зашитой ране, но Лоббитс тут же резко схватил и отдернул ее.

– Подожди, давай посмотрим, – сказал он. – Сердце очень слабо, но работает. А аллергической реакции все еще нет. Смотри…

И вправду, интервалы между сердцебиениями начали сокращаться, писк прибора становился громче. Джон отошел назад на один шаг, осознав, что чуть не убил еще живого пациента.

– Сердце бьется стабильно, – констатировал профессор. – Аллергической реакции все еще нет.

И тут пациент открыл глаза.

Он был очень слаб и лишь слегка приоткрыл веки, почти сразу их закрыв, но он пришел в себя и при этом продолжал жить.

Джон ошарашено стоял и лишь переводил взгляд с профессора на пациента, а потом обратно, не решаясь даже высказать вслух свои надежды.

– Давай капельницы и фильтры, срочно, – вывел его из забытья Лоббитс. – Надо снимать интоксикацию, быстро, а то его потеряем.

Джон кинулся исполнять указания… а потом следующие… и следующие. Всю ночь они с профессором боролись за жизнь пациента, которого, судя по документам, звали Мустафа. И к утру следующего дня он все еще был жив. А вот те, кто за ним ухаживал уже умирали от усталости.

Сделав все, что могли, они разместили Мустафу в операционной, чтоб он всегда оставался под присмотром и отправились спать. А проспав всего два часа снова запустили свой конвейер.

Весь день они провозились с очередной партией пациентов, одновременно наблюдая за, изредка приходящим в себя, Мустафой. Последним на сегодня оказался очень крупный, высокий и атлетически сложенный мужчина с лысиной на голове. Но и его постигла общая участь – ненадолго придя в себя и открыв глаза, он впал в припадок и спустя несколько секунд умер.

– Профессор, – грустно спросил Джон. – А вы когда-нибудь думали кто эти люди? Чем они занимались? Как и когда получили ранения?