Через вселенную - Бет Рэвис

Приходится минуту подумать, чтобы разобраться, как работает душ. Ручек нет, везде одни кнопки, из квадратных отверстий в стенах кабины вырывается больше пара, чем воды. На крошечной полочке наверху лежат два куска мыла. Ни шампуня, ни кондиционера нигде нет, но мыло хорошо пенится на волосах.

Я нажимаю все кнопки подряд в попытке выяснить, как сделать так, чтобы пошла нормальная вода — паром мыло из волос не вымывается. Наконец натыкаюсь на нужную, и из закрытого сеткой отверстия возле моего лица брызгает струя холодной воды. Отплевываясь, на какое-то мгновение я вспоминаю, как Эд с Хасаном заливали в мой криоконтейнер раствор, когда замораживали меня. Приходится убеждать себя, что я не тону, что эту жидкость мне вдыхать не нужно. Меня больше не заморозят. Все случилось столетия назад, но воспоминания еще свежи. Колени дрожат. Прислонившись к стене, я несколько минут глубоко дышу и только после этого снова могу стоять сама.

Выйдя из душа, я, в полотенце, с мокрыми волосами, останавливаюсь посреди комнаты. Очень тихо и одиноко. Мне вспоминается мальчик, что был здесь, когда я проснулась — Старший — странно, но мне его не хватает. Без него я чувствую себя в этой комнате совсем чужой.

Плотнее запахиваю полотенце. Кроме облупившегося зеленого плюща, здесь нет ничего, что напоминало бы о человеке. Ни книг, ни телевизора. Есть стол, а на нем — пластиковая пленка размером со сложенную газету. Когда в старших классах я помогала делать школьный ежегодник, мне пришлось однажды фотографировать школьный театральный кружок. Каждый на фотографии держал в руках очень тонкий кусок пластмассы, который нужно было приделывать к софитам, чтобы получалось освещение разного цвета. Они их называли светофильтрами. Пленка на столе очень похожа на одну из таких штуковин, только она прозрачная, и от прикосновения на ней загорается экран с просьбой произвести идентификацию. Это что, компьютер?

На противоположной стене есть полка, а справа от нее — дверь. Рядом с дверью, там, где обычно бывает выключатель, утоплена в стену маленькая металлическая пластина с сенсорной панелью. Нажимаю на нее пальцем. Ничего не происходит, но панель поворачивается на месте.

— Личность не идентифицирована, — раздается в комнате звенящий женский голос. — Голосовая команда.

— Эээ… — изрекаю я.

— Команда не идентифицирована, — сообщает компьютер. — Образцы команд: свет, дверь.

— Выключить свет? — пробую я.

Свет в комнате гаснет.

Еще раз провожу пальцем по панели.

— Личность не идентифицирована. Голосовая команда.

— Включить свет, — командую я, и свет загорается снова.

Рядом с панелью, которая управляет лампами, в стену встроены два металлических прямоугольника: один — примерно размером со стикер другой по форме и размеру больше похож на конверт. Подойдя ближе, я замечаю под каждым по небольшой кнопке. Нажимаю ту, что под меньшим прямоугольником, и на его месте открывается углубление, в которое можно засунуть, наверное, только два пальца. Там пусто. Я нажимаю кнопку под вторым прямоугольником — ничего не открывается. Надавливаю сильнее. По пустой комнате прокатывается короткое «бип!» Паузы хватает ровно на то, чтобы начать паниковать — вдруг я сделала какую-нибудь глупость? Может, включила тревогу? И тут пластина отъезжает в сторону.

За ней — еще одно углубление, такое же, как первое, но побольше. И в нем не пусто. Внутри лежит пышная, дымящаяся булка, из которой с краю немного вытекает начинка. Напоминает ролл, но ни один ролл на свете никогда еще не пах так вкусно. Протягиваю руку — у меня уже слюнки текут. Дно углубления покрыто салфеткой. Тесто теплое, и я просто не могу сдержаться — сначала кусаю раза три-четыре и только потом начинаю чувствовать вкус.

Но, почувствовав, уже не могу проглотить. Начинка — мясо, соус и какие-то овощи. Зеленые шарики, похожие на горох, чересчур велики для гороха и жуются с трудом. А то, что я поначалу приняла за кусочки картошки, на самом деле никакая не картошка. Скорее что-то вроде тофу, но жестче, а соус оставляет на языке не только ощущение резины, но и такой же приятный вкус. Специй в этом ролле почти нет — может, соль и еще что-то сладковатое, вроде корицы, но никакого перца, ничего острого.

И мясо… такого мяса я никогда не пробовала. Оно красное, но жира на нем нет ни капли. Каждый кусок — идеально ровный кубик, и мне вдруг приходит в голову вопрос: это потому, что его нарезал очень хороший повар, или потому, что это не мясо вовсе? Перед моим мысленным взором проносятся формочки для льда, заполненные вместо воды красной мясистой жижей, и, подавившись, я выбрасываю остатки булки в небольшой контейнер у двери, по-видимому, мусорную корзину. В то же мгновение дно корзины раскрывается, и пирог вместе с салфеткой затягивает в длинный темный туннель.

В воздухе остается лишь пар из углубления в стене, да запах пресного соуса, до странности знакомый, но в то же время совершенно чужой.

Качаю головой. Техника здесь куда совершеннее, чем на Земле, Еще одно доказательство того, что мне здесь не место.

Если бы только мне было с кем поделиться всеми этими открытиями. Взгляд сам притягивается к стулу, и я почти вижу, что там сидит Старший. Старший, у которого такие добрые глаза. Кажется, он единственный на этом корабле не мечтает, чтобы я оказалась за бортом.

Думаю о родителях. Они тоже на этом корабле, но нас все равно разделяет полвека.

Зажмурившись, приказываю себе больше не думать.

И тут же вспоминаю о том, что меня отключили и что их тоже могут отключить.

Меня трясет, но я уверяю себя, что это просто в комнате холодно. У дальней стены стоит шкаф, а рядом висит большой металлический щит, которым, наверное, закрыто окно — по краям из-за него пробивается свет. Одежда в шкафу пахнет пылью, но если отряхнуть, она кажется чистой и не поношенной. Лифчиков мне найти не удается, но один из ящиков доверху забит хлопчатобумажными трусиками. Немного противно надевать трусы, не зная, откуда они взялись, носил ли их кто-то раньше, но выглядят они новыми. Бросив полотенце на пол, натягиваю тунику цвета загара и темные штаны. И то, и другое украшено по кромке узором из мелких желтых цветов. Полотенце бросаю в корзину рядом со шкафом, крышка тут же закрывается, и из-под нее вырывается струйка пара. Крышка поднимается снова — полотенце внутри сухое и чистое.

Я слишком многого не знаю об этом корабле. Вот этим я для начала и займусь: найду других людей, побольше разузнаю о «Годспиде» и придумаю, как защитить маму с папой от того, кто меня отключил. Да, они нужны мне сейчас больше всего на свете, но я не хочу, чтобы они просыпались в холоде и одиночестве, захлебываясь, под стеклянной крышкой.