Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцог удержал перекресток против силы, большую часть дня намного превосходящей, а с наступлением ночи этот перекресток совсем потерял важность для союзников, поскольку Нивельская дорога теперь вела не к союзникам-пруссакам, а к победоносной армии Наполеона. Веллингтон еще не знал, что случилось в Линьи, но поздним вечером в пятницу получил путаное донесение о том, что пруссаки потерпели поражение. Он отправил в Линьи адъютанта с приказом узнать, что же там произошло. Тот вернулся и доложил все, что смог разглядеть в неверном свете французских бивачных костров и огней конных караулов. Стало ясно: Наполеон выпроводил пруссаков, но где, куда и в каком состоянии – Веллингтон пока не знал.
В любом случае, будь поражение полным или небольшим, не оставалось сомнений в том, что теперь будет делать император. Он использует Нивельскую дорогу, чтобы ударить во фланг герцогу. Задачи кампании выполнялись согласно императорскому плану. В конце концов, в новой коалиции против Франции главным плательщиком оказалась Британия. Выбить ее из войны – и коалиция конечно же развалится.
Все, что требовалось Наполеону, – с рассветом выйти на марш.
5. «Ага, наконец я добрался до вас, англичане!»
Суббота, 17 июня. После облачной ночи рассвет оказался не по сезону холодным. Веллингтону удалось три часа поспать в деревне Женап, чуть к северу от Катр-Бра, но в начале четвертого часа утра он уже снова был на перекрестке. «Девяносто второй, – сказал он нескольким хайлендерам, стоявшим лагерем, – я был бы вам признателен за огонек». Солдаты с готовностью развели для него костер, у которого герцог предавался размышлениям в ожидании новых докладов о судьбе прусских союзников. Он облачен был в белые лосины, полуботинки, темно-синий редингот с отворотами, белый шейный платок и свою обычную шляпу с кокардой. В бой герцог всегда одевался просто. Многие офицеры предпочитали надеть парадный мундир, хотя никто не превзошел в этом адмирала Горацио Нельсона, которого на палубе Victory легко было отличить невооруженным глазом – по золотым галунам и драгоценным украшениям. Веллингтон же неизменно носил простой мундир. Его люди знали, кто он такой, никакой мишуры не требовалось.
Тем утром солнце взошло около половины четвертого. Вскоре после восхода герцог мог заметить безутешную женщину с тремя маленькими детьми, бродившую меж солдатских костров. Она определенно привлекала внимание, поскольку Марта Дикон находилась на девятом месяце беременности. Она приехала в Катр-Бра со своими детьми накануне, скорее всего, в обозной телеге. Ее муж, Томас Дикон, служил прапорщиком 73-го, еще одного шотландского батальона. Теперь она его потеряла. Она лишь знала, что прошлым вечером во время финальной атаки он получил ранение. Он шел рядом с сержантом Томасом Моррисом, когда мушкетная пуля сразила человека, бывшего от Морриса с другой стороны. Пуля ударила человеку в лоб и убила на месте. «Кто это?» – спросил Дикон. «Сэм Шортли, – ответил Моррис и взглянул на офицера. – Вы ранены, сэр».
«Боже правый, в самом деле», – ответил Дикон. Одна рука его оказалась перебита мушкетной пулей. Он выронил шпагу и направился в тыл, чтобы найти Марту и детей, которых оставил с обозной охраной, искал их до темноты и никак не мог найти. На заре его, ослабевшего от потери крови, подобрала у обочины дороги одна из повозок, увозившая раненых обратно в Брюссель.
Марта, в одном лишь черном шелковом платье и накинутой на него легкой шали, продолжала искать Томаса. Наконец она нашла кого-то, кто поведал ей о судьбе мужа, но к этому времени никакой транспорт на север уже не шел, поэтому Марта, несмотря на поздний срок беременности, прошла с тремя детьми почти 35 километров до Брюсселя пешком. Ей пришлось выдержать столь сильный ливень, о котором герцог говорил, что даже в Индии таких не припомнит, но маленькая семья продолжала идти. Путь занял два дня, но завершился счастливо. Марта отыскала в Брюсселе Томаса, который выздоравливал, и на следующий день родила девочку, которую нарекли Ватерлоо Дикон.
Пруссаки тоже поднялись спозаранку. Маршал Блюхер, израненный и разбитый, смог несколько часов поспать на мызе Меллери, неподалеку от Линьи. Его разыскал его собственный штаб, и рано утром состоялось совещание, что же прусской армии теперь делать? Гнейзенау, не доверявший британцам, предлагал отступить на восток, до Рейна и Пруссии, но этот маневр увел бы армию Блюхера еще дальше от союза с Британией и Голландией, а Блюхеру, в отличие от Гнейзенау, нравились и та и другая, и он доверял Веллингтону. Спор вышел коротким. Как бы разумно и обстоятельно ни излагал Гнейзенау свое мнение, он уважал полководческий талант командира и уступил требованиям Блюхера. Армия отошла не на восток, а на север, к Вавру.
Это было, наверное, ключевое решение всех этих четырех дней. Союзники потеряли удобный канал связи по Нивельскому тракту, но оставались сельские дороги, соединявшие Вавр с дорогой на Брюссель. Грунтовые дороги петляли среди полей и пролесков, их пересекали ручьи и речки, однако, отправившись не на восток, а в Вавр, Блюхер сохранил возможность соединиться с армией Веллингтона. Это было смелое решение. Блюхеру должно было быть известно, что французы отправляют дополнительные силы, чтобы ускорить его отступление и пресечь любое движение в сторону Веллингтона, поэтому, двинувшись на север, к Вавру, он очень затруднил себе возможность безопасного отхода на восток. Однако не зря же его прозвали «Маршал Вперед»! Пусть Веллингтон и не пришел к нему на помощь накануне, но старый маршал не бросает своих союзников!
И пруссаки двинулись на север. Капитан Вестфальского эскадрона отмечал, что в войсках царило уныние. Начался
